Сказка о женской мудрости
В некотором царстве, в некотором государстве жили были парень и девушка, Рон и Виола. Встретились они как-то на осенней ярмарке, да и полюбили друг друга. Долго ли, коротко, встречались они, гуляли, разговоры длинные вели, да и поняли, что друг без друга жизнь им не в жизнь. Рассказали родителям о своих чувствах, а те и не против – честным пирком, да за свадебку. Стали молодые жить-поживать, добра наживать.
Обычно сказки на этом заканчиваются, а наша только начинается…
Жили молодые, как положено – выстроил Рон для любимой красивый дом, сад вокруг насадил. С утра на работу уходил, к вечеру возвращался. А Виола с утра до ночи по хозяйству хлопотала, что птичка певчая, песни пела. О чем милого ни попросит – все тотчас для нее делается. Так они жили не тужили, деток народили.
Случались у них, бывало, и размолвки да ссоры – куда ж без них. Да верно в народе говорят – милые бранятся, только тешатся. Вот и у наших героев все их раздоры быстро заканчивались жарким примирением.
Шло время, только стала Виола замечать, что Рон не так уже быстро да радостно просьбы ее выполняет, все норовит вечерком поближе к огню сесть, бутылочку сидра взять, да трубку закурить. Стала она его все чаще да громче ругать. Придет он с работы усталый, крикнет: «Жена, на стол собери!» А она тут же ворчать принимается – мол, и сапожищи-то не снял, и ручищи-то не помыл, и грязищи-то натащил, никакого сладу с тобой, чесслово! А Рон и ухом не ведет.
Разозлится Виола, еду на стол швырнет, все ждет, пока он ее, как бывалоча, утешит, да спросит, как день прошел, а он и ухом не ведет. Сидит себе, ест, что поставили, даже не похвалит. А жена тогда пуще прежнего браниться примется. Вот так жить стали.
Вот только заметила Виола, что чем больше она его ругает, тем меньше он ее слышит, а временами мерещилось ей, будто он в деревяшку превращается, ничего его не трогает. Как-то, особенно сильно на мужа разозлившись, она возьми, да и скажи в сердцах, мол, чурбан бесчувственный, толку от тебя нету! Лучше бы я за кого другого замуж пошла, время на тебя, чурку, не тратила!
А на утро увидала Виола, что стоит посреди комнаты будто Рон, а будто и не он – словно в рост его куклу деревянную выстругали. И стоит она, Роновыми глазами моргает, и с места не двигается. Всполошилась Виола, запричитала:
- Люди добрые, что ж это делается! У честных женщин мужья в деревяшки превращаются! Где ж это видано? Где это слыхано? Что же мне, горемычно, делать-то теперь? И так было от мужика толку чуть, а теперь вообще не будет!
Сбежались на ее крики деревенские жители, набились в светлицу. Глазами хлопают, руками плещут – никогда чуда такого не видывали, и что делать с ним не знают. Поглазели, повозмущались, да и разошлись, а Рон как стоял чурбаном деревянным посреди светлицы, так и стоит. Обошла Виола его по кругу, да и обнаружила на спине замочную скважину, будто надо туда ключ какой вставить. Кинулась по всему дому ключи собирать, целый передник насобирала. Начала к мужу деревянному ключи подбирать. И так старалась, и эдак, ни один не подходит! Так целый день провозилась, умаялась.
- Одно хорошо, - проворчала она наконец, - хоть кормить тебя не надо!
Села она за стол одна, грустно как-то ей стало.
- Хоть бы руки помыл, что ли… - пробормотала себе под нос. И тут – о чудо! – деревянный Рон чуть голову повернул. Обрадовалась Виола, и уже громче приказала:
- Иди, руки мой, да за стол садись!
И Рон деревянной походкой прошел в сени, руки вымыл да за стол сел.
- Хлеб бери, ложку, ешь! – приказала Виола, которая успела и на мужа накрыть.
