Непробиваемый блок. Экстра 1. Весенний ветер (1.2)
Ын Гиль с Мин А были в студии KBC.
KBC — вымышленная телестудия в контексте рассказа, не реальная организация. Вероятно, отсылка к корейским вещательным компаниям, таким как KBS или MBC.
Она заранее оговорила, что не будет говорить о сестре и тренере Рю. Сегодня был первый день съёмок.
Участники: волейбольные звёзды Пан Чжон Вон и Кон Ын Гиль, а также актёры, продвигающие спортивный фильм о волейболе.
В коридоре Ын Гиль столкнулась с молодым актёром с яркой внешностью.
— О, это же ты? Та, что с поцелуем на церемонии!
Его внезапное тыканье смутило, но, учитывая его юность, она ответила формально:
— Вау, в жизни ты просто красотка.
— Думал, волейболистки огромные. А ты как иностранная модель. Виктория Сикрет, знаешь? Не разглядеть под одеждой, но всё равно шикарна.
— Большие девушки не пугают парней? Как вы там с любовью и свадьбами? Снимите об этом на Ютубе, людям интересно.
Его улыбка казалась невинной, что бесило ещё больше.
Похвала с хамством — вот что это? Ын Гиль, не умеющая спускать, не смолчала. Если пропустить, другие спортсменки услышат то же.
— Волейболистки высокие, не сломайте голову. Но я из мелких.
— И то, что я влезаю в ваши рамки женщины, не повод для восторга.
— Вау… Кон Ын Гиль, ты сверхчувствительна.
Актёр Пак Ху Ён широко раскрыл глаза. Белая кожа, чёрные волосы с синеватым отливом, мягкий образ — он идеально вписывался в рекламу на пляже.
Но это не красота. Ын Гиль, не моргнув, ответила:
— Да, чувствительна. Спортивные рефлексы. Вижу, откуда атака. И финты тоже.
Пак Ху Ён, выше её на пол-ладони, склонил голову, оценивая.
— Никто так не цеплялся за мои слова.
— Видимо, добрые люди щадили вас.
— Как ты справляешься в жизни с таким острым языком ?
Пак Ху Ён замолчал, а Ын Гиль, надев светскую улыбку, которой научил муж, прошла мимо. Обернувшись, она вбила клин:
— Мы высокие, потому и играем в волейбол. Это наша гордость. Можете бояться сколько угодно.
Пак Ху Ён, экс-музыкант и звезда рекламы, смотрел на её спину, ошеломлённый. Затем он ухмыльнулся:
Мин А застыла у автомата, услышав звон упавшей банки.
Сестра, виденная лишь на фото, похожая и непохожая на её спортсменку.
Мин А, не сдерживая волнения, открыла рот. Глаза беспокойно мигали.
Обе знали, кто есть кто. Ын Чэ сразу поняла: эта маленькая девушка — менеджер «Ветроуказателя», сестра «того ачжосси» и свояченица Кон Ын Гиль.
Ачжосси (아저씨) — корейское слово, означающее «мужчина среднего возраста», часто используется уважительно или нейтрально для обращения к незнакомому мужчине старше говорящего. В контексте может быть «дядя» или «господин».
Их взгляды, тяжёлые для первой встречи, переплетались в странном напряжении, необъяснимой борьбе. Никто не решался заговорить, тишина затягивалась.
Мин А, пережёвывая это, ощутила странное чувство, близкое к враждебности.
Перед ней прошла жизнь Ын Гиль: её трудности, груз, который она несла молча даже перед Мин А.
Из-за любимой и мучительной сестры.
«Ты сделала меня снова сестрой.»
Мин А сжала губы. Первой тишину нарушила Ын Чэ:
Она указала на автомат. Когда Ын Чэ шагнула ближе, Мин А рефлекторно отступила, тут же пожалев.
