Сербия. Часть первая или что-то вроде Введения.
Перед тем как начать повествование, трижды оправдаюсь перед добрыми моими друзьями, френдами и просто прохожими.
Не думаю, что сумею я уместить рассказ свой в рамки единой картины, вряд ли она потом будет радовать глаз стройностью композиции, четкостью акцентов и глубиной постижения реальности.
Сердечно благодарю всех, кто откликнулся на мою просьбу и поделился информацией о Сербии, советами и просто добрым участием. Им и адресовано второе моё «прости»: некоторые разъяснения искусствоведческого характера наверняка покажутся им тривиальными, наивными и в любом случае непрофессиональными. И тем не менее, учитывая разнообразие моей аудитории, не без трепета намереваюсь я комментировать словосочетания вроде «палеологовский ренессанс», «сербо-моравский стиль» и другие. Надеюсь, специалисты корректно поправят меня если что. И, наконец, фотки могли бы быть и получше. Итак, за полгода бронировали мы перелёт Санкт-Петербург - Белград (Люфтганзой) с пересадкой в Мюнхене, и стоило это 7 800 туда и обратно.
В аэропорту столицы Баварии мы сумели рассмешить даже невозмутимых немецких таможенников. Купив в питерском Дьюти-фри бутылку виски, мы, естественно, возжелали скрасить ею пятичасовое ожидание рейса, в первом самолете чуть отпили и потопали себе в зону досмотра. Ан нет, сказали нам милые мюнхенские дяденьки и тетеньки в форменных одеждах: нельзя. Развернув приготовленную дома курицу, они страшно развеселились: «Ну да, это у них завтрак такой – виски и курица, то, что надо женщинам в 6 часов утра». (В Европе время отмоталось на три часа назад). Добрая женщина протянула мне и Арине бутылку с недопитым виски, предлагая быстро дохлебать содержимое. Нет, мы отказались, вызвав тем самым ещё одну волну неслужебного энтузиазма.
В Белграде мы поменяли евры на динары в автомате аэропорта (справедливо боялись, что в воскресенье обменники будут закрыты) и покатились на автобусе на ж/д вокзал (автовокзал находится рядом, автобус из аэропорта прямо до них и катит).
Железные дороги Сербии знамениты свой совершеннейшей архаичностью. Во-первых, поезда тяжелы, огромны и неповоротливы как танки времён Первой мировой, во-вторых, они ползут со скоростью улиток, изредка прилепляясь к какому-нибудь столбу. Опоздание – национальная традиция, полчаса вообще не считается, никто даже внимания не обратит. На каждой станции смотритель с фонарем и молоточком выходит к поезду и свистит, знаменуя тем самым отправление состава.
Если бы не семь часов скрипучего, шипучего и бухающего хода Белград – Приеполье (в 15. 25 отправление), мы умилились бы этому дедушке европейской железной дороги. Кстати, остановок там не объявляют, а схемы движения нет и в помине (из благ – только туалет). Поэтому стоит время от времени спрашивать «Приеполье – Милишева» и – брови домиком, и улыбка. Поезд идёт дальше, так что не советую зевать.
Наконец в районе половины одиннадцатого вечера (для сербской провинции – невероятная позднь) мы выкатились из поезда и побрели к смотрителю станции. Он так обрадовался, увидев русских, что, не, сдерживая эмоций, попытался втолковать нам всю информацию о поездах, проходящих через его полустанок. Этот человек почему-то считал, что знает русский язык. Наконец, поняв правильное направление (не совершайте наших ошибок: «право» – это «прямо»), мы пошагали к отелю «Милешева», что в 200, примерно, метрах от станции через мост и налево. Примерно по 17 евро с носа стоили нам два двухместных номера с завтраком. Наутро – несколько евро за такси до монастыря и обратно (не стоит проделывать этот путь пешком – километров пять вверх по извилистой трассе). В храме – служба, в маленькой церкви стоят люди, территория выглядит обжитой и ухоженной, несмотря на отдаленность обители. Мы удивились, услышав речь священника и пение хора – оказалось, что она понятна нам лучше, чем разговорный язык. И тут до нас дошло: Кирилл и Мефодий, создавая свою азбуку, ориентировались, в том числе, и на этот самый моравский диалект, только на Руси язык стал книжным, богослужебным, а на улицах Сербии мы слышим подобие «старославянского разговорного». (Уже после, читая на стенах граффити, я испытывала невинную лингвистическую радость, вспоминая историческую грамматику).
