По следам Болдинской осени. Ч.3. Алатырь.
Идем по главной, Московской, улице, по пути встречаем реликты советской и постсоветской истории.
Как Алексею Максимычу эту дырочку в левом боку проделали, понять не могу.
Детская площадка поновее, народ с эффектом галлюциногенных грибов, явно, уже знаком.
Подходим к Воздвиженской церкви (1826 год) – она очень хороша, лирична, стройна.
Обходим, оказываемся на площади перед стадионом, и видим.
Да, я вспоминаю сведения из инета: на этом месте было городское кладбище, и церковь, в которой проводились отпевания, в народе называлась Кладбищенской. Захоронения срыли, видимо, в середине 30-х - 60 -х гг. при строительстве военных складов. Что-то перевернулось в душе, когда заметили мы у подножия креста маленькую табличку.
Васильев Алешенька, 1975. Сразу представилась нам мать, которая похоронила своего Алешеньку на на месте старого кладбища, запомнила место, где он лежал, а потом парк здесь разбили, и приходила сюда на дорожки, плиткой выложенные, и стояла здесь подолгу.
А потом разрешили крестик поставить, да вырос он, крест в напоминание обо всех умерших, раскатанных катком советской власти. Что ни говори, а нынешняя власть получше той будет. Может быть, история возникновения этой таблички совсем другая, но по силе воздействия она не сравнится для меня ни с мемориальными комплексами, ни со стелами памяти.
И не могу я до сих пор понять, что двигало сознанием людей, принявших решение о снесении кладбища в целях благоустройства района (наверняка что-нибудь в этом роде), о строительстве завода в самом центре города, для чего пришлось расчистить главную, самую красивую площадь, снести самые крепкие и богатые дома.
Что это, окаянство или душевная тупость? Я могу понять даже баталии 20 – 30 годов: «Мы наш, мы новый мир построим, до основания … разрушим». Стихия революции или бесовщина, идеализм или кровожадная жестокость – всё это моему разумению подвластно, но «чистка» Алатыря – дела гораздо более поздние, когда бури поутихли, убивать подустали, трагедии остались в прошлом. Началась эпоха будничного страха перед начальством и эмоциональной глухоты. На заводах Алатыря, расположенных на площади Октябрьской революции, в 70 – 80 годы производят все, что нужно; после работы здоровый дух укрепляют в здоровом теле на стадионе, что на месте кладбища. Всё слаженно работает, общественное благополучие укрепляется, а глухота все глуше, а краски все серее.
Жаль, конечно, женщину в парке, плачет всё, ходит, говорят, ребенок её здесь похоронен был? Ну, что ж поделаешь, Алатырю стадион нужен да монумент воинам, павшим в боях, – всё в воспитательных целях. Как-то так, что ли, дело было.
/Окончание следует/