Мая Масква
Я любила Москву – с детства, с Новогодних елок в Кремле и в Лужниках, куда меня почему-то возили родственники, с красных звезд на Спасской башне, Демона в Третьяковской галерее, с Рабочего и Колхозницы на ВДНХ. Я продолжала любить Москву и в юности, не понимая исконного питерского снобизма по отношению к Порфироносной вдове. Восприятие родного города менялось довольно сильно – от юношеской влюбленности, глубокого постижения до горького разочарования и шаткого примирения. Москва для меня не менялась никогда, и за те 20 с лишним лет, что я её не видела, все осталось по-прежнему, как «тогда»: это я, в тяжелом драповом пальто, вязанной мамой шапке из собачьей шерсти слушаю бой курантов и прижимаю к себе пластмассовую Спасскую башню, наполненную конфетами; это я в скороходовских кедах брожу по музею кладбищенской скульптуры в Донском монастыре; я ищу на новой карте Москвы площадь Ногина.
Слава Богу, представления о красоте как симметрии, единообразии, сдержанности форм пришли ко мне позже, с постижением классицистического Петербурга. Как пришли, так и ушли. В детстве меня нисколько не смущало соседство Высотки и древнего храма, звезд и крестов на одной воздушной линии, стихийный характер застройки, шум, скрежет, тихие дворики и светлые новостройки. Только храм Василия Блаженного не нравился никогда – сухой, ненастоящий, не радовал он меня ни в детстве, ни сейчас, летом 2013.
Вижу, как гостеприимно, радушно Москва приняла и сомнительные лужковские новоделы, и восстановленное Царицыно, новые бизнес-центры на месте московских домишек - да, это в её «характере».
Нет, я, конечно, вместе с москвичами оплакиваю гибель старых кварталов, слобод, безусловно сочувствую деятельности Архнадзора, но для меня, немосквички, столица всегда была такой – радушной, немного неопрятной, неопределенного возраста женщиной, необычайно деятельной и всё равно очень красивой.
Москва – это город для жизни, и этим он напоминает мне Париж. В Москве, например, я спокойно могу перекусить на лавочке, на лужайке в парке, на поребрике /пардон, бордюре/, а в Питере мне трудно такое представить – атмосфера не располагает. И все же Париж – не Москва: там – расслабленный праздник, который всегда…, здесь - деловые будни, причем в любой день недели.
Всем порадовала меня столица в этот раз, кроме одного: озадачил уровень деловитой агрессии.
Её довольно трудно формализовать, понять, из каких флюидов связывается эта атмосфера. Приведу пример: мы с нашими замечательными друзьями проезжаем мимо церкви Покрова, что в Рубцово. Вечер, но не поздний, за оградой людей не видать: закрыто? Листва мешает разглядеть объект, и я, не долго (то есть совсем) не думая, лезу в дыру в решетке. Спокойно обхожу храм, встречаюсь со смотрителем, хмурым дядечкой, позволившим мне, все же, сделать пару фоток.
Вылезаю и вижу чуть не драку: на моих спутников наседают три молодых человека, один из них явно «заводится». Суть их претензий в том, что я совершила противоправный поступок с какой-то, скорее всего, криминальной целью. Убедить их в том, что я девушка приличная, было довольно трудно. Собственно, проявленная бдительность , возможно, достойна похвалы, но постоянная готовность к склокам, нервозность чувствуется в атмосфере московских улиц. В Питере то ли пофигизма больше, то ли спокойствия, но общий эмоциональный фон значительно легче.
Так получилось, что начали мы прогулку по Москве в 6 часов утра, на Чистопрудном бульваре и пошли себе дальше, по бульварам и направо, до Китай-города.
Лето. Воздух тих и прозрачен. Наше воображение вызывает образы русских поэтов: Пушкин, Цветаева с одной стороны, горы мусора, спящие бомжи - с другой.
Я не очень чувствительна к грязи, но в Москве все язвы нашего общества – в прямом и переносном смысле этого слова – представлены ярко.
В ранней юности, лет этак в 20, меня впервые подвели к церкви Троицы на Никитниках – и я обомлела: такого в нашем туманном Петербурге я не видела. Удивляло меня всё: и само узорочье храма, предвосхитившее знаменитое Московское или Нарышкинское барокко, и соседство его с модерновым правительственным зданием, и эффект спичечного коробка - с трех сторон храм прижат почти вплотную к стенам, да и с четвертой не очень-то разгуляешься, чтобы его посмотреть.
