Мальчик
Один рассказ каждый уикенд
КИРИЛЛ РЯБОВ
Мальчик не мог дотянуться до звонка и давил на кнопку палочкой, которую нашёл на детской площадке. Дверь долго не открывали. Наконец послышались осторожные шаги. Мальчик встал перед глазком и помахал рукой. В проёме появилась взлохмаченная голова матери. Он почувствовал неприятный запах вина, пота и табака.
— Ты чего пришёл? — спросила мать.
— Я ведь сказала гулять, пока не позову. — Я писать хочу, — сказал мальчик тихо.
А ещё он замерз и хотел есть. Мальчик больше часа просидел во дворе, в беседке, ковыряя перочинным ножичком разбухшую от сырости деревянную лавочку. Моросил холодный октябрьский дождик. Ветер срывал с деревьев последние листья.
— Ну пописай в кустики, — сказала мать. — Ты что, маленький?
Кто-то подошел к матери сзади. Послышался шёпот.
— Сейчас, сейчас, подожди, не видишь? — ответила она.
В проёме появилась толстая волосатая рука и вслепую стала совать фиолетовую купюру. Мальчик не брал.
— Парнишка, сходи мороженого поешь.
— Мороженого поешь, — сказала мать. — До магазина и назад. Сиди во дворе. Я позову.
Мальчик взял купюру, аккуратно сложил на четыре части и положил в карман старого клетчатого пальтишка.
— До магазина и назад, во двор, — повторила мать и закрыла дверь.
Он спустился по лестнице, стуча палочкой по перилам. У подъезда стояла соседка с нижнего этажа Галина Ивановна, морщинистая старуха с чёрным мокрым пуделем на поводке. Дождь шёл сильнее.
— Погулять захотел? — спросила старуха, раздувая ноздри.
Она всё знала. Её сын Саша, до того как получил срок за грабёж, заходил к матери мальчика чуть ли не каждый день. А мальчик всегда гулял.
— Да, — сказал он.
— Хорошо, — сказала старуха. — Главное, погода-то подходящая…
И засмеялась. Потом сказала:
— С Ляпиком поздоровайся, — и дернула поводок.
Мальчик погладил пуделя, вытер руку о пальто и пошёл прочь.
— Мамке-то привет передавай, — крикнула соседка, продолжая смеяться.
Он вернулся в беседку. Магазин находился через три дома. Но мороженого не хотелось. Мальчик с тоской вспомнил безвкусные, серые макароны из школьной столовки, водянистые ленивые голубцы и серые вязкие котлеты. В животе урчало. И в туалет тянуло всё сильнее. Кусты во дворе были редкие и голые, как ободранные веники. Мальчик боялся, что кто-нибудь обязательно его там увидит и устроит скандал.
Немного посидев, он всё-таки решил пойти в магазин. Дождь не прекращался. Мальчик сунул руки в карманы и вышел из беседки. Он чувствовал, что пальто уже насквозь мокрое, пропиталось сыростью, сквозь дырявую подкладку влага подбиралась к телу. С ботинками дела обстояли ничуть не лучше. Пальцам было холодно и скользко. «Хочу домой», — подумал он. Остановился и посмотрел на окна своей квартиры. Ничего примечательного не увидел. Хотелось кинуть туда камень, но вряд ли удалось бы добросить до пятого этажа. Некоторое время он стоял на месте, надеясь, что мать вдруг выглянет и позовёт его. Потом резко развернулся и пошёл, злобно шлёпая прямо по лужам. Ботинки такого отношения не выдержали и промокли окончательно. Мальчику было всё равно. Он вышел со двора и повернул в сторону магазина. Мимо проходила какая-то тётка с зонтиком. Она окликнула мальчика по фамилии.
Он остановился.
— Почему ты в школу не ходишь?
Это была учительница математики, его классный руководитель.
— Иди-ка сюда, поговорим.
Он попятился.
— Нет, стой, ты уже две недели не ходишь. Ты понимаешь, что тебя могут исключить? Родители знают? Почему ты шляешься по улице?
Мальчик побежал. Она кричала вслед:
— Я зайду к тебе домой, всё выясню! Прогульщик, прогульщик!
Учительницу звали Надежда Петровна, она была толстая, некрасивая, с отёкшими ногами и тусклыми редкими волосами. Иногда у неё случались заскоки, она как будто превращалась в маленькую девочку, начинала писклявым голоском обзываться на детей, если они плохо себя вели на уроках. Кричала: «Прекратите, дураки бессовестные, я вас не люблю, вы плохие, плохие, глупые дураки!»
