Уроки упущенных возможностей и ошибок 1985-1990 гг.

Отрывок из книги Н.П. Федоренко "Россия. Уроки прошлого и лики будущего". 2000 г.

Новая “эпоха” реформирования экономики нашей страны связывается с началом перестройки. Впрочем, в полном смысле реформами мероприятия, проводившиеся в первые пару лет после апреля 1985 г., назвать, конечно, нельзя, поскольку основной идеей и основным желанием М.С. Горбачева тогда было "менять все.. не меняя ничего”. Поначалу его реформаторская деятельность ничем не отличалась от “новаций” Ю.В, Андропова, суть которых заключалась в “наведении порядка и дисциплины”, ускорении темпов хозяйственного развития и научно-технического прогресса за счет административного подстегивания и “закручивания гаек”. Может быть, это и подействовало бы в сталинские времена, когда одна часть общества была охвачена трудовым энтузиазмом, а другая животным страхом. Но это уже были не 30-е годы...

Перестройка, суть которой некоторые авторы формулируют как очередной период глобального кризиса псевдосоциалистической (олигархической) системы, не имела сколь-нибудь вразумительной экономической программы. Это объясняется тем, что тогдашнее (как, впрочем, и любое до него) партийно-государственное руководство более всего боялось расширения неподконтрольных ему общественно-экономических сфер, что однозначно ассоциировалось с потерей власти.

Поэтому, несмотря на существенные послабления (разрешение индивидуальной трудовой деятельности и частного предпринимательства), не было сделано главное — не был изменен хозяйственный механизм, т.е. наше руководство, сознательно или несознательно, но не решилось сломить господствовавшую у нас в течение десятилетий затратную экономическую концепцию. Под прикрыти- ем псевдонаучного словоблудия и заклинаний о “радикальной” реформе было сохранено всевластие пресловутого “вала”, который, подобно наркотику, за счет манипуляций с повторным счетом и всеохватывающего расточительства создавал у коммунистического руководства болезненную иллюзию превосходства социалистической экономической системы над капиталистической, но в конце концов, как и любой другой наркотик, все же сгубил и эту систему и это руководство.

Сначала под флагом ускорения мы утяжелили инвестиционную нагрузку, еще более усилив структурные диспропорции, а потом, как нарочно, последовала серия, на мой взгляд, неприемлемых в тех условиях хозяйственных решений.

О преступной и спесивой безграмотности высших руководителей КПСС говорено-переговорено. Наши “перестройщики” были из того же гнезда и, ничтоже сумняшеся, провели последовательную серию ошибочных (читай: преступных) акций:

глупейшую антиалкогольную кампанию, в ходе которой были не только вырублены виноградники, но подрублен под корень государственный бюджет;
беспощадную войну с “нетрудовыми доходами”, не затронувшую взяточников и казнокрадов, но зато окончившуюся величайшими успехами в деле разгрома личных подсобных хозяйств, в том числе победоносной бульдозерной атакой (в условиях острейшего дефицита овощей и фруктов) на частные бахчи, сады, огороды и теплицы;
резкое сокращение импорта ширпотреба и продовольствия после падения мировых цен на нефть, закончившееся опустошением полок в магазинах и окончательным развалом потребительского рынка.

Добрые задумки и начинания повсеместно подрывались и перечеркивались последующими постановлениями. Так произошло с введением положительно воспринятой народом и давшей поначалу хорошие результаты арендой предприятий трудовыми коллективами, ставшей, по сути дела, первой и наиболее удачной формой приватизации. И аренда, и вслед за ней кооперация были попросту раздавлены конфискационными налогами.

Масла в огонь подлило принятое Политбюро в 1988 г. решение о введении так называемых договорных и свободных цен. С виду "рыночное”, но проведенное без учета реальных условий и безо всякой подготовки, это “мероприятие” привело к дальнейшему углублению разрыва между товарной массой и денежными доходами населения. Если в 1987 r. этот разрыв (или, как его еще называют, “навес”) не был трагическим и составлял 12 млрд. руб. то в 1988 г. он увеличился почти в 4 раза (45 млрд.), а к 1991 r. cоставил уже более 100 млрд. руб. Кстати, многие забыли, что такого рода “навесы” для советской экономики не новость. Подобный навес, образовавшийся во время второй мировой войны, был ликвидирован Сталиным в декабре 1947 г., когда советский народ был ограблен на еще большую сумму. Кроме того, нынешние сталинисты, требующие возврата украденных накоплений, забыли о госзаймах 40-50-х годов. Какая разница между тем и нынешним государственным грабежом? По сути, никакой, кроме идеологической накачки.