Она быстро схватила банку, уступая место. Но пока Ын Чэ нажимала кнопки и брала две банки, Мин А не двигалась. Только когда та повернулась, Мин А рванула:
Голос Ын Чэ был почти без интонаций. Как у моей спортсменки, — мелькнуло у Мин А.
Ын Чэ замерла от неожиданности.
— Я свояченица Кон Ын Гиль. По-английски — sister-in-law. Ну, типа сестра.
— Я хорошо справлюсь с этой ролью. Так что не волнуйтесь за сестру и будьте счастливы. Это требование. Простите.
С покрасневшими глазами Мин А чётко продолжала:
— Спортсменка как-то сказала: разве не нормально, если кто-то несчастен? Но если кто-то должен быть счастлив, то это… вы.
— Хоть и обидно… Но если вы будете счастливы, труды моей спортсменки не напрасны. Она правда сильно старалась…
Она посмотрела на Ын Чэ, молчавшую ради сестры под гнётом тренера Рю.
По словам Ын Гиль, Ын Чэ умела смеяться, как все цветы и весна вместе. Нежная, лёгкая девушка.
Но того смеха не было. Лишь сухие, шелестящие листья в её глазах. Мин А встретила этот взгляд и искренне пожелала ей счастья.
— Вы меня ненавидите? — Ын Чэ, помолчав, спросила спокойно.
Мин А яростно замотала головой.
— Если вы срывали зло, чтобы жить…
Лицо Ын Чэ, всегда спокойное, заколебалось. Она невольно отступила, её руки, сжимавшие банки, беспокойно шевелились.
— Это чувство я немного понимаю.
— Мир винить — я слишком мала, виновника — слишком боюсь.
— В итоге остаётся только семья, да?
Трусливое сердце. Ын Чэ, чьи мысли вскрыли, не могла поднять лица.
Ын Чэ, отказавшаяся от жизни, получила второй шанс. Как половинка стойкой Кон Ын Гиль, она цеплялась за жизнь.
Но раны и воспоминания не зажили. На каком-то этапе она поняла, что ей нужен объект для гнева.
Почему я только терпела? Почему я так бросила и топтала свою единственную жизнь? Ради кого? Почему в моей жизни не было «меня»?!
Игрушка Рю, сестра Кон Ын Гиль — вот кем она была. У неё даже не было законного имени. Жертва стала обидой, затем неудержимым гневом.
Оставалась только Ын Гиль. Любимая и ненавистная сестра. Стрела нашла цель.
Слова застревали, мысли путались. Ын Чэ хотела объяснить, но твёрдый ком чувств не поддавался.
Мин А, поколебавшись, медленно погладила её дрожащую руку.
— Всё в порядке. Но эти оправдания… не говорите их перед спортсменкой.
Мин А росла, стремясь защитить кого-то.
— Она готова снова отдать свою жизнь. Такая она.
Ын Чэ, сдерживая слёзы, стиснула губы.
Кон Ын Гиль такая. Даже после долгой борьбы, похоронившей Рю в обществе и тюрьме, она не остановилась.
Что Ын Чэ тогда сказала? Ын Гиль, цеплявшейся за её следы, жившей ради этого, она бросила: «Что было после моей смерти — мне плевать.»
Если бы она знала, что Рю шантажировал Ын Гиль её судьбой…
Неспособность ответить доказывала её низость.
А что, если это не вспышка гнева, а снежинки, копившиеся с детства? Что, если она, улыбаясь, всё время ненавидела Ын Гиль?
Её пугала эта застарелая злоба. Хотелось сбежать, стереть всё, начать заново, даже если это трусость. Проступил холодный пот, ноги задрожали.
Ясный, чистый голос ворвался в её уныние.
— За то, что не даёте спортсменке сломаться.
Её искренность заставила Ын Чэ устыдиться и указала на добро, которое нужно вернуть.
Вытирая слёзы, она посмотрела на Мин А. Благодарить должна была она.
— Я больше благодарна. Ачжосси… нет, Со Ха Хён дал мне имя. Вывел меня в мир.
