Номер 30. Глава 112
Мелодия была обещанием встречи. Обещанием двоих. Даже если бы сказали, что он мёртв…
— Если записать, можно заманить блондина этой песней, — сказала Риэлла, торопливо обращаясь к голограмме. — Повторите это видео.
Пока Аслан доставал диктофон, запись запустилась снова.
— Я обязательно вернусь за тобой, — шептала Изабелла.
Её мягкое напевное бормотание эхом разнеслось в воздухе. Голос, белый и хрупкий, как снег, казалось, вот-вот растает.
— Риэлла, в музыке есть сила хранить время, как в старом ящике. Пой о тех, кого любишь, и память долетит до их сердца — на свете, ветре или живом существе, — вспомнила она слова матери.
Риэлла застыла, видя в темноте метель. Или это лепестки? Грустно, что даже её увядшие родители когда-то цвели, как цветы. Грудь ныла от тоски или печали. Мать говорила, что у неё талант к пению, но девочка лишь подражала её пронзительно прекрасным нотам…
Хрусть. Зловещий звук прервал мысли. Аслан, остановив запись, поднял пистолет.
— Отключи систему, — приказал он голограмме, целясь.
Риэлла, обернувшись, затаила дыхание. Из шахты лифта высунулся огромный череп, и пол под ним трескался.
— Подтверждаю. Видео приостановлено, система отключается. Время: 30 секунд, — ответила голограмма.
Щупальце пронзило голограмму, и чёрное дуло пистолета Аслана выплюнуло огонь. Тан-тан, тан-тан-тан.
— Где лестница? — крикнула Риэлла.
Но директор, с пробитым щупальцем глазом, лишь считал:
Сглотнув, Риэлла, не дождавшись ответа, выхватила пистолет и открыла огонь по гигантскому существу. Она лихорадочно оглядывала пространство. Белый этаж для голограмм, больше шестисот квадратных метров, имел три двери. Где? Куда бежать?
В ту же секунду трещины на полу, разрастаясь, поползли к её ногам. Аслан, продолжая стрелять одной рукой, схватил её за запястье и бросился бежать. Пол осыпался под ногами, стоило им его коснуться. Та-тах, та-та-там!
В последний миг перед темнотой Аслан, добравшись до центральной колонны, обнял её, прикрыв голову.
Система отключилась, мир погас, и пол под ними обвалился.
Кугугун. В кромешной тьме обрушение длилось долго.
К счастью, их колонна рухнула лишь на пару этажей и остановилась. Без объятий Аслана Риэлла могла бы разбиться.
— Хаа, хаа… — дыхание друг друга было единственным спасением.
Сердце гулко било в уши. Аслан, опираясь на обломки, прижимал её так, будто хотел раздавить.
— Ранена? — спросил он, его голос упал прямо к уху.
Риэлла, уткнувшись в него, покачала головой:
Его голос, как колыбельная, успокаивал. Низкий тембр медленно лился у её уха:
— Не включай свет. Ждём, пока оно уйдёт.
— Угу… — кивнула она, ткнувшись лбом в его плечо.
Он замер, но тут же крепче прижав её затылок. Его тепло окутывало, как броня. Видео всё ещё будоражило, эмоции ещё не улеглись. Риэлла, дыша глубже, пыталась успокоиться.
— Однажды я попал в похожую ситуацию… Огромные твари ушли только через сутки.
— Времени хватит, если Дилан нас не бросит, — сказал он, уткнувшись губами в её волосы.
Надеюсь, Дилан не включит свет. На расстоянии, где уже невозможно что-либо передать, она ловила себя на глупом беспокойстве. Изабелла собирала вещи, будто знала о землетрясении. И когда Димитрий ворвался, она закрыла его жизненно важные органы.
Риэлла поняла: мать возвращалась в ключевые моменты, но не смогла предотвратить конец.
Сжавшись, она глубже уткнулась в его твёрдые объятия, не желая отпускать.
— Аслан, можно спросить, что ты имел в виду? — прошептала она.
— Что если бы я цеплялась, несмотря на опасность, мы могли бы пойти куда угодно.
«Мы можем всё и везде». Как Изабелла, она верила в это. Но…
— Я думала, с тобой я могу идти куда угодно. Нет?
Он молчал. Зловещая тишина повисла. Возможно, как вчера или раньше, он хотел что-то сказать, но передумал. В темноте не разобрать.
— Скажи честно, о чём думаешь, — настаивала она, подавляя тревогу. — Ты всегда будто хочешь что-то сказать, но сдерживаешься. Это грустно и душно. Я думала, мы близки, но вдруг между нами невидимая стеклянная стена.
Без ответа она сомневалась, здесь ли он. Существо, бушевавшее, ушло, и тишина стала гробовой. Она нащупала в кармане зажигалку, но прежде, чем включить, послышался сдержанный голос:
— Если скажу, ты опять уйдёшь одна?
Её рука застыла. Зажигалка упала, но он поймал её и вложил обратно.
— Прости, но я не верю, что мы можем идти куда угодно. Я никогда не пущу тебя туда, где слишком опасно.
Его длинная рука медленно отстранилась, будто это всё объясняло. Щёлк. Дрожа, она зажгла свет. Его лицо было то бесстрастным, то звериным, готовым разорвать добычу. Риэлла растерянно нахмурилась.
— Разве мы не решили это? Ты же понял, что я не хочу зависеть.
— Понял? Что ты можешь уйти без меня? Этого я не пойму никогда.
Она онемела, шевеля губами, но покачала головой.
— Потому что не хотел тебя потерять.
Его глаза, резкие и чувственные, поймали её отражение в чёрных зрачках. Она поняла, что коснулась сути его сдерживаемых чувств — глубокой, холодной, бездонной трясины.
Видео, возможно, разбередило что-то замёрзшее в их сердцах.
— Я говорил, мы разные. У тебя есть целый мир, а для меня ты — весь мир.
Он протянул руку, обхватив её лицо, и наклонился ближе. Щёки и уши горели, как от огня. На его длинной шее вздулись вены, растрёпанные волосы пеплом падали на лоб.
— Если ты уйдёшь из моего пустого мира, у меня ничего не останется. Я терпел, потому что это до смерти пугает.
— Но нормальные отношения такие. Мы отдаляемся, миримся. Иногда нужно отпустить, чтобы идти вперёд.
— Нормальные? По-твоему, нормально — помнить девочку, с которой провёл один сезон, когда тебе было четырнадцать, и не забывать её всю жизнь?
Он не был ни взволнован, ни раздражён. С безразличием, будто признаваясь в собственном недуге, мужчина улыбнулся мягко, но тяжело.
— Даже если ты поставишь ребёнка из зоны конфликта перед щедро накрытым столом, он всё равно быстро умрёт, Риэлла. Он будет жадно запихивать еду до разрыва желудка и при этом не выпустит из рук то, что ухватил. Так и выживают. Память о том, что чуть не потерял, рождает куда более яростную одержимость, чем ты думаешь.
Выгравированные пламенем обжигающе красивые черты мужчины были настолько чёткими, что тени, скрывавшие его подлинную суть, казались ещё гуще. Риэлла непроизвольно вздрогнула. Впервые перед её глазами развернулся тот самый бесплодный пейзаж, на который он смотрел.