Выполнил он ее приказания, поел, ложку отложил, и снова в одну точку уставился. Но Виола уже поняла, что он ее слышит, и приказы выполняет.
- Иди, - говорит, - раздевайся, да спать ложись. И муж безропотно пошел, и все сделал.
Тут Виола, не будь дура, счастье свое осознала, и, довольная, рядом с мужем уснула. А на утро, когда Рон так и остался в кровати деревянным чурбаком лежать, она принялась покрикивать, да команды раздавать… С тех пор так в их доме и повелось – жена приказы раздает, муж выполняет. И Виола-то спервоначалу нарадоваться на него не могла – что ни скажет в приказном порядке, он все сделает, и слова поперек не скажет. И даже без ключа от этой куклы деревянной управилась!
Да вот только вскоре скучно Виоле стало, и грустно. Вот, вроде, и при мужике, и руки у него золотые, и слова не скажет поперек, а все одно – грусть-тоска. Ни поговорить с ним, ни к плечу прижаться, ни тепла человеческого получить… Стала она думать-гадать, стала потихоньку соседок расспрашивать, а потом и просто людей бывалых – не слыхал ли кто о такой напасти – как мужа деревянного обратно человеком сделать, да так, чтобы он ее слушаться продолжал?
И вот, как-то раз, на той же осенней ярмарке, где они с Роном в свое время встретились, одна древняя мудрая старушка выслушала ее историю, головой покачала, да и промолвила:
- Эх, девонька, злое дело ты сотворила, в черный час слово молвила… Уж и не знаю теперь, как горе-то твое избыть…
Сама не помогу, а скажу лишь, что сестра моя старшая, что на вершине горы живет, может быть, сможет тебе помочь… Да только долог к ней путь, труден. Не испугаешься ли?
- Да чего мне уже бояться? И терять нечего – дети выросли, своими домами живут, и что же мне, под старость лет дни с чурбаном бесчувственным проводить? Говори, как до сестры твоей дойти!
Указала ей дорогу мудрая старица, собралась Виола, да и пошла. И вправду непростым путь ее оказался, не раз пришлось ей жизнью рисковать, да желание мужа вернуть сильнее всех трудностей оказалось. Так что, время прошло, и встала женщина на пороге убогой избушки, в которой еще более древняя старушка обитала. Поклонилась ей странница до земли, совета да помощи спросила. А та ей и говорит:
- Трудное дело у тебя, девонька, мне много думать надо, книги свои волшебные читать… А ты пока тут у меня прибери, порядок наведи, а то видишь, я совсем дряхлая стала, не могу сама…
Разозлилась Виола про себя, обругала старушку словами недобрыми, да вслух ничего не сказала, поклонилась только. Хозяйка ушла думу думати, книги волшебные спрашивати, а гостья порядок в доме наводить принялась. Долго ли, коротко, управилась она с делами, даже саму старушку отмыла, принарядила, причесала, и за стол накрытый усадила.
- Ох, доченька, что я тебе скажу… Горе твое тяжкое, не нашла я в книгах своих ответа на твой вопрос. Узнала только, что у сестры нашей старшей ты спросить можешь… Только живет она еще дальше, чем я, на острове посреди моря-окияна… Пойдешь ли? Не побоишься?
- А что мне еще остается?! – осерчала Виола. – Я и так столько по лесам плутала, по горам лазила, а дома – муж, чурбан чурбаном сидит! Он же без меня даже еды себе не возьмет, так с голоду и помрет! Говори уж, куда идти!
Рассказала хозяйка дорогу гостье, собралась она, да на рассвете в путь и отправилась. Долго ли коротко, а добралась Виола до острова посреди моря-окияна. Глядь, а там вместо убогой лачужки – дворец стоит, а вместо дряхлой старушки ее девица-красавица встречает.
- Приветствую тебя, странница! Знаю-знаю все о тебе, мне мои сестры историю твою поведали. Проходи, отдохни с дороги, подкрепись, а там уж и о деле поговорим!
