Интервью с кандидатом биологических наук Ириной Дремук

– Чем вы занимаетесь? Расскажите, пожалуйста, о своём пути.

– Я биофизик, кандидат биологических наук, работаю ведущим научным сотрудником в Лаборатории медицинской биофизики ГНУ «Институт биофизики и клеточной инженерии НАН Беларуси». Мы занимаемся исследовательской работой в самых разных направлениях, но все они так или иначе соприкасаются с медициной.
Я закончила физический факультет Белорусского государственного университета. То есть изначально я физик, а не биолог. На 2 курсе университета нас распределяли по кафедрам, и я пошла на биофизику, потому что к тому времени «голая» физика мне не очень нравилась. Мне хотелось чего-то более прикладного и более интересного. И на 2 курсе я уже знала, чем я буду заниматься. Я попала в замечательную научную лабораторию, которая занималась биофизикой гемостаза. Мне было очень интересно работать с живыми клетками (тромбоцитами), несмотря на то, что, кроме основной учебы, приходилось изучать много литературы и до позднего вечера проводить эксперименты.
Но после окончания университета мой научный путь оборвался по личным причинам. В аспирантуру я поступила только спустя 5 лет. И совсем на другое направление. В течение 13 лет я занималась биофизикой растительной клетки и диссертацию защищала именно в этой области. Но к растениям у меня так и не возникло большой любви, хотя я очень многому научилась, работая с ними. И в этой области у меня были действительно талантливые учителя. Но так сложились обстоятельства, что уже несколько лет я снова работаю в медицинской тематике, и чувствую себя в этой сфере намного лучше.

– На вашем канале вы писали, что психология – ваше хобби. С чего оно началось? Какие направления вам наиболее близки?

– Да, психология мне интересна давно. С чего началось – я не помню, но мне ещё со школы было интересно, как функционирует психика человека и чем люди руководствуются в своих поступках. Кроме того, я очень склонна к анализу всего на свете, и особенно – к самоанализу. Вообще, в 11 классе я думала, не пойти ли мне учиться на психолога. Но на тот момент я училась в физико-математическом классе, и в знаниях по этим предметам я была гораздо более уверена. Да и в конце 90-х быть психологом было не очень престижно.
В разные периоды жизни мне были интересны разные направления. Долгое время я увлекалась аналитической психологией. И книгой, давшей старт такому интересу, стала «Психология бессознательного» К.Г. Юнга. Помню, что по теме бессознательного я даже писала работу для кандидатского минимума по философии. Чуть позже я заинтересовалась экзистенциальной психологией, возможно, на это повлияла моя любовь к философии. Очень полюбилась книга Виктора Франкла «Психолог в концлагере». Также я зачитывалась книгами Ирвина Ялома, который работал в подходе экзистенциального консультирования и писал об этом. Сейчас мне более интересна биопсихология (поведенческая нейронаука, психогенетика, психофизиология).

– Встречались ли вам за последнее время какие-то интересные психологические исследования или книги по психологии?

– В наше время имеется такой широкий спектр исследований в области психологии и такое огромное количество книг, что среди них очень сложно выделить особенные.
Но мне понравилось недавнее исследование учёных из университета Калифорнии, в котором изучалось влияние доброты на биологическую реакцию, называемую консервативным транскрипционным ответом на невзгоды (CTRA). Это реакция, при которой в ответ на определенные жизненные обстоятельства в организме активируются гены, запускающие процесс воспаления. В течение месяца один раз в неделю одни участники исследования совершали три добрых поступка для других, вторые – делали добрые дела для себя, в то время как третьи просто выполняли свои ежедневные действия. Впоследствии экспрессия гена CTRA была повышена у людей, которые выполняли свою обыденную работу, и снижена у людей, которые проявляли доброту именно к другим людям. Очевидно, что снижение экспрессии CTRA более благоприятно для организма, так как способствует уменьшению воспаления и снижает риск возникновения связанных с этим заболеваний. И был сделан вывод о том, что доброта действительно способна вызывать эпигенетические изменения в организме.

– Когда и как вы впервые узнали о существовании такого диагноза, как «расстройство избирательного питания»?

– Как вы уже знаете, у моего младшего сына имеется это расстройство, подозревать, что с ним что-то не так, я начала не сразу. Ведь Антошка – мой второй ребёнок, а поскольку со старшим сыном все было в порядке, и вопросы питания решались естественным образом, то я вообще не верила, что такое может быть, что ребёнок отказывается от огромного количества продуктов. Отказываться он начал не сразу, хотя тактильная/визуальная чувствительность присутствовала изначально. Я связывала это с неврологическим проблемами. У Антошки была гипоксия, и сразу после родов он попал в отделение интенсивной терапии с врожденной пневмонией, более суток лежал на ИВЛ, его выписали с внутричерепной гипертензией. Но сильный откат в плане еды произошел после череды болезней примерно в 1,6 года, а также после стрессового для него события (я экстренно попала в больницу и вынуждена была резко прекратить грудное вскармливание).
О диагнозе ARFID я узнала в 2019 году, когда искала хоть какую-нибудь информацию, а врачи в лучшем случае разводили руками, а в худшем – обвиняли во всем меня. А где обычно учёные ищут информацию? Ну конечно же в научных статьях, прежде всего зарубежных. Но тогда я не понимала, почему во всём мире об этом пишут, а у нас об этом врачи даже не знают.
Вот так понемногу я изучала эту тему сама и однажды наткнулась на вебинар Сергея Бутрия про РПП у детей, и убедилась, что я такая не одна, и что есть еще хорошие врачи на этом свете.
И в 2022 году я решила завести блог (Телеграм-канал Дети с РПП), чтобы просвещать других родителей и делиться личным опытом. На тот момент я даже не думала, что мои просветительские посты будут интересны не только родителям, но и специалистам, причем самым разным специалистам. Стоит сказать, что здесь огромную роль сыграл Сергей Бутрий, которому я сама сообщила о своем намерении вести блог, и он распространил информацию о канале. Тем самым он помог очень многим родителям. Сейчас у нас есть чат, в котором состоит более 400 таких же родителей, как я. И этот чат для многих является спасением.

