Владислав Шленгель "Крик в Ночи"
Владислав Шленгель польский поэт,еврейского происхождения,для большинства он известен тем,что был одним из узников Варшавского гетто.
Про жизнь его особо много не скажешь,ввиду нескольких объстоятельств.
Первое и банальное:Очень мало информации о жизни,общие фразы конечно есть,поэтому биографию поэта мы рассмотрим.
Второе:К сожалению после окончания войны наследние(а это большое количество работ Шленгеля) были утеряны и вряд-ли найдутся в ближайщее время,если конечно это вообще произойдет.Тем не менее есть хотя бы пара слов,дабы рассказать об этом человеке.Неунывающим,сильном и волевом.
Владислав Шленгель родился в Варшаве в еврейской семье,предположительно в 1911(в других источниках указывается 1914 год),отец художник Мауриций Шленгель рисовал плакаты для кинотеатров.Жили на улице Валицов,сейчас это один из немногих домов в Варшаве напоминающий о существовании Варшавского Гетто,ведь в 43,как может помните или слышали,гетто было уничтожено после восстания.Когда погибло в общем 13тысяч человек,из подполья(защищающие гетто) и обычных жителей,который нацики просто сжигали в домах.После восстания 15 тысяч ещё живых жителей гетто были отправлены в Треблинку,где скорее всего большинство и закончили свои жизни.Но пока биографически туда попадать рано,просто как факт.
Неподалеку от его дома находилась Торговая школа, в которой Владислав учился на бухгалтера — впрочем, еще во время учебы он открыл в себе поэтический талант и после окончания школы в 1930 году решил посвятить себя литературе.
Владислав Шленгель "Паспорта" Эх, мне бы паспорт Уругвая, Ведь до чего прекрасный край! Как хорошо быть гражданином Страны, чье имя Уругвай…
Эх, мне бы паспорт Парагвая, Богат и волен этот край. Как хорошо быть гражданином Страны, чье имя Парагвай…
Эх, мне бы паспорт Коста-Рики, Смарагд небес и вечный май… Как сладостно бывает вспомнить Коста-риканский милый край!
Эх, мне бы боливийский паспорт. Душистых сосен дивный край… Прошу, Боливия, гражданство, Как двум моим знакомым, дай!
Эх, мне бы паспорт Гондураса (То не страна — восточный рай!) Приятно иногда признаться: Мол, Гондурас — родной мой край.
Боливия, ну дай мне паспорт! И Гондурас, и Парагвай. Чтоб мог я преспокойно жить в Варшаве, Ведь это самый дивный край!
C начала 1930-х годов Шленгель публиковался в ряде газет и еженедельников,как пример левая газета Robotnik,сам Шленгель был социалистом,но ни сталинскую ни гитлеровскую версию оного движения не мог приветствовать.
Незадолго до войны начал сотрудничать с театрами-кабаре. Шленгель также писал стихи для песен, его авторству принадлежат тексты таких шлягеров как «Jadziem Panie Zielonka», «Dziś panna Andzia ma wychodne» и «Tango notturno». Среди исполнителей песен Шленгеля были Адам Астон, Вера Гран, Людвик Семполинский и Мечислав Фогг.В общем то польские театралы,певцы еврейского происхождения.
Писал он стихи и для литературных театров «Ali Baba», «Qui pro Quo», «Tip-top», нередко сам выступая в кабаре в качестве ведущего и актера популярных тогда сатирических выступлений.Но главную славу в предвоенные годы Шленгелю принесли эстрадные песни, написанные на его стихи. Ему принадлежат тексты многих популярных шлягеров тех лет — «Dziś panna Andzia ma wychodne», «Jadziem Panie Zielonka», «Tango notturno», «Król kobiet», «Panna Lili» и других. Эти песни, главным героем которых, как правило, выступал уличный франт и забияка, очень точно передавали атмосферу улиц Хлодной, Теплой и Крохмальной на варшавской Воле, где рос Шленгель. Песни на стихи Шленгеля, ставшие частью варшавского фольклора, исполняли такие звезды польской предвоенной эстрады, как Мечислав Фогг, Людвик Семполинский, Стефан Витас, Тадеуш Валишевский, Вера Гран, Януш Поплавский, Адам Астон и многие другие.
В общем то жизнь шла своим чередом,а Шленгель мог стать и быть активным и крутым поэтом-песенником,но судьба распорядилась иначе,и началась Вторая Мировая Война.
Шленгель принимал участие в сентябрьской кампании,тем самым защищая свою страну и Варшаву,родной город,в частности.
Немцы по классике хотели отблицкригить все,то бишь молнееносно ворватся перебить всех и оккупировать территорию.Собсна на это у них была и техника и солдаты и возможности.Да и понятно дело ребята готовились,не в один день ебанутая крамольна мысль Адику в голову пришла.
