April 9, 2015

Умбрия. Перуджа

По Перуджии мы ходили в солнечный день: 29 марта, воскресение, праздник Входа Господня в Иерусалим. В руках у горожан ветки оливы, рано утром колокольный перезвон зовет к мессе. Очень тихо, спокойно, очень провинциально идут, текут, даже бегут перуджийцы по каменным улочкам своего города, иногда выныривая к панорамам, от которых дух вовсе не захватывает, а, скорее, радуется.

Перуджа – это остров в умбрийских долинах и взгорьях, и все его улочки довольно скоро выплескиваются к просторам природного мира.

Нет в Перуджии мировых шедевров, но есть другое – гармония «города и деревни»: тихое обаяние провинции и все возможные реплики большого города: римские арки, огромные соборы, большие площади с фонтаном, крепостные укрепления, Университет, молодежь, супермаркеты.

И люди здесь каких-то бежевых оттенков, и собачки все палевых тонов – Перуджа мне кажется очень уютным, пригодным для спокойной жизни городом. И недорогим, что немаловажно: не случайно мы дважды здесь встретили русских эмигрантов, с видимым удовольствием говорящих на родном языке: «Девчонки, куда вы?»

В воздухе разлиты спокойствие и благодать, вот-вот запахнет лимоном и лавром. "Амиго? - слышится голос за дверью церкви. - Падре," - отвечает святой отец.

Удивительное дело, но это впечатление никак не согласуется с воинственным прошлым городка: в то время, как по всем итальянским землям поутихли распри и кровавая резня, здесь ещё долго с усердием мочили друг друга представители разных кланов, любили, предавали и прощали. Перуджа, как я уже говорила, из-за месторасположения своего была практически неприступным городом, врагам давала отпор исправно, но внутри городских стен страсти рвались в клочья.

Так однажды муж из семейства Больони взревновал свою жену (беспочвенно) и примкнул ночью к заговорщикам, которые быстро перерезали всех Больони, собравшихся в одном месте по случаю свадьбы кого-то из членов рода. Муж раскаялся, но был проклят своими родственниками, матерью и женой тоже.
Чтили в городе святого Бернардина Сиенского, и когда он приходил в Перуджу, распри затихали, все каялись, «никогда, мол, больше», какое-то время крепились, но потом – опять: кто-то на ногу наступит, обзовет, задразнит, ну, как в «Ромео и Джульетте». Я как-то так все это себе представляю. На месте пребывания святого Бернардина воздвигли Ораторию святого Бернардина – едва ли не самое красивое здание в Перудже.

Древние храмы такой изысканностью не отличались: базилика, скромный фасад, и ничего. Собор св. Доменика.

Сильное впечатление произвела на нас церковь Сан-Микеле или Сан Анжело. Она совсем древняя, 5, что ли, века, с явным дыханием эллинизма, а основания колонн у неё и вовсе доисторическое – д.н.э. Кое-где сохранились и фрески – 13, вроде бы, века.

У церкви очаровательная зеленая лужайка, и мы не удержались: сняли обувь и помяли травку, походили по ней, полежали, блаженствуя – чистое наслаждение, незамутненное, как слеза младенца.

Кстати сказать, у меня приличный артрит, к сожалению. И в досточтимой Венеции, особенно в дождь, мне было так себе, прямо скажем, но стоило мне ступить на перуджийскую землю, пробежаться по ней с рюкзаком строго вверх три с лишним километра, и я совершенно спокойно наутро встала на ноги. Отряхнулась как дворовый пес и поскакала по городу как ни в чем не бывало. Климат! Гришка – аллергик, так что в храмах он сразу начинает чихать – реакция на моющее средство, особенно он производил впечатление в больших кафедральных соборах с раскидистым эхом. Так вот, в перуджийских местах, в Умбрии на природе он был очень даже ничего, заговаривал о том, а не пожить ли тут, уж очень хорошо на солнышке да на травке в конце марта.

Пошли мы от Сан-Микеле дальше по Перудже и подивились разнообразию этого города – все здесь есть: и садики, зеленые дворики, и суровое мрачное Средневековье, и ренессансная прелесть, и большие площади, и узкие улочки, и природа, и камень, и простор, и средневековая теснота.

В общем, готова признаться: я с вами, неисцелимые, я фанат Италии. Не жить, конечно, мой дом – здесь, в Петербурге, в осенней русской провинции, но приезжать в Италию, наведываться, вспоминать и надеяться на встречу – таков теперь мой удел.