Не пропадать же добру
Один рассказ каждый уикенд
АЛЕКСАНДР СНЕГИРЕВ
Я выпил снотворное.
Подумал, выпил ещё одну таблетку, лёг и начал засыпать.
Скоро стало ясно: не помогает.
В голове гудело, веки тяжелели, но сон не шёл.
Полежав немножко, я встал, подошёл к чемодану, вытащил тяжёлый свёрток, размотал. Стеклянным боком сверкнула бутылка.
«Обойдётся, гоняйся потом за ней, чтобы подарить», — подумал я про ту, которой бутылка предназначалась.
«Ну и пойло этот односолодовый», — я поперхнулся первым же глотком и хлебнул ещё.
Выпив виски, купленного в подарок, я лежал и страдал.
Как и любой предатель, я был наказан — золотые монеты обратились черепками, напиток оставил во рту гадкое послевкусие, которым умеет наслаждаться только сероглазая дрянь: то исчезает на месяцы, то просит: «Привези односолодового, выпьем вдвоём».
Заснуть не удавалось.
Всё дело в нервах.
То есть в перевесе. Мой чемодан превосходил бесплатную норму на целый килограмм.
Я лежал и страдал.
Перевес — плохо, то, что бутылку вскрыл, тоже плохо.
Некрасиво дарить початую. Она ещё подумает, что с другой пил.
От волнения захотелось есть.
Я достал банку сайры.
Всегда вожу с собой консервированную сайру.
Консервированная сайра — лучший друг социофоба.
Допустим, приехал социофоб в гостиницу и не хочет ни выходить за дверь, ни разговаривать с горничной, ни видеть кого бы то ни было.
А кушать социофоб хочет.
И тут социофоб достаёт сайру.
Я вскрыл железяку, в нос шибануло тихоокеанским ароматом.
Вкус скотча у меня во рту сдал позиции после первого куска.
А кто бы не сдал перед нашей-то сайрой?
Даже захотелось ещё глоточек.
Больно у сайры яркий букет.
Я отпил.
И ещё раз отпил.
И последний раз для надёжности.
За окном начало светать.
Страх перевеса сменился страхом перед перспективой не выспаться.
С детства ужасно боюсь не выспаться.
Помню, мама говорила: «Ложись спать, а то не выспишься. Выключай телевизор, не выспишься. Прекращай болтать по телефону, не выспишься».
Выспаться я должен был во что бы то ни стало!
Ну конечно, как я раньше не догадался…
На днях встречался со своим местным приятелем.
Его бросила жена.
Прямо перед отпуском.
Прямо на вокзале.
Бросила его и троих сыновей.
Сказала, что они все её достали.
Все четверо.
Сказала и ушла к старому развратнику.
Я слушал и не перебивал.
В знак благодарности за моё внимание приятель подогнал подарочек — отщипнул немножечко запрещённого вещества растительного происхождения.
Я принёс подарочек в номер и забыл.
Потому что не употребляю.
А это, между прочим, прекрасное седативное.
Кроме того, не везти же через границу.
А выкидывать жалко. Пропадёт добро.
Нашарив в полумраке, я распахнул окно, чиркнул огоньком, вдохнул и закашлялся.
И ещё разок.
И ещё.
И последний раз.
И последний-распоследний.
Не выкидывать же.
«Теперь точно усну», — похвалил я сам себя и накрылся одеялом.
Морфей, однако, не спешил забирать меня в своё царство.
Что-то Морфею мешало.
Точно! Чтобы спать, надо не только накрыться одеялом, но и лечь.
А лечь-то я как раз забыл.
Стоял посреди номера, накрывшись одеялом.
Я опустился сначала на колени, потом лёг целиком.
Какой чудесный ковролин. Такой ворсистый, такой плотный.
С таким ковролином больше никто не нужен.
Я прижимался к ковролину щекой и нежно его гладил.
На горизонте зрения что-то тревожно краснело.
Светящиеся электронные цифры — до подъёма оставался час.
