Парадокс «национальной идеи»: мечты о будущем или страх перемен?

Снова и снова выплывает тема «национальной идеи»: как и почему она вдруг «выстраивается» или «создаётся». Казалось бы, чему удивляться: достаточно вспомнить, как возникли древние империи и что творилось после 1917-го. Но общество упорно требует систематизации. Попробуем и мы внести свои пять копеек.

Два пути — и оба связаны с верой

В известном смысле существуют два базовых маршрута. Первый — харизматический: появляется группа фанатиков, которые внезапно включают турбо-режим и говорят, что у них есть «истина в последней инстанции». Эта «истина» бывает религиозной (ислам, например) или вполне себе квазирелигиозной (будь то коммунизм, национализм, либерализм — или всё сразу). «Либо вы с нами, либо умираете в страшных муках». Второй путь — консервативный. Тут всё спокойнее: поколениями складывается государственность, из неё выплетают миф, подмешивают немного сакральности — и вот вам «великая цивилизация» в окружении «варваров». Фараоны, Рим, Китай, всё как в учебнике. Сперва просто приходят к власти, потом носят на голове красивую корону, а дальше начинается культ императора, «поднебесная», «мандат неба» и Pax Romana.

Харизматический порыв: огонь в глазах и завоевательные походы

Примеры:

Ранний арабский халифат (VII–VIII века): у всех в памяти. Прямо моментально на конях (или пешком) прошли полмира, объяснили, что пророк Мухаммад принёс последнюю версию Откровения. Все наши — халифат процветает, все чужие — подчиняйтесь или будете подчиняться.
Франция времён Наполеона: фанатичная вера в «экспорт революции». Была одна идея: «мы — в авангарде, несём свободу». Ударили по соседям, приобщили к себе пол-Европы, да и сами поверили в свой культ.
Ранняя большевистская Россия: гремят рельсы, красногвардейцы из пулемётов стреляют, а в голове — «Мировая революция». Либо вы с нами делаете коммунизм, либо мы вас убедим всенепременно — хоть через террор, хоть через пропаганду.
Нацистская Германия: параноидальная вера в расовую теорию и святого фюрера как главного «спасителя» Европы. И ведь почти спасли — только немножко не успели.
США (эпохи Войны за независимость и последующих десятилетий): фанатичный (в хорошем смысле) подъём под лозунгами свободы и равенства. «Мы — новаторское общество», «кто не с нами — тот монархический ретроград». Затем — не менее яркое убеждение в «избранничестве» и «предназначении» (Manifest Destiny), оправдывающее экспансию на запад и формирование новой республики «с идеалами для всего человечества».

Распространение идей тоже закономерно: создаётся ядро «ультра-верующих», которое либо вербует, либо расстреливает противников. В результате — быстрое «расширение пространства», захват власти и появление нового типа государства.

Консервативный путь: тихое обрастание ритуалами

Здесь особых вспышек «фанатизма» нет (по крайней мере, на поверхности). Скажем, изначально существовала вполне себе работоспособная система институтов. Раз — и в результате столетних усилий, кстати, почти незаметно, эти институты становятся священными. Древний Египет: был нормальный правитель, стал «бог на Земле». Рим: сначала республика, затем — давайте сделаем культ императора. Вот вам, граждане, Pax Romana, все учтиво кланяются бронзовой статуе Цезаря или Августа. Имперский Китай: «поднебесная», и императору «мандат Неба» при рождении, отобрать нельзя, а если и можно, то очень трудно. Британская монархия в XIX–XX веках: у нас же самый «настоящий» царствующий дом, все традиции соблюдены, флаги, гвардейцы, корги у ног Елизаветы II — не придерёшься. Не забываем и титул «Императора Индии», между прочим.

Кстати, и США, добившись независимости, довольно быстро обзавелись конституционным культом. Со временем «отцы-основатели» перешли в статус почти библейских фигур. Той самой искры революционной харизмы уже не было, зато появилось почтение к «вечным» принципам — Биллу о правах, к «старейшей конституции в мире» и т. п. Тоже крайне консервативная часть американской идентичности.

Трансформация: от буйства страстей к «свитеру с оленями»

Интереснейшая закономерность: харизматические государства нередко превращаются в консервативные. Возьмём Османскую империю: сначала все бегут в завоевательные походы, потом — внушительный бюрократический аппарат, гаремы, дворцовые интриги. Где тот огонь? Он погас, оставив после себя традицию. Советский Союз: начинал с ленинско-троцкистского взрыва («мировая революция»), а закончил застоем и очередями за колбасой. Значит, стал консервативным государством с партноменклатурой, номенклатурными дачами и культом «нашей необъятной родины» вместо мирового пожара. Наполеоновская Франция: Реставрация, Бурбоны, потом новый Наполеон (только менее харизматичный), и снова тихий контроль, больше похожий на консервативный режим. США тоже прошли через это: от воодушевлённой борьбы «за свободу» в XVIII веке — к постепенному формированию крайне устойчивой системы с мощными традициями и бюрократией к концу XIX века.

А у нас в Казахстане?..

После развала Союза кое-кто надеется вылепить в Казахстане особую «национальную идею». Причём есть два теоретических «сценария»:

Харизматический: возникновение «фанатиков» — условно говоря, националистов или религиозных радикалов. Они захватывают власть, насаждают идеологию, и весь Казахстан бегом марширует под новые знамена. Риск большой, но эффект шокирующий.
Консервативный: плавное построение исключительного по эффективности общества. Сорок–пятьдесят лет, а может, и сто. После чего мы имеем традицию, сакральные символы, «казахскую вечность» и т. п. Любой школьник в новой столице (где-нибудь под Кызылордой) скажет: «наша цивилизация вечна!».

Чего хотят «элиты», когда говорят «давайте придумаем национальную идею»?

Сюрприз: обычно никакой новой идеи никто не хочет. Ибо настоящая идея — это перемены, риск потерять активы и должности. А нужно же «стабильность» и «законсервированное настоящее». То есть, как всегда, создаётся такая себе «легитимизирующая платформа», которая объяснит массам: «почему мы здесь сидим, нас не сдвинуть, да и не надо». Желающим поморщиться можно предложить сказку про «древние корни» или наоборот — «великую модернизацию». Людям не так важно, лишь бы выглядело солидно. Рецепт простой: объявляем всё это «единственным путём» и «подлинно казахстанской уникальностью». Кто не согласен — в чёрный список. А кто согласен — добро пожаловать в ряды «патриотов». Конечно, народ мог бы сказать: «не нужна нам ваша идея, дайте пожить спокойно», но кто нас спрашивает?

Итак, имеем классику: либо громкий фанатичный рывок — но тогда будет сильно трясти, и элитам придётся идти ва-банк, либо мучительно неторопливое созидание, к которому элиты, в общем-то, не очень готовы. Пока на казахстанских просторах нет ни революционной искры, ни чёткой линии на супермодернизацию — значит, скорее всего, останемся на прежнем уровне «и так сойдёт». Тем более, какую-никакую легитимизирующую тему уже пытаются подыскать. А это, согласитесь, лучше, чем ничего.