Мин А, не желая уступать, ответила:
— И я тоже! Меня почти вырастила Кон Ын Гиль!
Они, ощутив странное родство, слегка улыбнулись. Ын Чэ надолго запомнила её чистые глаза. Словно потерянный лепесток ожил, впитав воду.
Но смятение осталось. Не умея распутать этот узел, Ын Чэ отвернулась без прощания.
— Эй, подождите! Не увидитесь со спортсменкой?
Мин А крикнула, и Ын Чэ, замерев, обернулась. Помолчав, она с лёгкой улыбкой ответила:
— Поцелуй на церемонии был классный.
— Похоже, у сестры наконец появился дом.
Её шаги, медленные, но уверенные, выправлялись.
Перед началом съёмок вступительной части шоу Ын Гиль, закончившая с макияжем, просматривала сценарий, который вручил ей автор, чтобы уловить общий ход программы. Съёмочная площадка напоминала обычный офис, но перед ней вились чёрные провода и камеры, создавая изрядную суматоху.
По мере того как расстояние между ними сокращалось, Ын Гиль всё больше напрягалась. Их отношения были омрачены давней враждой, привычкой бросать друг другу колкости. Даже если недоразумения и разрешились, за одну ночь это тепло не могло смениться. Лишь один человек мог бы изменить это — Со Ха Хён
Только он был исключением для Ын Гиль.
— Не говори ничего, — опередила она стоящего рядом Пан Чжон Вона.
— И не собирался. — Он устало потёр лицо. — Почему не сказала мне раньше?
Когда Ын Чэ исчезла, а Пан Чжон Вон жил в ярости, Ын Гиль считала его лучшим союзником. Рассказать ему — и, возможно, можно было бы найти Ын Чэ быстрее. Бессонных ночей с этими мыслями было немало.
Но она не смогла открыть правду.
Просто потому, что была единственной семьёй Ын Чэ. Не могла ради своего удобства делить её несчастье с другими. Жестокие раны сестры, её боль — Ын Гиль, единственный близкий человек, не могла их выдать.
Хотела найти Ын Чэ поскорее, но от Пан Чжон Вона скрывала её шрамы.
— Тогда я думала, что моя боль больше твоей. Ты был мне не важен.
Ын Гиль, скрывая чувства, холодно ответила.
Пан Чжон Вон, глядя на её прямой, стойкий профиль, горько усмехнулся. Казалось, она не сломается ни при каких невзгодах.
— Не было обидно? — бросил он.
Короткий вопрос вызвал волну. Ын Гиль, дрогнув, внезапно вспомнила Со Ха Хёна.
И всё стало на места. Ответ, возможно, создал он.
Пан Чжон Вон удивлённо посмотрел на её мягкую улыбку. Такой естественной, спокойной он её не видел.
— Я первой начала улыбаться. Даже если Ын Чэ меня бросила, я могу её поддерживать.
— Если бы я тонула в грязи… — её взгляд, холодный, устремился в пустоту. — Как бы я простила? Это эгоистично, да?
Она слабо хмыкнула. Пан Чжон Вон твёрдо ответил:
— Нет, ты бы так не сделала… Со временем станет легче.
Его слова, словно сказанные себе, звучали безответственно, но были лучшими.
С другого конца её позвал ассистент режиссёра. Перед уходом она напутствовала:
— Передай Ын Чэ: ты не плохая сестра.
Ын Чэ ушла, зная, что их близость разрушит её. Это чувство, такое неуклюжее и хитрое, могли понять только близнецы. Их расхождение в разные стороны было болезненным, но не таким уж неприемлемым.
— Пройдёт ещё немного времени, и тогда мы встретимся снова.
Съёмки были сумбурными, но увлекательными.
Ведущие ловко включали гостей в беседу. Разговор от волейбола перешёл к личному, и новость, что Пан Чжон Вон и Кон Ын Гиль — друзья детства, взбудоражила всех.
