Поволжье хмурым мартом. Ч.4. На улицах Саратова (1).

В Балаково мы заехали из Хвалынска на бла-бла-каре, оттуда через 3 – 3, 5 часа на нем же в Саратов – это не составило никакой проблемы: трафик интенсивный, народ перемещается беспрерывно, с деловитой сосредоточенностью, никакой саратовской глуши, области, куда отправляли незадачливых дочерей московские тузы, мы не увидели.

Балаково – богатый, тучный в прошлом городок, населенный ещё и староверами-купцами, они где-то с 1905 года наконец вышли на легальное положение после указа о свободе вероисповеданий и значительные свои капиталы стали вкладывать не только в бизнес, но и в строительство, не только частное, но и культовое. Есть даже термин «старообрядческий модерн», в Москве, например, можно сочинить цельную экскурсию.
Модерн и в столицах недешев, а ведущие зодчие, такие, например, как Шехтель, Щусев и др. полны желания воплотить свои смутные мечты о национальном стиле, национальном духе, исконном, архаичном, не консервативно-православном, в новые интересные формы. И купцы тоже не лыком шиты – они диктуют самым дорогим архитекторам свои правила, дают четкие указания, знают, чего хотят. И мы поехали в Балаково прежде всего смотреть Троицкую церковь, построенную на деньги миллионеров-старообрядцев Мальцевых (1906 – 12) самим мэтром Шехтелем.

Заодно мы желали посмотреть старый центр города, он почему-то представлялся мне богатым и представительным, оригинальным тож. С самого утра начал накрапывать дождь, который превратился днем в слякотный ливень, необычайно мокрый, исключительно холодный. Виды из машины привлекают – длинные решетчатые мосты, дамба, широченные разливы Волги – там бы и остаться, в машине, но культура зовет, манит, можно сказать. И вот.

Дело в том, что с постройкой саратовской ГЭС старый город оказался на острове и довольно быстро потерял не только промышленное, торговое значение, но и перестал быть престижным для проживания местом, сейчас это тусклая окраина Балакова. Первый объект, к которому мы стремились – дом Шмидта (1911). Вылинял и обветшал, никому не нужен, похож на обнищавшего плешивого капиталиста-миллионщика, жалок.

Далее – по Советской улице выходим на Топоринскую, оттуда на Коммунистическую – остатки исторического центра и блочные пятиэтажки – вперемешку, здания советского времени смотрятся дылдами – застройка одно-двухэтажная.

На главной магистрали – Коммунистической улице все-таки выдающееся уныние: улица широка, это настоящая магистраль большого города, она обрамлена низкими покосившимися домиками, покоцанными деревьями – жизнь отсюда вывелась или приняла в 90-е годы странные формы.

Дом миллионщика Писия Мальцевых как-то ещё выглядит,

отреставрирована и знаменитая Троицкая церковь. Она хороша – напоминает и Коломенскую, и другие шатровые сооружения, но здесь, выдернутая их контекста, посередь облагороженного пустыря, смотрится неприкаянной.

И дождь – он умудрился вымочить всё, даже, казалось, стены собора остыли и намокли, серый вспученный асфальт пропитался мокрым снегом и холодной серой грязью. Уехали на бла-бла-каре, не чуя под собой ног и колес.
И вот, наконец, он – Саратов. Солидный город – сразу видно, холеный, представительный. Мы остановились в довольно стремном хостеле в центре и сразу вышли гулять – здесь все располагает к прогулкам, неспешным и обстоятельным. Горы снега, но аккуратно собранного, улицы поперек себя шире и сохранная историческая среда, солидней, чем в Самаре, мощнее, респектабельнее.

Удивил нас литературоцентризм саратовской среды. Любое достойное внимания здание облагораживает табличка с разъяснениями – кто здесь, когда и почему; без преувеличения, в центре такие таблички едва ли не на каждом здании – скучать не приходится, мы без конца повышаем свой культурный уровень.