Мальчик тоже не любил её и боялся.
Напротив магазина стоял пивной ларёк, торговавший в розлив. Местные пьяницы постоянно собирались рядом. Торчали с утра до ночи, пили из кружек и трёхлитровых банок, играли в карты и домино, орали друг на друга, дрались, спали на земле, некоторые прямо там, у ларька, и умирали. Однажды мальчик сам видел тело на земле, накрытое простыней, и топтавшихся рядом участкового и санитаров в белых халатах. Но сейчас у ларька стоял лишь одинокий мужичок в сером плаще и маленькой шляпе. Дождь лил ему прямо в кружку, но он не обращал на это внимания. Мальчик узнал мужчину, тот жил в соседнем подъезде. Иногда сидел во дворе на лавочке и читал газету. При встречах с соседями приподнимал свою дурацкую шляпу.
Мальчик зашёл в магазин. Пахло землёй и подгнившими овощами. Народу было мало. Он прошёл мимо полупустых полок. Из подсобки раздался звон разбитой посуды и чей-то обречённый мат. Мальчик взял бутылку молока и плетёнку с маком. На кассе седой старик с мохнатыми бровями покупал десять упаковок перловки. Он долго пересчитывал мятые купюры под презрительным взглядом кассирши, потом корявым пальцем двигал мелочь на дрожащей ладони. Мальчик ждал, переступая с ноги на ногу. Казалось, чем дольше старик копошится, тем сильнее хочется в туалет. Наконец старик справился, высыпал монетки в кошелёк и, кряхтя, стал складывать перловку в холщовую сумку. Мальчик протянул кассирше бутылку молока и плетёнку, на которой остались небольшие вмятины от его пальцев, и сразу же выложил на блюдце фиолетовую купюру. Кассирша немного приоткрыла рот, тут же закрыла, посмотрела на блюдце, потом на мальчика и спросила:
— Сынок, сколько тебе лет?
— Одиннадцать, — соврал он.
— Ты уже большой ведь. Ты разве не знаешь, что эти деньги уже не действительны?
Она взяла блюдце с купюрой и поднесла к лицу мальчика.
— Забирай, — сказала кассирша. — Это ничего не стоит. Никакой ценности.
Он молча смотрел. Двадцать пять рублей, обрубленный по плечи Ленин, билет государственного банка СССР, банковские билеты обеспечиваются золотом, драгоценными металлами и прочими активами государственного банка, герб, завитки, цифры: один девять шесть один.
Мальчик попятился, развернулся, выбежал на улицу, под ливень, и налетел на мужчину в шляпе. Тот покачнулся, но устоял. В руках он держал стеклянную банку с пивом, прижимал её к груди. Шляпа его сморщилась от дождя.
— Осторожно же надо, — охнул мужчина. — Я тебя знаю. Ты из первого подъезда. Что ты натворил?
— Ничего, — ответил мальчик и оглянулся.
Через витрину магазина было видно, как кассирша пьёт молоко из бутылки.
— Почему ты убегаешь?
— Просто.
— Ты что-то украл?
— Нет.
— Я тебя отведу домой.
Мужчина крепко взял мальчика за руку и повёл по улице.
— Не бойся, я не обижу. Я люблю детей. У меня у самого двое детей. Как тебя зовут?
Мальчик молчал.
— Хочешь, я угадаю?
— Нет.
— Наверное, у тебя какое-то очень редкое имя. Может быть, Альберт? Альберт. Правильно?
Мальчик попытался высвободить руку — не вышло.
— Можно пойти ко мне домой, — сказал мужчина. — У меня есть суп. Хороший куриный суп. Ты любишь? А ещё есть мармелад. Хочешь мармелад?
Мужчина шёл очень быстро, прямо по лужам. Мальчик, чуть отставая, бежал рядом. Он больше не мог терпеть и описался, когда они вошли во двор. Ему стало стыдно, хотя из-за дождя брюки и так насквозь промокли. Шляпа остановился и выпустил руку.
— Я пойду вперёд, а ты за мной, но не слишком близко, — сказал он. — Ладно? Я живу в третьем подъезде. Сначала зайду я, а ты сосчитай до десяти и заходи следом.
Он смотрел на мальчика с блаженной ухмылкой. И по-прежнему прижимал к груди банку с пивом.
— Ты умеешь считать?
— А ваши дети дома? — спросил мальчик.
— Мои дети? Ах, мои дети. Они уехали в санаторий. У меня близнецы, и оба заболели туберкулёзом. Теперь им нужно восстанавливаться. Идём.