Когда речь зашла о поцелуе на церемонии, посыпались неловкие вопросы.
— Ын Гиль, ты заранее планировала целоваться на матче? С какого момента готовилась?
— Я слышал от тех, кто был там: трофей ты не взяла, а мужа утащила.
Ведущие ждали смущения, но ошиблись. Ын Гиль, дебютировавшая на ТВ с кулаками и закалённая грубостью Со Ха Хёна, отрезала:
— Не хотите увидеть это на Олимпиаде?
После секундной паузы ведущие взорвались криками. Программа славилась подколами, но рядом с Ха Хёном они были пустяками.
Затем гости, сев кругом, вытянули жребий, выбирая компанию для работы.
Ын Гиль, взглянув на свой, онемела.
Она застыла, будто нажали паузу. Кто-то хихикнул: «Это не стоп-кадр». Но её разум побелел.
Участники, увидев её жребий, разразились хохотом.
Перед глазами мелькнула коварная ухмылка Со Ха Хёна. Ын Гиль, ошарашенная, уставилась в камеру.
— Мне что, работать в офисе «Чёрных Фурий»?
— Значит, мою жену кинуть в какую-то шарашкину контору?
Со Ха Хён с суровым лицом обходил здание клуба. Внезапный визит босса заставил директора, глав отделов управления, операций и пиара нервно поправлять одежду, следуя за ним.
Секретарь Нам, кусая губы, выглядел неуверенно. Сотрудники, в панике от новости, напрягались, а Ха Хён шагал, переворачивая всё в офисе.
— В какой отдел госпожу? — проглотив ком, спросил руководитель отдела пиара.
Все думали одно: Только не к нам!
Ха Хён, вскинув бровь, обернулся.
— У нас что, нехватка кадров? Зачем её нагружать?
— Спортсменка Кон, разумеется, будет под моим прямым началом.
— Что? — все уставились на надменного, но блистательного президента клуба.
— Она будет отдыхать в моём кабинете.
Вернувшись на верхний этаж, Ха Хён игнорировал звонки телефона. Профессор Чан названивал уже несколько дней. После воссоединения с Ын Гиль он странно изводил Ха Хёна.
Ха Хён с недовольством глянул на секретаря Нама.
Секретарь действовал по инструкции, Ха Хён это знал. Но его донос вогнал Ха Хёна в нелепое положение.
— Это у тебя тревога разлуки, — хохотал профессор Чан по телефону. — Решил стать псом? Могу посоветовать ветеринара без предрассудков.
Пропустив пару дней в офисе, Ха Хён стал «собакой».
После воссоединения он расслабился. Раньше вставал на рассвете, теперь не хотел выходить, игнорируя звонки Нама, цепляясь за Кон Ын Гиль.
Мин А, не выдержав, позвонила Наму, тот пожаловался Чану, и Ха Хёну приписали «тревогу разлуки».
Ын Гиль, потакая липучему мужу, через неделю вырвалась из постели.
Ха Хён не видел в этом проблемы. Ему просто не хватало её днём.
Но он не мог сосредоточиться на работе.
Дёргал ногой, считал секунды, пялился на дверную ручку.
Он, ветеран с кучей диагнозов, растерялся. Это не привычная жажда контроля, а новое чувство. Будто задыхался. Хотелось бежать туда, где она.
И он нахально явился в её клуб, ждал полдня. Увидев её потные волосы, прилипшие ко лбу, и её недоверчивый взгляд, он подумал: Ни одной некрасивой черты.
Только её лицо успокоило его дрожь. Сердце и ноги нашли место.
Чан, хохоча до боли в ушах, посоветовал: Не дай жене заметить. Веди себя мило. Иначе кто с таким, как ты, жить будет?
Но Ха Хён не умел быть милым. Он сделал то, что умел: добавил «Чёрные Фурии» в список шоу.