Поляки же...ну не готовились совсем.Они думали на них нападет СССР,ведь как говорится с той,восточной стороны их уже пару раз делили и все такое.Тут конечно не знаю,был бы такой исход,ежели Адика и Второй Мировой не было,тут не будет нечего говорить,но то что Польша не была готова к нападению это точно,но держались конечно нормально,они все-таки не хотели оккупации.
Шленгель же явно понимал,что на Польшу надвигается ни разу не слабый противник,что политика Третьего Рейха довольно жестока по отношению к таким гражданам как Шленгель,то бишь еврейского происхождения.И в самом начале периода полноценной оккупации Польши,Шленгель смог вырваться из Варшавы,в которую в то время,уже вроде как проникали солдаты вермахта и ретировался Шленгель в Белосток,где на тот момент стояла Красная Армия. Хз был ли в этом вполне логичный умысел,что после захвата столицы,нацики явно не поползут дальше,а уж тем более,на тогда ещё типа союзную Красную Армию. Но факт в том,что в Белосток он уехал.Туда же ретировались и все остальные ребята,писатели,поэты,художники,музыканты,все евреи.
В Белостоке Шленгель нашел работу.В Театре миниатюр, где совмещал должности заведующего литературной частью и конферансье. Вместе с театром Шленгель объездил почти всю Западную Беларусь, оккупированную(Оккупированна она тогда,потому что часть эта все же была Польской на тот момент,но типа жили там белорусы,когда только хз,а сидели и охраняли там всех Советы,так что это не совсем та оккупация о которой можно подумать) в то время Советским Союзом, побывал в Гродно, Бресте, Пинске, Новогрудке, Барановичах.
Но несмотря на всю вот работу и все такое,становится гражданином СССР Шленгель не собирался,но по какой-то причине в голове у него был иррациональный страх того,что если он откажется,то его отправят в Сибирь копать уран...видимо.Чего он испугался я не понял,все же евреев гонять в СССР на тот момент закончили и продолжат в легкой форме лишь при Хрущеве,но у Владислава вот,все равно страх был.В итоге:
В 1940 году Шленгель переехал во Львов, однако после нападения Германии на СССР был вынужден вернуться в оккупированную Варшаву.Видимо уже не было других путей,ну никак.
Родительский дом Шленгеля на улице Валицов оказался на территории созданного нацистами еврейского гетто, которое осенью 1941 года было отделено от остальной, «арийской» части города высокой стеной.
Наверно понять,что вообще чувствовали люди отделенные вот таким образом,не совсем просто,если вообще дано.
отрывок работы "Двое под снегом"
Я бездомный и ты бездомный,
Время камнем бьет наши жизни,
Страшно, сколько нас разделяет,
Только снег этой ночью сблизил…
В гетто Шленгель организовал сатирической кабаре «Żywy dziennik» («Живой дневник»), регулярно выступавшее в кафе «Sztuka»
Первое представление состоялось в марте 1942 года и было с восторгом принято публикой. О кабаре писала издаваемая в гетто «Gazeta Żydowska»
Шленгель был душой «Живого дневника», писал для кабаре сценарии, стихи и тексты песен, а также выступал в качестве конферансье и стендап-комика. Он выходил на эстраду, невысокий, полноватый, в очках с круглыми линзами, открывал представление, и лица собравшихся людей светлели. Вместе со Шленгелем в кафе «Sztuka» выступали поэты и сатирики Юзеф Липский, Леонид Фокшанский и Анджей Власт, а песни на его новые стихи исполняли Вера Гран, Пола Браун (вскоре она погибнет в Майданеке), Диана Блюменфельд и Марыся Айзенштадт, которую называли «соловьем гетто». На фортепиано им по очереди аккомпанировали знаменитые музыканты — Владислав Шпильман и Артур Гольфедер. Именно в кафе «Sztuka» Шленгель написал слова, а Владислав Шпильман — музыку к знаменитой песне Веры Гран «Jej pierwszy bal».
Как наверно не трудно понять,в особо сложные моменты для многих людей именно это кабаре,именно эти выступления,песни и шутки,пусть может и с трудом произносимые,приносили отдушину людям,они понимали что ужас пройдет,когда-нибудь,но все-же пройдет.
Стихи, написанные Шленгелем в период Холокоста, выполнены в мрачной и язвительной манере и полны негодования по отношению к Богу.В стихотворении «Пришло время!», написанном в декабре 1942 года (возможно, вскоре после того, как Шленгель узнал о газовых камерах Треблинки), поэт осмысляет катастрофу еврейства с точки зрения божественного провидения.
