Венеция. Часть третья.
«Я всегда считал, что раз Дух Божий носился над водою, вода должна была его отражать».
И. Бродский. Набережная неисцелимых
К сожалению, весь третий и часть четвертого дня в Венеции лил проливной дождь, и хоть физиология наша петербургская была вполне к нему приспособлена, одежда оказалась не очень. Ноги мокрые, дешевые зонтики ломаются, куртки толком не просушить. Но ничего – дождь в Венеции вполне органичен городскому пространству, на нас дохнуло Петербургом.
Мы к третьему дню уже очень уверенно передвигались по Венеции, заходили в храмы, которые можно читать как книгу, невероятно увлекательную, отмечали разные диковинки на улицах: лодочные гаражи в доме, «подплывы» к домам, необычные барельефы.
Удивительно то, что этот город вообще существует, такого города не может быть на земле, но он есть, и живет, и работает, и пьет вино, и выгуливает собачек, и все в нем «как у людей», и все в нем – Vita!
И, вместе с тем, ощущается в городе и сладковатый запах тления, умирания, ухода. Кажется мне (как и Томасу Манну, впрочем), что в Венеции совсем не страшно умирать, точнее, здесь не чувствуется грани между жизнью и смертью. Из небольшого домика выплывает лодка, идет по своему родному, домашнему каналу, например, по Fond. S Sebastiano,
затем по Canale della Giudecca мимо набережной Неисцелимых,
Этот путь должен быть легким и плавным – как воды Венеции.
Из окон витрин смотрят на нас маски,
они же продаются на всех углах города – да, венецианцы с 16 века, с барочной культурой полюбили игры со смертью, ведь ряжение – это всегда то самое. Венеция не произвела на меня впечатления города-праздника, карнавальных эмоций на лицах горожан или гостей города я не наблюдала, но ощущение легкости перехода из жизни в смерть не оставляло меня никогда.
На набережной у церкви мы видим довольно большую группу людей – и из соседних дворов они все прибывают. Куда спешат эти люди – на похороны или на концерт? Понять это было абсолютно невозможно.
Чем ближе смерть – тем острее ощущение жизни, а в Венеции все это рядом, и писатели ничего не придумали – так оно и есть.
Теперь, когда я вижу на старинных гравюрах Город, я понимаю, что это – Венеция, открытый и одновременно замкнутый мир, в котором хочется жить и умереть.