Перспективы
(Не) один рассказ каждый уикенд
ЕКАТЕРИНА БОБРОВСКАЯ
Вася был на удивление многозадачным. Он жевал яблоко, вытирал рукавом вечно влажный нос и показывал мне что-то в своем телефоне. Ну как «что-то». Снаряжение для подледной рыбалки, кимоно, курсы английского и верховой езды… И всем этим Вася собирался заняться если не сейчас, то точно в ближайшую неделю. Проще перечислить, кем Васька еще не попытался стать, чем кем уже не смог.
Кажется, друг ждал моих восхищенных вздохов или хоть какой-то реакции. Я потер подбородок и кинул многозначительный взгляд на его диплом юриста. Красный, между прочим. Вася в ужасе округлил глаза.
— Я не вернусь в эту обитель уныния и невыплаченных алиментов! Я… Я творческий человек! Я себя ищу, а не геморрой.
Я подбирал слова осторожно. Обижать Васю не хотелось. Да, балбес. Но балбес исключительной доброты и отзывчивости.
— Тут такое дело. Понимаешь, рыбалка твоя подснежная бывает раз в году. А люди — они каждый день разводятся, судятся, покупают квартиры. Только успевай печати ставить.
— Будешь яблоко? Мамулины, свежий урожай. Завтра еще привезет, так что могу отсыпать.
— И Инга ведь твоя, она мужчину ждет. Не наездника и не мечтателя. Так и увезет ее какой-нибудь нормальный юрист на кредитном солярисе, пока… Вась! Да послушай ты!
— Не надо. Я тебя понял. Ты сам в офисе сидишь и меня затянуть в это болото пытаешься. А где перспективы? Где размах? Мне всего тридцать! В Европе все так живут — до сорока лет учатся, стажируются… Меня ждет великое будущее, Паш. Нутром чую. Вся жизнь впереди.
Я поднял руки в примирительном жесте. Какая разница, что нам не всего тридцать, а уже, и что за окном не Колизей, а мусорка, если Васька — это Васька. Ругаться совершенно не хотелось.
— Давай сюда свое яблоко. И чай ставь. Рюмки-то есть? Не могу смотреть на эти ласты на трезвую голову.
Васька собирался что-то ответить и уже открыл рот, но вместо этого лишь комично взмахнул руками и странно захрипел. Я вскочил, уронив табурет, и бросился к нему. Так, что там нужно сделать? Похлопать по спине? Поднять ему руки? Нажать на живот? Я метался по кухне, хватаясь то за телефон, то за Ваську. Его худые плечи задергались, он вцепился себе в горло и скрючился, словно его вот-вот стошнит. Лицо покраснело, а после налилось страшной синевой. Кажется, я закричал.
Через час в Васькиной квартире было больше гостей, чем на его дне рождения. Матушка Васьки, Нина Михайловна, работники скорой, полиции. Даже Инга зашла, разбуженная чужими криками. Ваську накрыли простыней. Мне подумалось, что так даже лучше. Он бы сейчас ужасно волновался и краснел. Он всегда при ней краснел.
Когда все бумажки были оформлены, я рванул к выходу, не в силах даже попрощаться. Натянул куртку на одно плечо и выбежал. Перед глазами стояло румяное лицо Васьки. Ему всего тридцать. Вся жизнь впереди.
Повезло
Через окно электрички в вагон заглядывали горбатые сопки. Они качали лесистыми макушками, словно хотели спросить: «Едут? Сюда? Неужели?». На ступнях великанов развалились посёлки. Похожие один на другой, забытые дети беспутной матери.
После электрички был автобус, после автобуса — такси. Ремни безопасности в машине давно отстреляли и обвисли, а водитель держался за руль с таким лицом, будто терять ему уже нечего.
— Приехали. Дальше ножками. Вон по той лестнице.
Чемоданы отстукивали по битым ступеням, при желании в этом стуке можно было разобрать пару неприличных слов и нервное «ку-да-ку-да-ку-да». Вскоре они смирились и замолкли, изредка заикаясь на колдобинах.
После была ещё одна машина. С нормальными ремнями и даже с подушками безопасности. Водитель курил и почти улыбался.
— Только вот с корабля вернулся, ага. Четыре месяца дома не был. Жена разводиться хочет, говорит, устала уже. Да вы не тушуйтесь. Общагу дадут, потом квартиру. Нормально будет, тем более вы молодые. Зато природа какая, море под боком. Повезло!
Сопки-великаны согласно зашуршали в ответ.
Офицерское общежитие пахло пылью и старостью. Зато внутри прохладно. Всё лучше, чем солёное приморское солнце, щедро обдающее испариной всех, кого встречало впервые.
— Приехали, значится. Сейчас мы вам…сейчас… Люкс для молодых, во! Там даже кресло есть. Ты это, жену оставь и спускайся, в сарай за кроватью пойдем.
К кровати прилагались два матраса с кокетливыми жёлтыми пятнами. Хотелось верить, что от чая. Обои, бережно пришпиленные на канцелярские кнопки, из последних сил цеплялись за стены, пузырясь и колыхаясь от жаркого сквозняка. И кресло. Да, кресло действительно имелось. Огромное, сине-зелёное, оно стояло в центре комнаты как посмертный памятник домашнему уюту. Чемоданы вздохнули под весом двух людей. Две руки сжали друг друга.
— Ничего. Слышала же — квартиру скоро дадут.
Сопки таращились сквозь мутное стекло, переговаривались. «Уедут? Уедут? Ууу…». Они не слышали голоса, но всё понимали. Люди не меняются. Каждый сначала жадно поедает зелень глазами, а после куксится от трупного вида сёл.
За дверью загомонили. Круглые лица улыбались, крупные звёзды подсвечивали вторые подбородки.
— Что стоишь? Камеру доставай! Снимок для истории делать будем, — шикнул хозяин самых заметных щёк. Кто-то в глубине коридора дёрнулся и закопошился. — Ну что, как долетели? Как расположились? Жене нравится?
Любопытные щёки тут же протиснулись в дверной проём, осмотрелись, треснули брезгливыми морщинами.
— Ага... Ну, если проблемы какие будут или ещё чего — сразу ко мне. И это, выше нос. Платят хорошо, опять же год за полтора. Повезло вам, ребята!
Наконец достали камеру и направили её чёрный глаз. Обои замерли, втянули бумажные животы, приосанилось кресло. Щёлк.