— Это развлекательное шоу! Там звёзды должны чудить и терять самообладание. Нельзя превращать его в лежбище!
— Она же не со мной будет лежать, в чём проблема?
Ха Хён, сев, листал документы. Мысль о скором приходе Ын Гиль проясняла разум, кровь бурлила. Как всегда, она была его лучшим лекарством. Лучше, если бы она не знала. Он, царапая подбородок, сдержал низкую ухмылку. Мужская подлость не знала дна.
— Мы проверили участников… — секретарь Нам замялся.
— Хобби или болезнь — спит только с замужними.
Со Ха Хён сломал кончик пера, и чёрные чернила залили бумаги.
— Тех, кто лезет к замужним, не пора ли кастрировать? — он нервно вытер чернила, но пятно на коже не оттиралось.
— В индустрии о нём и правда не лучшая репутация, — подтвердил Нам.
— Следи за ним. Потом будет поздно.
Он, глядя на пятна, дал указание.
Красивое в его глазах красиво и для других. Дикая притягательность Ын Гиль завораживала. Поэтому он не хотел пускать её на ТВ.
Голова заныла, как диссонанс скрипки.
Среди громких прощаний персонала Ын Гиль и Мин А выскользнули из студии.
Взгляды людей липли к ней. Они отличались от тех, что на площадке. Ын Гиль, раздражённо потирая шею, пробормотала:
Мин А, сверкая глазами, ответила:
— Сегодня вы суперкрасивая. Хотя вы и всегда такая, но с макияжем и локонами — ещё лучше. Я сзади сто пятьдесят фото сделала.
Ын Гиль, зная пристрастность Мин А, скептически глянула.
— Не зря их зовут телевизионщиками. Они цепкие. Будьте осторожны.
Мин А крепко обняла её руку, озираясь с серьёзным видом.
— Вы звезда, но спортивная. Я вас защищу.
— Но работать с Пак Ху Ёном… — она нахмурилась.
— Что? — оживилась Мина. — Этот актёр вас достаёт?
Её грозный вид рассмешил Ын Гиль. Похлопав Мин А по спине, она уклонилась от ответа. Мин А побежала за машиной.
Ын Гиль вспомнила, как Мин А, пока они жили раздельно, гордо показывала права. Тогда её радость тронула до слёз. Улыбка сама всплыла.
Нежеланный голос стёр улыбку. Пак Ху Ён смотрел на её подбородок.
— А не поехать ли в моей машине?
— Не притворяйся, что не поняла. Это так по-деревенски.
— Обычно замужние меня любят, — продолжал он с наглой улыбкой, полной уверенности.
Её лицо окаменело. Хоть десятилетние слухи и опровергли, все знали, что после спайка её конёк — разнос.
Пак Ху Ён нагло ухмыльнулся. Его аккуратное лицо излучало уверенность.
— Серьёзно. Они от меня без ума.
Ын Гиль, ошарашенная, склонила голову.
Она отвернулась, как от пылинки. Он схватил её за руку.
— Ты другой тип. Высокомерная, но не противная, как актрисы. Интересно, каково спать со спортсменкой?
Его грубое ухаживание смяло её брови.
— Это тебя должно беспокоить, — сказала она.
— Что? — переспросил он, напрягая взгляд.
— Ты запасной план на случай, если рекламу отменят, подготовил?
Пак Ху Ён напрягся, его мягкие глаза сузились. Ын Гиль вырвала руку и съязвила:
— Ты же из шоу-бизнеса, должен знать, как мелочно ведут себя богатые с дурным характером. Не лезь ко мне, не то твоё будущее рухнет.
Она вспомнила нрав Ха Хёна, но предупредила мягко. Пак Ху Ён, лихорадочно облизнув губы, ответил:
Ын Гиль устало откинула волосы.
— Я хорош. Попробуй — сама узнаешь. Не важно, кто твой муж — владелец компании или прокурор, мне они не конкуренты.