Последний удар под шарлатанским лозунгом “ускорения” был нанесен нашей экономике в том же 1988 г, когда вместо запланированного сокращения инвестиционной нагрузки на 24 млрд. руб. было осуществлено ее волюнтаристское, а главное — инфляционное, поскольку финансировалось за счет печатного станка, увеличение. В новые стройки в том году вбухали 59 миллиардов необеспеченных рублей. Результатом стал невиданный и немыслимый 127-миллиардный дефицит госбюджета на 1989 г. Этот дефицит подобно безжалостному монстру переломал рычаги административной системы, вызвал крах советской экономики, финансовый развал СССР (впоследствии политически подтвержденный в Беловежской пуще) и, как следствие, принес неисчислимые несчастья миллионам людей.

Распад финансов, последовавшее за развалом СССР разрушение народнохозяйственного комплекса, действовавшего до этого по принципу единой фабрики, привели к сокращению производства; обесценение зарплаты вызвало забастовочное движение и развал профсоюзов; прилавки опустели полностью. Угроза голода в стране стала реальной. Вот тут как из рога изобилия посыпались реформистские “стабилизационные” и “социальные” программы.

Созданию этих программ предшествовал ряд публикаций наших, я бы сказал, трезвомыслящих ученых, из которых, в частности, запомнились статьи в “Правде” Д. Валового о противозатратном механизме, статья Н.Я. Петракова “Золотой червонец вчера, сегодня, завтра" в “Новом мире” и ряд других публикаций. Конечно, нужно сказать здесь и о серии статей Н.П. Шмелева. Первая из них — “Авансы и долги”, напечатанная в июне 1987 г. в том же “Новом мире”, произвела шоковый эффект, и, наверное, в СССР не было грамотного человека, который бы ее не прочитал. Она еще пестрела привычной “партийно-ленинской" терминологией, что в то время в общем-то было неизбежно, и адресовалась к инстинкту самосохранения тогдашнего коммунистического начальства, но главное в ней было сказано в полный голос: “Так дальше жить и хозяйствовать нельзя!”

Думается, что к этому времени и до правительства эта мысль, которую, может быть, в несколько иной форме, пытались ранее донести трезвомыслящие ученые, наконец, дошла. В 1987 г. были подготовлены серьезные аналитические материалы и предложения, в разработке которых принимали участие и многие ведущие экономисты страны, в том числе академики А.Г. Аганбегян, А.И. Анчишкин, С.А. Ситарян, автор этих строк и др.

Примерно в то же время был принят Закон о предприятии, начался подъем кооперативного движения, приступили к реорганизации банковской системы, появились и стали набирать силу малые предприятия. Словом, реформы хотя медленно и осторожно, но начались. Но что же стало с реформой? Председатель Совмина Н.И. Рыжков “разработал” пакет постановлений, который получил общее наименование “радикальная экономическая реформа”. Этот пакет состоял из нового Закона “О государственном предприятии (объединении)” от 30 июня 1987 г. и 10 постановлений ЦК КПСС и Совмина, принятых в один день — 17 июля того же года. Уже название первого из этих постановлений меня насторожило, поскольку в нем были слова: “о.. повышении роли Госплана СССР в новых условиях хозяйствования”.

Разумеется, страна нуждалась в радикальном реформировании механизма управления экономикой, однако весь этот увесистый набор постановлений составлялся сугубо людьми аппарата ЦК, Госплана и Совмина. А они давно научились писать то и так, что по форме воспринималось как новшество, даже радикальное новшество, a по сути оставляло неизменным основу хозяйственного механизма страны: натуральные балансы производства и распределения основных видов продукции, разрабатываемые Госпланом и Госснабом. Их выполнение (или невыполнение) и признавалось главным оценочным показателем работы отраслей, республик, предприятий. Единственное новшество состояло в том, что вместо нескольких десятков тысяч таких балансов было признано нужным разрабатывать несколько тысяч. А край экономической пропасти был все ближе и ближе...