Пришло время! Пришло! Ты долго пугал нас расплаты часом, Но с нас покаянных молитв довольно, Теперь пред судом ты предстанешь нашим И будешь молча ждать приговора. Мы сердце твое забьем как каменьями, Огромными, страшными обвиненьями. Отточены, как топоры и шашки, Они взмоют ввысь Вавилонской башней. А в небе ты, преступник великий, Окутанный жуткой межзвездной тишью, Все наши жалобы ты услышишь, Есть у твоего народа улики. Никаких долгов! Никаких долгов! И неважно, что ты нас во тьме веков Из Египта вывел на землю нашу, Но теперь все иначе! Да, все иначе! Вовеки тебе не простим обиду — За то, что нас в руки подонкам выдал, За то, что целые тысячелетья Мы были тебе как верные дети, Валясь с твоим именем вместо стона На мрамор амфитеатров Нерона, Терпя всю древность и средневековье Лишь брань, побои, кресты и колья. Ты сдал нас на милость орды казачьей, Завет твой священный в прах растерзавшей. Агония гетто, виселиц тени, Погромы, пытки и униженья, Расправы в Треблинке и жизнь под ярмом, Но мы вернем тебе долг! Вернем! — Ты тоже от гибели не спасешься! Когда мы на площадь тебя притянем, Стодолларовой монетой солнца Подкупить не сможешь охрану, И когда палач, грохоча и тужась, Тебя в душегубку силком загонит, Закроет в герметичном пространстве — Пусть жаркий пар тебя душит, душит, Ты будешь кричать, на стены бросаться А после всех пыток тебя прикончат. Но, прежде чем в яму столкнуть свирепо, Золотые звезды вырвут из пасти. А после сожгут.
И ты станешь пеплом.
Филолог Ф. Аарон отмечает, что в стремлении осмыслить провидение Шленгель следует канону мидраша, однако в отличие от иудейских теологов поэт «переворачивает» космический порядок: в своём стихотворении он приговаривает Бога к смерти к Треблинке, отплачивая ему за несправедливость
Шленгель не только развлекал публику, он довольно остро высмеивал царящие в гетто порядки, еврейскую полицию, санитарные службы. Порой доставалось даже гестапо. «Живой дневник» стал иронической «хроникой текущих событий» жизни гетто. Поэт придумал и своего героя – смешного еврейского торговца средних лет по имени Маер Млинчик, и публика с нетерпением ждала очередного рассказа о его приключениях. Даже разразившаяся в гетто эпидемия тифа стала поводом для шуток с эстрады. И это не циничные шутки над умершими и все такое,просто только юмор и мог уже разбавить всю эту тяжелую и угнетающую атмосферу отчаяния и смерти.
Отрывок работы "Две Смерти" Ваша смерть с нашей смертью Друг от друга так далеки. Ваша смерть — могучая смерть, рвущая на куски. Ваша смерть — в тех серых полях, Что потом и кровью сдобрены. Ваша смерть — это смерть от пуль… Со смыслом… Во имя Родины. Наша смерть — дурацкая смерть На чердаках, в подвалах. Наша смерть как паршивый пес Ждет нас на тротуарах.
Кафе «Sztuka» просуществовало недолго. В июле 1942 года началась массовая отправка жителей гетто в Треблинку. За три месяца в газовые камеры попало 300 тысяч евреев, среди них оказались и почти все участники кабаре «Живой дневник».
Шленгелю и его жене повезло,ведь они были вполне здоровы и молоды.Поэтому нацики могли и дальше эксплуатировать их на производствах.Одно время поэт трудился в мастерской по изготовлению щеток.
Гетто конечно же развивалось и уплотнялось,поэтому Шленгелей переселили на улицу Свентоерскую34,где в то же время жили члены подпольной еврейской боевой организации,одним из которых был например Марек Эдельман,один из руководителей восстания в Варшавском Гетто.
Шленгель старается не падать духом, и даже реанимирует свое кабаре «Живой дневник», став его единственным автором и исполнителем. По субботам он устраивает представления для всех желающих прямо у себя дома. И продолжает писать стихи.
Той зимой 43-го Шленгель написал одно из самых известных своих стихотворений — «Двое на снегу»,отрывок которого я уже добавлял выше.
Падает снег, своей шерстью белой он воротник обшивает мой. Нас двое на улице, у каждого – дело: еврей за работой и солдат-часовой.
Дом мой – барак. Ты бездомный тоже. Давит нас этот жестокий век. Пусть друг на друга мы непохожи – соединил нас сегодня снег.
Мне не удрать переулком этим, пока ты мерзнешь тут битый час, а это значит, что кто-то третий на скользкой улице держит нас.