Удивилась Виола таким чудесам, две сестры меньшие – старухи древние, а старшая – девица, хороша, как маков цвет. Услышала хозяйка ее мысли, рассмеялась:
- Я могу любой облик принять, зовут меня Любовь, я вечна и бесконечна, как этот мир. А сестру мою меньшую Надеждой люди зовут, вот она тебе надежду и подарила. Средняя наша сестра Терпением зовется – вот тебе и пришлось потерпеть, пока ты ее нашла, да дорогу ко мне разведала…
- А ты-то почему от людей на острове схоронилась? – возмутилась Виола. – Тебя в мире так не хватает!
Посмотрела на нее старшая сестра печально:
- Было время, и я среди людей жила, по земле ходила, в каждый дом заглядывала. Да только люди то, что даром им дается, не ценят. Да и любви без надежды и терпения не бывает. А всем хотелось, чтобы я, как пришла к кому-то, так и поселилась там, а люди бы сами ничего не делали, только мною наслаждались. А я бы все их недостатки сглаживала, и проблемы улаживала. Да только так не бывает – любовь дается, как благодать, Дар Божий, а чтобы радость Союза получить, нужно еще Труд Отношений вложить. Только так я навеки в паре останусь…
- Не знала я, что еще трудиться над отношениями надо… - грустно покачала головой Виола. – Думала, раз ты у нас есть, то другого и не надо ничего!
- Так многие думают, - утешила ее хозяйка. – Главное, что ты меня нашла, и теперь можешь мне свой вопрос задать.
- Так вопрос-то все тот же – как мне мужа из чурбана бесчувственного обратно в человека превратить? И чтобы ты у нас в доме навсегда поселилась?
- А скажи, милая, ты ничего необычного не заметила на теле мужа? – лукаво улыбнулась Любовь.
- Ну как же! У него на спине, как раз против сердца, замочная скважина появилась. Я уж какие только ключи туда не вставляла, ни один не подошел!
- И не подойдет! – звонко рассмеялась хозяйка. – Ключ от сердца мужа твоего в твоем сердце скрыт, мудростью женской окутан. Достань его, и сердце мужа твоего откроется вновь навстречу твоей любви!
- Да как же я его достану? Из сердца-то? – удивилась Виола.
- А ты не переживай, спать ложись, утро вечера мудренее. Глядишь, и найдешь ответ…
И приснилось Виоле, будто приложила она руки к сердцу, и очень-очень сильно пожелала ключик заветный получить. И в тот же миг оказался он у нее в руках, укутанный во что-то легкое, воздушное, невесомое… Развернула женщина чудесную ткань, и вдруг, как по волшебству, увидала, как ей нужно было с мужем действовать – где приласкать, где согласиться, где слова правильные сказать, где всплакнуть, где о помощи попросить, где хитрость проявить… И все это так просто оказалось, что Виола аж растерялась – почему же она раньше-то так не делала? И тут же перед ее мысленным взором другая картинка вспыхнула – увидала она, как сама поступала, будто дубиной по голове все время Рона била, силу его убивала, мужиком почувствовать себя не давала… Заплакала она от того, что так глупо себя вела, да и проснулась. А в руке у нее – ключик тонкой работы, а на полу – шарф цветной, шелковый…
Оглянулась Виола – глядь, она дома, в своей постели, а рядом – Рон все тем же чурбаном бесчувственным лежит. Перевернула она его, ключик волшебный в замочную скважину вставила, раздался тихий щелчок, и тот час заклятье с него спало, стал он таким, как раньше был…
- Прости меня, любимый, - прошептала Виола. – Я все поняла…
И с тех пор стала она мудрость женскую применять, чтобы Любовь сохранять, да Терпение с Надеждой на помощь звать, если что не получалось. А шарф женской мудрости с тех самых пор всегда голову ее покрывал. Сама Виола ее применяла, и дочерям своим наказала.