Тульщина-Орловщина. Ч.2. Одоев и всадник Апокалипсиса
Городок Одоев (ныне ПГТ) в средние века был центром удельного княжества, боевитым, укрепленным, своеобразным, чему способствовало его приграничное положение: с одной стороны Великое княжество Литовское, с другой – Москва. Одоев как будто специально был создан, задуман природой как город-крепость – с севера крутейший 50-метровый когда-то утес (сейчас Соборная гора), с юга – глубокий ров и земляной вал, до пяти тысяч человек могли укрыться в остроге-крепости.
Городок входил в Большую засечную черту, то есть не просто прикрывал границы Московского княжества, но и мыслил себя военным, а не торговым городом, там и служилые люди постоянно находились. До следующего «засечного» города должно быть по правилам не более 40 километров (то расстояние, которое преодолеет лошадь за сутки) – Белев примерно так и расположен. Мощные деревья по всему периметру черты повалены специальным образом, чтобы потрудились завалы разбирать неприятели.
Интересно, что и во времена Второй мировой войны городок был местом активных военных действий, причем весьма специфичных.
Уже 21 декабря 1941 года, ко дню рождения вождя, Одоев был освобожден, и не кем-нибудь, а Конной армией маршала П.А. Белова. Я-то, признаться, считала, что Конная армия в период Великой Отечественной – это несерьезно, какие там лошади против боевой техники? Оказалось – ничего подобного: до 1943 года, примерно, и советская, и немецкая армии имели вполне эффективные и дееспособные конные отряды – они обладали рядом преимуществ, например, маневренностью, и сражались, конечно, не саблями, а шли, например, за танковыми корпусами, как при взятии Одоева.
П.А. Белов оставил об этом событии воспоминания (изданы в 1963 году) – весьма примечательные, в них описал проблемы, с которыми сталкивались профессиональные военные. Не сообщил только, что преступный приказ, приведший к бессмысленным и кровопролитным боям, был дан Г.В. Жуковым. Цитата большая, но замечательная и по сути, и по тону: видно, как осторожничает автор в выборе слов, выражений, и что прячется за этим наружным спокойствием: «Но в то самое время, когда я инструктировал полковника Филимонова, по радио уже летело новое указание, заставившее нас без всяких разумных оснований менять план первого этапа наступления и значительно осложнявшее действия на этом этапе. Новая директива штаба Западного фронта гласила: «Завтра, 21 декабря, в честь рождения товарища Сталина корпус должен овладеть Одоево». Эта короткая, категоричная фраза доставила нам много хлопот. Срывался отдых людей перед трудным и длительным наступлением. Чтобы успеть выйти к Одоеву, полкам надлежало выступать немедленно. Кроме того, нужно было менять боевой приказ, доведенный до частей, когда уже заработали многочисленные пружины сложного корпусного механизма. … Районный центр Тульской области Одоево занимает выгодное для обороны географическое положение: расположен на возвышенности, с которой открывается хороший обзор; крутой берег Упы и глубокие овраги, склоны которых обледенели зимой, делали подступы к Одоеву труднодоступными.
Гитлеровцы превратили поселок в сильный оборонительный узел. Штурмовать его - неизбежно нести значительные потери, расходовать драгоценное время. Мы не собирались делать этого. Дивизии должны были обойти Одоево с юга и с севера и, не задерживаясь, выйти к Оке, захватить мосты. Немцы, чтобы избежать окружения, сами покинули бы Одоево, и мы без лишних потерь уничтожили бы их не в населенном пункте, подготовленном к обороне, а на снежных дорогах, в сугробах. Но приказ надо было выполнять. Я принял компромиссное решение: немедленно двинуть часть сил на Одоево, остальным - продолжать подготовку по прежнему плану». П.А. Белов «За нами Москва» 1963 год. Очень деликатное описание, как мне кажется. Представляю, сколько крови, грязи, мата, проклятий вылилось на снег малюсенького городка, которому даже и городом-то не называли – селом Одоево.
На подступах к Одоеву (Одоево), неподалеку от Соборной горы, стоит «конь бледный» - огромный Всадник Апокалипсиса («и я взглянул, и вот, конь бледный, и на нем всадник, которому имя «смерть»») – именно так эта фигура смотрится с трассы.
Мы с Женей выкатились из автобуса и первое, что увидели, конечно, похоронное бюро – и не одно,
затем церковь и центр – улицу с бегущими нам навстречу весенними талыми, вешними, звенящими водами.
В общем, моментально мы оказались по щиколотку в грязи, и никак, никакими силами эти романтические потоки нельзя было одолеть, обойти, избегнуть. Сии «хляби небесные» вымочили нас до самого основания: в сапогах хлюпало, булькало и тикало, ноги срочно нуждались в резиновых сапогах.
Я со свойственным мне темпераментом флегматика долго сопротивлялась столь жесткому решению проблемы, а Жене пришлось купить – что было, вообще говоря, непросто.
Очень хорошо на нас глядели люди - удивленно несколько, но и деликатно, именно что доброжелательно, а ребята, встретившись взглядом, все здоровались.
Честно скажу, в городке очень хочется зацепиться взглядом за что-то настоящее, есть странное ощущение его присутствия: «здесь точно что-то было», слышу я внутренний голос, но никак, увы.
Взору подсовывают какую-то дешевую замену, фигню, детище «обло, озорно, стозевно и лаяй» – в общем, турбизнеса.
Мать, Кузька и дух святой голубь – филимоновская игрушка – местный бренд.
Ясно, что городок пытались раскрутить как туристический объект – не вышло, о тех временах напоминают выцветшие фотографии прямо на трассе – мы их рассмотрели все.
В Википедии вычитываем фразы про туристический потенциал Одоева – и форма, и содержание самые развесистые. «Зона «прикосновения к традиции» — возможность приобщиться к бытованию различных слоев населения, в т.ч. праздникам (народные гуляния, так и к ремеслам (мастер-классы)». Понятно, что на реконструкцию хотя бы главной площади нет ни денег, ни сил – но смотрится она, как ни странно, живее, пронзительнее всех прожектов, придумок, всей этой клюквы.
Музейные экспозиции советского времени и способы оформления «залов» давно стали культурным феноменом, они сами просятся в состав более общей экспозиции, но мне все это очень нравится, я чувствую себя в краеведческих музеях легко, свободно, как будто листаю старый семейный альбом, вижу там засохший лист, письмо, квитанцию лохматого года. С хорошим чувством вдыхаю пыль. Слава Богу, здесь нет ни портретов Сталина в центре, ни Путина – все корректно, честно по возможности, мило.
Смотрительница музея вызывает нам такси – к сожалению, об эти поры нечего и думать дойти до знаменитого, восстановленного Богородице-Рождественского Анастасовского монастыря пешком. Он расположен километрах в трех-четырех от музея, на другой стороны реки Упы. Богородице-Рождественская церковь (1669-1675гг) была в тридцатые годы полностью разрушена,
сейчас восстановлена и даже частично расписана.
Расписана неважно, на мой взгляд, в стиле подсохшей карамели, но и ничего так.