Таблички, конечно, соответствуют году «издания»: в советские времена Короленко, в сравнении с матерым Чернышевским, – просто «писатель», и говорить не о чем.
Подчас натыкаешься на едва ли не революционные современные переименования.

Культовых заведений немного – этим все поволжские города меня удивили: в центральной России и восстановленных, и строящихся церквей куда как больше.
В центре, на Соборной площади, вот такой а-ля-рюс.

Внутри – васнецовский терем: темно, потолки низкие, «Засветила богу свечку,// Затопила жарко печку».

Самый ранний по времени строительства храм в Старом городе – Свято Троицкий Кафедральный.

Выходим к Волге – она здесь уже почти вскрылась, созерцаем длиннющий мост – красив, один из самых протяженных в Европе.

Набережная сооружалась в советское время, она трехъярусная, но скучная, как-то украшена – на высоком холме над ней здания – тоже советского времени.

Одиноко и неприкаянно смотрится ротонда – ни к селу ни к городу.

На спуске – статуя Городового. Образ Городового русской литературой безнадежно исперчен – это фигура прежде всего комическая, и статуя вполне вписывается в традицию,

однако история призвана разрушить стереотип: влюбленный в свой город человек вложил все свои деньги в обустройство водопровода: из Волги по специальным трубам вода поступала в сад Липки.
Я честно пыталась прочитать произведение К. Федина «Первые радости» (1943 – 45)- не смогла дочитать: все-таки есть книги, которые устаревают безнадежно, несмотря на приличный, хоть и бесцветный слог и старательно сочиненный сюжет с бомбистами, институтками и местной топонимикой – скулы от скуки сводит.

Гораздо интереснее показался плохонький детектив Глебовой «Санный след». Там все – не стоит пересказа, но важно одно: судя по всему, (и по рассказу Чехова, и по роману Федина), в начале века 20 века театр в Саратове был центром общественной жизни, именно там случались криминальные драмы, там блистала культурная элита, там обманывали прелестных девушек жестокие сексуальные садисты. К сожалению, прежнего здания театра, того, с крутыми лестницами, задворками, того, где Анна Сергеевна читала отповедь Гурову, уже нет. На смену ему в советские времена был выстроен современный театр,

в котором начинал свою деятельность Олег Табаков,

здесь же, в Саратове, учился Олег Янковский. Вокруг Театральной площади – центр общественной жизни – здесь пещерная пионерия,

и разного рода учебные заведения.

Есть в городе и Шехтель – он свое детство и сиротливое отрочество провел в Саратове.

И модерн – есть красивый.

Есть интересные детали.

Пошли по главной пешеходной улице, проспекту Кирова, – очень хорошо, наконец-то весна сжалилась над нами, раскрыла зонтик и выключила на время ветер. Идем мимо Консерватории,

мимо феерического огромного дома, выстроенного, видимо, в советское время

и, наконец, я вспоминаю саратовскую песню из фильма «Дело было в Пенькове». Вот он, фонарь золотой на улице Саратова, под ним один из холостых парней, но любит главная героиня не такого, а женатого.

Песня прекрасна, она почти в лубочной сниженной манере представляет нам классицистическую драму о борьбе чувства и долга; этакой Федрой сильная девушка сетует на судьбу – она зачем-то вовлекла её в заведомо безнадежную историю, которая не имеет выхода, как песня – финала. Тут же неподалеку, видимо, исполнитель.

Продвигаемся в сторону рынка – он прекрасен как песня; торговый модерн, как мост, как вокзал, как храм торговли – изящен, строг и соразмерен: торговля, по мысли зодчего, – благородное дело.

Скульптура в стилистике «Кубанских казаков» здесь лишняя, ей-богу!

Рыбные ряды пестрят карасями, карпами, жерехами, сомами да лещами, но нас в хостеле ждет линь горячего копчения да пара вяленых сорог. Хватит. Следующий пост – Соколовая гора в Саратове, музей Чернышевского и город Энгельс.