Не станем обвинять руководителей тех лет в дурных намерениях. Не всегда следует относить к злому умыслу то, что адекватно объясняется глупостью. Одним из свидетельств этого их качества является потеря ими идеологической бдительности. Известно, что "старый” партгосаппарат всегда внимательно, с подозрением и недоверием следил за учеными-экономистами, да и вообще за обществоведами. Символично, что вице-президенту АН СССР, П.Н. Федосееву, ведавшему в течение многих лет общественными науками было присвоено звание “Почетный чекист”, чем он, кстати, иногда хвастался. Заведомо апологетическая тематика поддерживалась и щедро финансировалась, однако к тем, от кого хотя бы немного "попахивало рынком”, отношение было иное, и меры принимались весьма жесткие. Любые научные рекомендации, предусматривавшие хотя бы малейшее “отпускание вожжей", рассматривались как антинаучные, а их авторы обвинялись в буржуазном уклоне. Но в 80-х годах у прежде сверхбдительных аргусов начали случаться серьезнейшие промашки. Примером тому может служить тематика "регионального хозрасчета”, разработка которой велась в начале 80-х годах главным образом за пределами Москвы. Одним из ведущих “теоретиков" в данной области стал эстонский профессор Бронштейн, идеи которого неожиданно для здравомыслящих экономистов были поддержаны центральной (читай: партийной) прессой. Смысл этой “теории" заключался в обосновании региональной и республиканской экономической самостоятельности. Но экономическая самостоятельность, разумеется, предполагает защиту регионального рынка, а защитить его можно только известными всему миру способами: собственная валюта, а значит, таможня, граница и т.д. Таким образом, невинная с виду идея со скромным названием на самом деле являлась экономическим обоснованием сепаратизма. Из мешка торчало такое большое и острое шило, что просто удивительно, как нетерпимые к малейшему проявлению экономического инакомыслия “стражи идеологического порядка" не только не заметили его, но и благодушно и беззаботно восприняли и поддержали бронштейнов из Прибалтики, с Украины и т.д. Чем все это закончилось — хорошо известно.

Летом 1989 r. после бурного І Съезда народных депутатов и избрания Верховного Совета был сформирован новый состав правительства СССР. В его составе была образована Государственная комиссия по экономической реформе (ГКЭР) во главе с зампредом Совмина Л.И. Абалкиным, куда вошли руководители экономических ведомств, крупные хозяйственники и банкиры, ведущие ученые-экономисты (кроме тех, кто был избран народными депутатами и входил в состав органов законодательной, а не исполнительной власти). Членами Комиссии стали академики А.Г. Аганбегян С.С. Шаталин, чл.-корр. В.А. Мартынов, профессора Р.Н. Евстигнеев, Г.А. Егиазарян, Б.З. Мильнер и др. К работе Комиссии активно подключались как ученые, так и коллективы институтов, входящих в состав Отделения экономики и Отделения мировой экономики и международных отношений АН СССР.

В результате энергичных усилий Комиссии в сравнительно короткий срок была подготовлена концепция (программа) под названием: “Радикальная экономическая реформа: первоочередные шаги и долговременные меры”. Концепция была обсуждена и одобрена на Всесоюзной научно-практической конференции в Москве 13-15 ноября 1989 г. В ней нашли освещение такие вопросы, как цели и ключевые направления реформы, возможные альтернативные варианты ее развития, основные элементы (блоки) хозяйственного механизма переходного периода, этапы осуществления реформы с приложением сетевого графика на период 1990 — 1995 гг.

Страна получила шанс вступить на путь взвешенного и поэтапного движения к рыночной экономике. Но ему, к сожалению, не суждено было осуществиться. Заметным явлением общественной и политической жизни стала программа “500 дней”. Но прежде чем обратиться к этой программе, а также попытаться разобраться в том, что же помешало осуществлению первоначального замысла реформы, следует подчеркнуть еще один принципиально важный момент. 1989-1990 гг. были не только временем сочинения бумаг, написания концепций и программ. Несмотря на крупные ошибки в проведении текущей экономической политики, о которых я уже сказал, нельзя не признать, что это были годы реальных, практических шагов по реформированию экономики.

Что же помешало дальнейшему осуществлению реформы по избранному варианту? Я согласен с Л.И. Абалкиным, выделяющим здесь следующие две главные причины.

Во-первых, реформа натолкнулась на мощное сопротивление консервативных сил, прежде всего в правящей партии и госаппарате. Комиссия Л.И. Абалкина выглядела в этом аппарате чужеродным телом, к тому же она не обладала необходимыми властными полномочиями. Решения самого правительства в этой области наталкивались на глухое сопротивление по самым разным направлениям: в Верховном Совете, в профсоюзах, в аппаратных структурах. У руководства страны (и партии) обнаружился дефицит политической воли, решительности и последовательности в проведении курса радикальной экономической реформы. В качестве примера можно сослаться на торпедирование указанными силами подготовленной правительством реформы цен в ее “мягком”, поэтапном варианте, предусматривавшем постепенную либерализацию цен, начиная с дорогостоящих автомобилей, предметов роскоши, деликатесов, импортной электроники и т.п. Затягивание принятия назревших мер не только замедляло ход социально-экономических преобразований, но и подталкивало к экстремистским решениям.

Во-вторых, крайне негативное влияние на ход реформы оказал разбуженный муравейник политических страстей и амбиций. Развернулась беспрецедентная и безнравственная борьба за власть, а по существу (как вскоре выяснилось), — за места и кресла в предвкушении предстоящего дележа собственности. В пьянящей атмосфере ложно понятой свободы крушились институты государственной власти и управления, без которых немыслимо функционирование современной рыночной экономики. И тут уже, естественно было не до науки, не до советов ученых, даже тех, кто наиболее глубоко понимал, что же такое экономические реформы. Невостребованными в конце концов оказались знания и опыт даже маститых ученых.