– Как вы считаете, какие специалисты могут работать с ARFID?

– Если мы говорим о детях после 7-8 лет и взрослых, то это, прежде всего, психотерапевты/психологи, желательно владеющие адаптированным для ARFID когнитивно-поведенческим подходом. Хотя помимо КПТ используют и другие методы, например диалектическую поведенческую терапию, схема-терапию, семейную терапию.
Если мы говорим о маленьких детях, то здесь могут работать АВА-терапевты, опять же – специально обученные. Это значит, что они должны понимать, что такое ARFID, его особенности, чем обусловлено поведения избегания/отвращения. Без этих знаний и без гуманного индивидуального подхода этот вид терапии легко может и навредить (таких примеров немало).
Также с маленькими детьми могут работать детские психологи и специалисты по питанию, владеющие определёнными методами и техниками для расширения рациона. Например, такими, как терапия отзывчивого кормления в сочетании со ступенчатой экспозиционной терапией.
Но поскольку ARFID – многофакторное расстройство, его лечением, в идеале, должна заниматься команда специалистов, в которую входят как минимум психотерапевт/психолог, психиатр, педиатр, диетолог, логопед, и, возможно, гастроэнтеролог.

– Какую литературу, статьи вы могли бы посоветовать родителям детей с ARFID и специалистам, которые хотели бы больше узнать об этой проблеме?

– Что касается статей, то их сейчас много, в том числе и систематических обзоров. Конечно, все они на английском. Некоторые из этих статей можно найти на сайте, который я администрирую – arfid.ru.
Есть также русскоязычные книги. Для родителей – «Малоежки» Дженифер Фридман. Эта книга в основном для работы с придирчивыми едоками. Но тем не менее, там есть много полезных советов, которые можно (и даже нужно) использовать и с детьми с ARFID. Ещё могу посоветовать книгу Рэйчел Брайант-Во. «Избегающее/ограничительное расстройство приема пищи. Руководство для родных и опекунов». 
Для специалистов есть хорошая книга Дж. Томас, Камрин Т. Эдди. «Когнитивно-поведенческая терапия избегающего/ограничительного расстройства приема пищи (ИОРПП)». 
Но я бы всё же не стала делить эти книги по целевой аудитории. Все они будут полезны как родителям, так и специалистам.

– А есть ли какая-нибудь информация о влиянии ARFID на работу мозга? Или, может быть, у вас самой есть мысли на эту тему?

– Понимаете, суть ARFID заключается в избегании/ограничении еды. То есть это поведение, которое формируется вследствие негативного опыта, связанного с приёмом пищи. Этот опыт может быть самого разного происхождения.
Что касается нейробиологии ARFID, то здесь исследований очень мало, чтобы что-то сказать однозначно. Однако есть гипотеза, что поведение избегания еды/отвращение к ней формируется вследствие классического (павловского) обусловливания. Это может быть условное отвращение к вкусу (пищевая/вкусовая аверсия), или обусловливание угрозой. Это тот механизм, который работает у всех млекопитающих.
Когда приятный вкус еды ассоциируется с болью в желудочно-кишечном тракте, либо же каким-то дискомфортом или крайне стрессовым состоянием (например, насильным кормлением) – это приводит к избеганию этого вкуса, или же к отвращению (в зависимости от стимула). Формируется мощная аверсивная память – ассоциация еды либо с болезненным состоянием, либо с крайне неприятным чувством тревоги и паники. То есть дети вследствие негативного опыта обучаются не только не любить сам процесс питания, но и при взаимодействии с незнакомой едой испытывать неприятные ощущения, как будто заново переживая плохой опыт. Илен Бернштейн – специалист в области фундаментальной поведенческой неврологии, в своё время показала, что скорость и сила формирования отвращения к вкусу модулируется именно новизной вкуса, и определила роль белка с-Fos в этом процессе. Есть данные о том, что такое обусловленное обучение отвращению к вкусу снижает силу синаптической связи между базолатеральной миндалиной и вкусовой корой головного мозга и приводит к снижению активации нейронов вкусовой коры.
Понятно, что есть определённая категория детей, у которых аверсивная память формируется легче, чем у других. Например, это дети с разными неврологическими расстройствами (РАС, СДВГ и т.д.), дети с врождёнными генетическими заболеваниями, дети с опытом нахождения на ИВЛ или зондовом питании, недоношенные дети – этот список на самом деле довольно большой, и факторов риска немало.
Напрашивается вопрос – что мы можем сделать в том случае, если у ребенка сформировалась такая негативная ассоциация на незнакомую еду? Однозначного ответа пока нет, но, например, у животных погасить избегание вкуса и отвращение к нему можно лишь переобучением – то есть дать им положительный опыт взаимодействия с едой, показать, что вкус, ассоциируемый с болезнью, вовсе не страшен. Это можно сделать, используя положительное подкрепление. По сути, это работа с системой вознаграждения. И если с животными это сделать относительно несложно, то с людьми – крайне тяжело, поскольку мозг человека сложен, и есть ещё самые разные социальные и психологические составляющие, которые препятствуют такому переобучению.

Больше интересных постов ищите в Телеграм-канале Нейровечеринка: t.me/neuroparty2022