Тульщина - Орловщина. Ч.5. Болхов - город-солнце (2)
В Болхове мы чувствовали себя легко, свободно и во многом потому, что встречали людей открытых, расположенных поговорить без назойливости, просто мы волей-неволей оказывались в центре коммуникации.
В самом, пожалуй, красивом храме Болхова – Свято-Троицком, нам поведали историю об о. Василии Ермакове, настоятеле храма на питерском Серафимовском кладбище, об его влиянии на паству, наказе переселиться в Болхов некоторым прихожанам, в том числе и нашей собеседнице. Церковь расписана «Оленькой» недавно (после 2014 года). Закончила она работу, посмотрела и призналась, что все бы переписала иначе, если б заново взялась (со слов нашей рассказчицы). Оленька – это Ольга Никитина, муж – Михаил Никитин – орловские живописцы. Мне очень понравилась роспись, честное слово, и я совсем не хочу критиковать, просто покажу те снимки, что лучше всего получились (на Яндекс-диске больше).
Иконостас сложный – он состоит из икон, отпечатанных на ткани. Как только у церкви появляется возможность заменить репринтную икону настоящей, писаной, она тут же занимает свое место в иконостасе. В главном соборе – Свято-Преображенском, тоже есть интерьеры – интересные, вот эту икону я где-то видела, не могу вспомнить, где.
В Оптин монастырь, расположенный на окраине, мы шли трудно, но признались друг другу, что оно того стоило.
В обители никого нет, храм закрыт, а в нем, между прочим, чудотворная икона, Тихвинская.
Два мужичка дорожки лопатами пропирают, ну и разговорились. «Из Санкт-Петербурга? Из центра пешком пришли? Да что там неудобного, постучите в дверь, монахини, наверное, после службы отдыхают. Четыре женщины – где им справится, вот мы чем можем и помогаем. Ладно, сам пойду постучу».
И выходит к нам навстречу инокиня – уставшая, молчаливая. «Ничего, только что служба кончилась». Открывает дверь храма – там иконостас, современный, репринтный, как мне показалось. Икона чудотворная в великолепной ризе – его вышивала питерская женщина несколько лет. Монахиня (увы, она не представилась) вначале сдержанно передает нам информацию, какую считает нужной (обычные сведения по истории монастыря), затем все больше воодушевляется, а когда понимает, что перед нею учителя, общается с нами просто, как с собеседниками-единомышленниками, но дистанцию держит, сказывается, видимо, лекторская закалка. Итак, несколько историй из полуторачасового рассказа.
В Болхове, конечно, был местный юродивый, блаженный, он «видел истину»: во время войны у женщины умирал сын, видимо, экзема, весь покрылся коростой. Мать обещала вышить покров, если мальчик выживет, и, конечно, забыла об обете. И вот встречает она на дороге блаженного, а тот грязную тряпицу ей в руки. Женщина – в церковь, совета спрашивает. «А ты ничего Богу не обещала? - Ох, да» Вспомнила женщина, и приступила к многолетней работе. Так и люди (наша рассказчица безусловно итожит, обобщает каждый рассказ) встают перед иконой: вот я, помоги. «Я-то здесь, а ты-то кто?» - есть ему ответ.
В окрестностях Болхова проходили страшные бои – солдат кинули в наступление, к которому они были явно не готовы, и 100 тысяч человек лежат здесь, в «Долине смерти», в братских могилах, на этом месте расположен Кривцовский мемориал, бойцов никто официально и не вспоминал: уж больно негероическая смерть, ведь наступление сорвалось.
Там же лежит генерал В.Н. Лавров, герой Балканской войны, ещё в конце 19 века он был похоронен в своём имении с почестями, жена везла его тело сюда через всю Европу, с Балкан. В Советские времена, в 1932 году комиссар надумал вскрыть могилу - по легенде вместе с генералом была похоронена золотая сабля, наградное оружие. Несколько мальчишек взялись помогать и вскрыли гроб – генерал лежал нетленный и шевелил шикарными усами.
Сабли при нем не было. Мальчишки дико испугались и выбросить тело в реку согласно приказу не решились. Прикопали на берегу, в земле. («Совесть – она у каждого есть, даже в безбожные времена»). В новейшие времена балканские гости (в Софии Василий Николаевич Лавров – национальный герой, его именем названа улица) попросили останки генерала для перезахоронения у себя. У советских собственная гордость – подать сюда останки! Ан нету, выкинули в тридцатых годах. К счастью, один из мальчиков был еще жив и показал место, куда они с другом тогда закопали тело. Генерала вырыли и перезахоронили с почестями.
Но более всего радовалась наша рассказчица явным успехам своего дела – воспитания детишек в Православном приюте г. Болхова. Дети до четвертого класса учатся там же, а потом ходят в городскую школу, очень хорошую, с сильным составом учителей.
Это дети неблагополучных родителей со всего Болховского, а то и Орловского районов, но важно то, что воспитанники не теряют с ними связь, и на выходные, на праздники могут вернуться домой, если родители в состоянии их принять. Долго нас убеждала инокиня в том, насколько важно не терять родителей, иметь возможность любить их, хоть и на расстоянии. Дети, конечно, разные, есть и совсем запущенные, некоторых не кормили днями, не одевали, не водили гулять, но всех там любят, со всеми разговаривают. Лично глава епархии курирует приют и приезжает туда изредка. Однажды он взял самого злостного с собой в машину (объяснив тем, что тот его однофамилец) и весь день возил с собой, по всем епископским делам, со службами, трапезами, разговаривал с ним с утра до вечера, а потом сам назад привез. Вернулся мальчонка другим человеком, сейчас книжки читает, хочет стать священником, таким же, как о. (не помню имени, увы). Какая-то лесковская история, честное слово. Другой парнишка на вопрос, кем хочешь стать, сообщил, что сначала танкистом, а потом священником. Тут же ему рассказали про капеллана, и он призадумался. "Знаю, есть приюты, в которых с религиозным воспитание жестко, - у нас нет. Пост дети соблюдают по желанию. Хочешь постится - ешь рыбу, не хочешь - ешь мясо". И отвратные эти вепеэры (обязательны контрольные работы, которыми развлекается наше Министерство образования) приютские дети написали лучше, чем городские! Видно, что наша рассказчица готова была долго, со сдержанной радостью рисовать образы своих воспитанников, говорить о них, думать, надеяться. С финансированием в последнее время не очень, увы (конечно, Приют держится спонсорской поддержкой, весь город как может помогает, но последнее время ресурсы иссякают).
Долго мы разговаривали, и общение доставило нам настоящую, большую радость.
Последний пункт моего рассказа о Болхове – Краеведческий музей. Он создан, я бы сказала, не без юмора. Не прямого, не открытого, он проявляется в особой интенции, трудно уловимой, но в конце концов опознаваемой. Вот стенд грамот и посередине – фотография.
Удивила и порадовала общая идея: история – это не только предания старины глубокой, не бивни мамонта и первые гвозди, а наследие последних лет, живая память.
Множество фотографий – и это верное решение: интересно вглядываться в лица, а не скорлупки, в позы, «читать» постановочные фотографии.
Поразительна картина советского времени – двадцатых, что ли, годов – ясно же, что это выносная икона.
Неужели на самом деле такая замена была в реальности возможна – не придумал же этот «крестный ход» художник? В общем, очень мы остались довольны Болховом – городков такой сохранности и такой самодостаточности я знаю в России немного.