Говоря о программе “500 дней", или о “программе Явлинского” которую нельзя оценить однозначно, хотим заметить, что в содержательном, профессиональном плане она мало отличалась от программы Л.И. Абалкина. Обе исходили из безальтернативности перехода к рыночной экономике, из необходимости разгосударствления собственности и создания ее многообразных форм, из первоочередности задач радикального финансового оздоровления и укрепления рубля. Главные различия касались характера и темпов преобразований (одним прыжком или поэтапно), а также отношения к судьбе страны (сохранение СССР как единого государства или его превращение в экономический союз независимых государств). Программа Г.А. Явлинского, кстати, в первоначальном варианте рассчитанная на 400 дней, вобрала в себя логику и содержание предшествующих программных документов, базировалась на разработках нескольких институтов, в том числе ЦЭМИ, и большой группы ученых-экономистов, многие из которых прошли нашу школу. Ряд ее положений, в том числе по финансово-кредитной системе, ценообразованию, конверсии, земельной реформе, развитию производственной инфраструктуры и другому, были хорошо обоснованы и сформулированы, некоторые предложения актуальны и сегодня.

Новым в этой программе был удачный пропагандистский прием — разложить мероприятия программы по дням. Конечно, мало кто сомневался, как, наверное, и сам Явлинский, что идея решить все проблемы отечественной экономики за полтора года по графику, похожему на железнодорожное расписание, была утопической с самого начала. Однако простых рецептов перехода к рынку в сжатые сроки и “малой кровью” требовала тогдашняя политическая ситуация, в которой экономическая реалистичность программы отступала на второй план перед потребностью сближения Горбачева и Ельцина, поворота массового общественного со знания к рыночным идеям. В поддержку программы “500 дней" включился мощный аппарат средств массовой информации, ловко игравший на популистских настроениях и накопившемся в обществе нетерпении, желании быстрых перемен. Люди устали ждать "светлого будущего” и требовали его прихода уже завтра, что вполне вписывается в российскую ментальность, описанную во многих русских сказках, в том числе “По щучьему веленью”.

Сейчас трудно спорить о том, какая программа реформ была лучше, а какая хуже. К тому же все оценки и сравнения с самого начала были крайне политизированы и даже мифологизированы, и этот подход, к сожалению, сохраняется и по сей день. Думается, уточнив в спокойной обстановке содержание этой программы и
установив реальные сроки се осуществления, а также сделав ее "синтетической”, т.е. использовав все лучшее из альтернативных программ, проектов и материалов, ее можно было бы запустить в дело, и она принесла бы немало пользы, конечно, если бы (и это главное!) она представляла собой не график мероприятий, а про грамму адаптивного управления, перестраивающуюся после анализа результатов каждого последующего этапа реформы.

Тогдашнее руководство, на наш взгляд, просто испугалось предусматривавшихся в ней радикальных перемен, поскольку там не только не упоминалась КПСС, но программа всей своей сутью диалектически отрицала партийные органы всех видов и уровней. Под давлением консервативных сил, после долгих колебаний Горбачев отказался от соглашения с Ельциным и отверг программу “500 дней”. И мы почти согласны с Н.П. Шмелевым, считающим что крах перестройки в ее горбачевском варианте и крах самого Горбачева как лидера страны был предрешен именно в тот момент. Мы говорим “почти согласны”, поскольку нам не совсем ясно, что было бы, если бы Горбачев принял эту программу. А смог бы он провести ее в жизнь? А сняло бы это его противостояние с Ельциным? Ведь 6 сентября 1990 г. Верховный Совет РСФСР (Б.Н. Ельцин, Р.И, Хасбулатов, а с ними и И.С. Силаев) официально одобрил и принял программу “500 дней”, которая очень скоро была забыта, и в ход была запущена шоковая терапия.

Следует напомнить, что тогда — в конце 1990 г. — программа "500 дней” и другие подобные ей стали предметом грязных политических игр. Кроме того, в тот момент взаимоуничтожение стало главной целью законодательной и исполнительной ветвей власти, и тут уже стало не до экономики, так как не стало единства политической воли. Союзные республики побежали с тонущего корабля, а вторая торпеда взорвалась после ликвидации СЭВа, на страны которого был в основном сориентирован наш внешнеторговый оборот.

Самое же страшное произошло вслед за этим — была разрушена социальная база реформ, была утеряна ее всенародная поддержка. Тысячу-другую спекулянтов, паразитирующих на язвах отечественной экономики и болячках внешней торговли и весьма довольных нынешним положением, за народ принимать нельзя.