Мало кому из поэтов удавалось под столь неожиданным углом зрения взглянуть на взаимоотношения палача и жертвы.Последние работы Шленгеля написаны лаконичным рубленым языком, в них поэт сообщает об уходе евреев в подполье, строительстве бункеров в подвалах, сборе припасов. Поэт писал об этом как о возврате пещерной эры, уходе под землю под натиском диких зверей.
Поэт сам изготавливал машинописные сборники своих стихов, напечатанных под копирку, и распространял их среди оставшихся жителей гетто, ожидавших своей очереди для отправки в лагерь смерти.Можно спросить,какие к черту стихи? Но поймите,тут такая ситуация,что только вот юмор или стихи внушали силу,говорили что есть вещи сильнее нациков,адика и всех этих дэбилов.Так что все нормально и вполне привычно.
Шленгель был реалистом и мало надеялся на собственное спасение или спасение еврейского народа. Одно из последних своих стихотворений он написал незадолго до знаменитого Варшавского восстания. Эти строки проникнуты чувством безысходности и страхом, которые глубоко проникли в жизнь варшавских евреев:
всеми чувствами я ощущаю, как задыхаюсь от недостатка воздуха в лодке, плывущей вниз по течению… На ее бортах я пишу стихи-документы. Свидетели моей смерти, прочтите стихи поэта 1943 Anno Domini, который искал вдохновение в тягостной хронике своего времени.
Рассказывают, что Шленгель планировал бежать из гетто и даже несколько раз покидал его территорию (сильно рискуя, поскольку за это полагался расстрел), однако на «арийской стороне» ему никто не помог, и поэту пришлось вернуться. По другим данным, проникнуть на другую сторону стены ему так и не удалось.
В январе 1943 года,нацисты снова начали отправлять народ из гетто в Треблинку,а люди не хотели и начался вооруженный отпор.Шленгель откликнулся на это событие стихотворением «Контратака», назвав происходящее «бунтом мяса», обреченного на заклание:
отрывок работы На улице Милой — КРОВЬ… Жандарм от ворот отпрянул, Крича: «Меня подстрелили!» Но тут залаяли браунинги На Низкой, Дикой, Павлиньей. На стертых ступенях Где старую мать Возили за патлы, Эсэсовец Хандке Странно пузатый, Как будто смерть застряла в кишках, Как будто костью стал в горле бунт Кровавой слюной нахаркал В картонную пачку — «Juno sind rund»
А 19 апреля 1943 года, после того, как немцы попытались депортировать в лагерь смерти оставшихся евреев, в гетто началось восстание.Вооруженные пистолетами, несколькими гранатами и «коктейлями Молотова», повстанцы понимали, что они обречены, но предпочли умереть не в газовой камере, а с оружием в руках. Бои продолжались больше месяца, в течение которого немцы практически целиком сожгли гетто вместе с его защитниками
В последние дни восстания Шленгель вместе со своей женой и еще почти двумя сотнями обитателей гетто укрывался в бункере Шимона Каца, оборудованного в подвалах полуразрушенного дома на Свентоерской, 36. 8 мая 1943 года гитлеровцы обнаружили бункер, забросали его газовыми гранатами, а потом расстреляли всех находившихся там евреев, среди которых был и Владислав Шленгель.
После смерти поэта наиболее обширное собрание его произведений хранилась у Юлиана Кудасевича, начальника Шленгеля на мастерской по производству щёток. Этот сборник, представляющий собой копию машинописного текста от 8 октября 1942 года, Кудасевич передал Еврейской исторической комиссии. Благодаря вкладу Кудасевича комиссия познакомилась с несколькими неизвестными работами Шленгеля, а также приступила к выверке уже известных текстов.
Кроме того, наследие поэта было восстановлено по содержанию архива Рингельблюма, обнаруженного под руинами послевоенной Варшавы. В том числе, в архивах упоминалось, но не приводилось стихотворение «Расчёты с Богом»: его удалось восстановить лишь в 1985 году усилиями писательницы Халины Биренбаум— выяснилось, что неподписанная копия этого стихотворения хранится у пережившего Холокост жителя Хайфы.
Владислав Шленгель "Крик В Ночи" Эти стихи написаны между первым и вторым восстаниями, В последние дни смертельной агонии Крупнейшей еврейской общины в Европе В июле — сентябре 1942, Я посвящаю их людям, на которых мог положиться В годину вихря и абсолютного хаоса. Тем немногим, которые знали в круговороте событий, В пляске случая, смерти и покровительства Что не только семья… не только Связи… не только деньги… Но должны быть сохранены и те немногие, Последние из могикан, чей капитал и чье оружие Состояли исключительно в слове, Те, до кого доходит мой крик…
Мой крик…
в ночи…