В его странной гордости Ын Гиль бросила:
— А ты останешься один в постели, — отрезала она. — Эти женщины за тебя не в ответе.
Машина Мин А подъехала. Ын Гиль собралась уйти, но он снова её схватил.
Только тогда она поняла, как ненавидит прикосновения чужих мужчин. Будь под рукой полотенце, она бы стёрла кожу.
Чужая ладонь на её теле была омерзительна.
— Дома у меня есть кое-что покруче. Хочешь сравниться?
Её взгляд, скользящий по нему сверху вниз, был так уверен, что Пак Ху Ён, как новичок, стушевался.
Вернувшись домой, Ын Гиль, не моясь, пошла в домашний спортзал, сделанный Ха Хёном. Пропуск тренировки оставил тело вялым.
С 20-килограммовым мячом она качала ноги, когда…
Ха Хён, вернувшись, звал её с порога. Войдя в зал, он осмотрел её и, расслабившись, опёрся о косяк.
Сев в костюме, скрестив ноги и сцепив руки, он смотрел на неё, как на контракт. Его серьёзный вид смущал.
Его пылкий взгляд отражался в зеркале. Ын Гиль, бросив мяч, повернулась.
— Со Ха Хён, вы мешаете, вот так смотря.
— Зачем одной тренироваться, когда есть муж?
Ын Гиль сдержала смех. С таким соблазном дома даже звезда рекламы не цепляла.
Он кивнул на дверь. Его ленивая улыбка сладко защекотала. Сердце забилось.
Тёплая вода лилась из квадратной душевой лейки, обдавая их обоих.
Ха Хён, откинув мокрые волосы, встретился с ней взглядом. Увидев её, влажную, он нахмурился. Тело пылало.
Её изгибы блестели. Вода струилась по коже, обволакивая её. Его жадный взгляд скользил по ней.
У Ын Гиль пересохло во рту от напряжения. Она не могла прикоснуться, но чувствовала себя всё мокрее. Поток воды душил. Она вытерла глаза и открыла рот.
Ха Хён шагнул ближе. Его икра коснулась её, колено упёрлось в промежность. Она вздрогнула от жара, отступив к стеклу.
Её чувствительное место касалось его колена. Дыхание участилось, грудь вздымалась.
Он, опираясь на стену, начал тереть её коленом. От осторожного давления её ноги задрожали. Внезапно захотелось сесть на его бедро и тереться.
Туман заполнил кабину, дыхание сбилось. Не выдержав, она вцепилась в его предплечье. Твёрдые мышцы плотно легли в ладонь.
Вдруг он, теряя терпение, сжал её пышную грудь. Мягкая плоть выскальзывала меж пальцев. Он хотел оставить на ней следы. Но твёрдый сосок, уколовший ладонь, зажёг его разум.
Её имя, как морская вода, лишь усиливало жажду.
Её разум помутился. Шея, грудь, низ — всё горело, пульсировало.
— Будешь так же отдаваться мне?
— Думал о тебе весь день, и он пролетел.
Их губы слились. Влажная плоть прилипла, всасывая сладкие стоны.
Её глаза покраснели. Она подчинялась его сильной челюсти.
Его дерзкий язык нагло исследовал её. ГорячЕе воды, он тёрся о нёбо, вызывая дрожь. Слюна хлынула неудержимо.
Он жадно пил её, яростно двигая губами. Ын Гиль не могла отвернуться — его рука держала её шею, присваивая её.
Но ей было мало. С мутными глазами она сама качала головой, чтобы тереться языком о его нёбо и дёсны. Ха Хён дико рассмеялся.
Он отстранился, и она, тоскуя по его губам, обняла его шею.
— Сегодня хотела как следует со мной?
— Да, только с тобой, Со Ха Хён.
— Теперь и заигрывать умеешь, — он ухмыльнулся. — Но не как я.
— Конечно, — тихо возразила она.
Он, лукаво улыбаясь, начал длинным пальцем щекотать её нёбо.