Вообще путь к раз навсегда покорившему меня объекту всякий раз, приезжая в Москву (до 24 лет регулярно), я находила по запаху. Вылезешь на площадь Ногина, вытянешься как суррикат и – прыг опять в нору – к другому выходу. Потом запах из столовой ЦК КПСС подскажет – верной дорогой идете, товарисч! Спрашивать бесполезно, это московская «примочка» - не только названий престолов церквей, улиц не знает никто, но ближайших ориентиров, вроде станции метро, разве что пятый по счету человек подскажет. Так вот она, за углом, красавица!
Вообще панорамы – не московское дело, как-то и раньше они меня не вдохновляли, а теперь на месте бывших пустот – то Петр церетелевский, то ХСС нарисуются – не радуют, в общем. Ну, есть, конечно, и открыточные виды, они доставляют.
Дошли до Китай-города, затем к Красной площади, огороженной в преддверии 12 июня, в какой-то забегаловке подслушали разговор группки молодцев, обсуждавших свои действия в случае разгона полицией, причем, по лицам было неясно, «честные» это люди или, например, запланированные провокаторы.
Изрядно заинтригованные, потащились к Новодевичьему монастырю, не без опаски, ибо я помню его музеем, где все можно, а как оно там с РПЦ-объектом, непонятно. Успокоились. Ходили везде, даже в храм смотреть, вспоминая Хоботова, фрески. Экспозиции музеев нам изрядно бедными показались, но любопытными, особенно зал, посвященный игуменье Серафиме (Черной).
Не знаю, есть ли на свете человек, который не залыбится при виде нарышкинского барокко? Даже наш главный скептик Женя, почему-то чуть не впервые побывавшая в столице, после осмотре церкви в Кадашах заявила, что таки да, в этой Москве есть чего посмотреть.
Третьяковка – в этот раз только отдел Древнерусской живописи (я там впервые). Есть такие произведения искусства, которые абсолютно равны хорошим репродукциям: восприятие ничего не добавляет, но и не убавляет. Есть картины, иконы – они значительнее любой копии – таковы для меня «Деисусы» Андрея Рублева, такова Владимирская. Увы, я расстроилась, меня «разочаровала» знаменитая и безусловно великая «Троица» - я так её и представляла, ровно так вот. В древнерусском отделе мы встретили самого
_corso_ ! Он так здорово рассказывал что-то двум девушкам-искусствоведам, что мы невольно развесили уши, но подойти постеснялись. Сорsо, как человек чувствительный, изредка ежился и поводил спиной под нашими невольными, но и пронзительными взглядами, а мы в конце концов из вежливости перестали его преследовать.
На следующий день приехали в Царицыно – полюбопытствовать. Всё – так, как пишут: смесь неоготики, Диснейленда, отелей де Вилль и конюшен.
В целом, видно, что место это москвичи любят: и на лужайках посидеть, и хорошую музыку послушать, фонтанам порадоваться, расслабиться, в общем.
Вечером нас ждало шикарное шоу – автопрогулка по вечерней Москве с элементами квеста и конкура, в сопровождении Оли и Сережи - нашего водителя и гида. Сережа здорово знает Москву, и столица проносилась перед нашими глазами горбясь и распрямляясь, заостряя углы и раскидывая новостройки. Иногда мы останавливались в очень тихих местах.
Сережа знает Москву не только как эрудит-любитель, но и как кемел-профи-шофер, то есть сочетая «точечное» и «пространственное» мышление. В общем, нам очень повезло, такой экскурсии я ещё от жизни не получала.
Надо сказать, что за те 20 с лишним лет, что я не была в Москве, во мне все же что-то изменилось. Я полюбила модерн, сначала Северный – он под рукой, потом Московский, он «теплый» – его я видела только на картинках и видеофильмах. В полутьме, а затем в темноте под фонарями он смотрелся волшебно. Дом Носова (Кекушев). Особняк Рябушинского (Шехтель).
Дом Мельникова показывают через проломленную для фотоаппаратов дыру.
Очень смешные и загадошные барельефы на доме рядом. Русские писатели, поэты изображены в фривольных позах.
Особенно досталось, как нам показалось, графу Льву Николаевичу.
Про историю дома мы почитали и удивились, что никакого отношения к борделю он не имеет. Уже ночью помчались по пустой Москве домой.
Последний день – моя давняя любовь – Андронников монастырь. Там все по-прежнему, все спокойно.