Мужчина зашагал через двор. Мальчик медленно пошёл следом. Они приблизились к обшарпанной двери третьего подъезда, в этот момент откуда-то сверху послышался крик матери. Она звала домой. Мальчик сразу её увидел. Мать высунулась из окна и махала руками. Проливной дождь лил прямо на её взлохмаченную голову.
— Ох, ох! — сказал мужчина. — Это тебя зовут, что ли?
— Это мама, — сказал мальчик. — Мне можно возвращаться домой.
— А как же суп? Жаль. Ладно. Может, в другой раз? Нет, в другой раз не получится.
Мужчина снял набрякшую, уродливую шляпу. Он оказался лысым. И на голове у него лежал носовой платок.
— Я пошёл, — сказал мальчик.
— Прощай, маленький принц, — ответил уныло мужчина и скомкал шляпу.
Мать открыла дверь и запустила его в квартиру.
— Хорошо погулял? — спросила она противным ласковым голоском.
Мальчик снял мокрые башмаки и прилип носками к полу. Из комнаты вышел мужик в тельняшке и трениках. Он был заметно старше матери. Лицо обвисшее, небритое и неопрятное. Толстой волосатой рукой он чесал живот.
— Это дядя Витя, — сказала мать.
— Здрасте, — чуть слышно сказал мальчик.
— Здорово! — ответил дядя Витя.
— Он у нас будет жить, — сказала мать. — Он как бы теперь твой папа.
— Какой ещё папа?! — удивился дядя Витя и стал тереть глаз средним пальцем. — Зови меня капитан, понял?
— Понял, — пробормотал мальчик.
Мать погладила его по мокрой голове.
— Ты поел мороженого? — спросила она.
— Да.
— Вкусно было?
— Да. — Твоя учительница приходила.
Мальчик молчал.
— Полное ебобо, — сказал дядя Витя и громко постучал себе по голове костяшками пальцев.
— Я её пригласила войти, — сказала мать. — Эта дура зашла, перекрестилась и выскочила как ошпаренная.
— Становись моряком! — сказал дядя Витя и подмигнул расчёсанным глазом.
— А можно я посмотрю телевизор? — спросил мальчик.
— Но только недолго, — ответила мать.
Он зашёл в комнату. Телевизор был включен. Показывали какой-то совсем старый фильм, в котором персонажи говорили чересчур взволнованными голосами. Он сел на пол. На экране женщина обнимала мальчика и говорила:
— Ты очень, очень красивый, самый красивый, красивее тебя нет никого во всём целом свете, мой милый.
Лицо мальчика не показывали. Он стоял спиной, обхватив женщину за шею. На этом фильм закончился, на экране появилась надпись «конец». Потом шла реклама: водка, сигареты, жвачка, шоколад, лекарство от кашля. После рекламы начался футбол. Мальчику нравился футбол, но не сильно, мог и не смотреть. Но смотрел. Матч был скучный. Спартак — Ротор. Мальчику было наплевать и на Спартак, и на Ротор. В конце первого тайма трансляция прервалась. На экране повисла решётка. Мальчик смотрел на решётку и ждал.
Пришла мать.
— Ты посмотрел телевизор? Что ты смотришь? Что это? Зачем ты это смотришь? Пора спать уже. Давай-ка иди к себе живо, живо.
Он встал с пола, прошёл через комнату и залез в шкаф. Спать не хотелось. Он слышал в потёмках своё дыхание. В щель между дверьми он видел небольшую часть комнаты. Мать разделась догола и залезла в кровать. Потом появился дядя Витя, он погасил свет в комнате. Послышался скрип — лёг на кровать к матери. Затем сопение и возня на кровати.
Голос матери:
— Ну подожди, мне так неудобно.
Голос дяди Вити:
— Повернись спиной.
Голос матери:
— Всё тебе мало, моряк.
Голос дяди Вити:
— Я баб восемь месяцев не видел. У меня уже на акул и осьминогов вставать начал.
Смех матери.
Потом слышался какой-то шёпот и тяжёлое свистящее дыхание.
— Да, — сказала мать очень громко.
Стон дяди Вити. Шёпот. Смех.
— Он сидел и смотрел на пустой экран, — сказала мать.
— В интернат сдай, — ответил дядя Витя.
— Ты когда уплываешь?
— Да я ещё не приплыл толком, качает до сих пор, а ты — «когда уплываешь»…
— Ну просто…
— Не скоро, не скоро. Зиму здесь…
Мальчик открыл дверь шкафа и высунул голову.
— Мама, а я красивый?
— Спать, я сказала! — ответила она.