До подъёма час, а я пьяный, обкуренный и под снотворным ласкаю ковролин.
А у меня перевес.
Это было последнее, что я запомнил. Последнее перед тем, как будильник извлёк меня из мрака.
Очнувшись, я вскочил и кинулся к чемодану.
Кипятильник — мало ли чаю захочется, две банки сайры — это я уже объяснял, пароварка — не люблю готовую еду и здоровая фаянсовая елда в виде артишока на ножке — декоративный элемент интерьера, увидел в витрине и не смог удержаться.
А вот и они.
Целая россыпь.
Гостиничные флаконы с шампунем, гелем для душа и бальзамом для тела.
Каждый день сгребал.
Не пропадать же добру.
Я отхлебнул односолодового.
«Грамм сто считай нет, — польстил сам себе, скривившись. — А может, и сто пятьдесят».
Мужик, каждый глоток по полстакана.
Написал ей сообщение.
Везу обещанное.
И фотку бутылки приложил. Так, чтобы уровень был не очень заметен.
Прочла, но не отвечает.
Дрянь.
Отпил ещё.
Тоже дрянь.
Она опять меня кинет, а я, как дурак, с этой бутылкой таскаюсь.
Выложил одну сайру, взвесил.
Недостаточно.
Со вздохом выложил вторую.
Взвесил.
Как взвесил?
Безменом* взвесил.
Настоящий мужчина не покидает дом без безмена.
С тоской посмотрел на сайру, пропадёт добро.
Вскрыл, вытащил кусок, прожевал, запил, второй кусок, запил.
Больше не лезет.
Разгрыз витаминку.
Кисленькая.
Подержав на ладони, разгрыз ещё парочку.
Никогда не думал, что витамины такие тяжёлые.
Запил.
Эх, хорошо. А может, остаться? Здесь так славно, ласковые прикосновения ковролина, шампунь.
Пошатываясь, вошёл в душ.
Шампуни я не для себя собираю, для неё.
Она однажды сказала, что любит гостиничные шампуни: смотришь на эти флаконы, тюбики, пакетики и гадаешь, какая от них будет пена, чем они будут пахнуть. Представляешь себя в путешествии в номере с незнакомцем.
Волоку отовсюду эти дурацкие шампуни, но видимся мы редко.
Может, потому, что я часто уезжаю.
Она любит, когда я её мою.
Говорит, это высшее проявление доверия.
А ещё спать вместе.
С этим у нас не очень: то она не в настроении, то мне пора.
Интересно, многим она заказывает шампуни?
Со многими чувствует себя, словно в путешествии?
Ко многим испытывает доверие?
Придётся оставить, но хоть что-то использую.
Я выдавил на голову один шампунь, другой, рот наполнил зубной пастой.
Так себя перемазал, что еле отмылся.
Зато добро не пропало.
Оделся впопыхах, духами попрыскался граммов на двадцать — двадцать пять, не взвешивая, застегнул чемодан и выскочил из номера.
В такси стал искать по карманам паспорт.
Самое время искать паспорт, когда уже едешь в такси.
Паспорт нашёл, а ещё нашёл шапочку для душа.
Такая вещь полезная. В шапочке для душа можно мыть клубнику, купленную на улице. Две шапочки для душа успешно заменят вам бахилы.
Интересно, она пользуется шапочками для душа?
Прячет свою копну в шапочку для душа?
Про шампуни она хотя бы говорила, а про шапочку ни слова.
Подарю ей эту.
Бутылки всё равно уже нет, в номере бросил. Там и оставалось-то на донышке.
Сдавая багаж, посмотрел на весы.
Недовес два с лишним кило. Чёртов безмен…
Скорбя по шампуням, с отвращением отвернулся от беспошлинного алкоголя.
Уже сидя в кресле двенадцатого ряда, получил сообщение.
«Хочу целоваться. С тебя бутылка».
Эх, столько добра пропало.
*Безмен — рычажные весы.