— А ты только мяч била. Сравнение неуместно.
Мягким пальцем, острым ногтем он нажимал и щекотал.
— Зря слюни пускаешь, такой вкус пропадает.
Ослабев, она села на его бедро. Подняв голову, увидела его мощный орган, твёрдый пресс, прямые плечи.
Её тело, которому некуда было больше краснеть, теперь пылало. Ха Хён, прищурившись, прикусил губу.
— Знаешь, милая... Мы ещё не мылись.
Он опустился на колено, приблизив лицо к её лону. Она рефлекторно сжала ноги, но он крепко их держал.
Он лизнул её без стеснения. Она, вздрогнув, встретила его лукавый взгляд. Ноги задрожали. Он медленно лизал, затем упрямо потёр клитор кончиком языка.
Он жадно вцепился в её плоть. В его горячем рту она таяла, клитор терзали. Он катал, царапал, мочил его языком, играя без устали.
Не осталось не тронутого места — от жёстких волосков до ягодиц. Он тянул её плоть, лизал везде. Удовольствие сотрясало её бёдра. Его твёрдый язык врывался внутрь, заставляя её желать рухнуть.
Он, вместо ответа, сжал её ягодицы. Его кадык двигался, глотая что-то липкое.
Каждый раз, когда он мял её упругие формы, её пронзало. Она, откинув голову, вцепилась в его волосы.
Его губы блестели не только от воды. Он с похотливым звуком всасывал её. Она чувствовала, как что-то вытягивают.
Её бёдра сами дёрнулись. Она, держа его волосы, покачивала тазом, прижимая его губы к себе.
— Ын Гиль, готова запачкаться?
Во сне он, мокрый от дождя, был расслаблен. Его изысканные черты, бледные и утончённые, контрастировали с мутными глазами и тёмным носом, делая его похожим на тёмный переулок.
Он сжимал свой тёмный, твёрдый орган, двигая рукой. Мышцы рук и спины сокращались. Не скрывая напора, он, ругаясь, коротко смеялся.
— Дрочить перед спортсменкой Кон — особый кайф.
Он вставил два пальца в её рот, надавил на язык, пощекотал щёки, нёбо. Её слюна пропитала его руку. Его орган тёрся, её рот был захвачен. Затем он облизал пальцы, пропитанные её ароматом. Сладко. Он кончил перед ней.
— Спортсменка, почему он стоит?
Вдруг её сосок сжали. Она потянулась, ощущая его твёрдость. Глаза распахнулись.
Его безупречное лицо заполнило взгляд. Это был Со Ха Хён — не призрак, а вчерашний, весёлый и распутный муж.
— …Уже утро? — хрипло спросила она.
Он, вместо ответа, коснулся губами её мягкого плеча.
Интимное, привычное касание наполнило её. Но почему их поза не изменилась с ночи?
Она спала, прижатая к его плечу, тесно обнятая. Уютный сон.
С сомнением она спросила, глядя в его сухие, бессонные глаза:
— Угу, — он кивнул, теребя брови.
Она, повысив голос, села, оттолкнув его. Он, вздохнув, ощупал её место.
Его усталые зрачки сбивали с толку. Она выдавила:
Он поймал её. Его холодный взгляд заставил её закатить глаза.
— Я спортсменка! Медовый месяц или нет, период разгрузки нужен. Центральная нервная система должна…
Её панику он прервал смешком. Его нежный взгляд переполнял любовь.
— Понял. Новый жених постарается.
Ын Гиль, смутившись, накрылась одеялом. Он осыпал её поцелуями.
Телефон на тумбочке завибрировал. Она небрежно спросила:
Ха Хён, отбросив сладость, взял её телефон.
Его взгляд стал холодным, как у хищника. Он удалил сообщение.
— Что за смс? — сонно спросила она.
— Уведомление. Говорят, нехватка крови.
Его лицо стало ледяным, а улыбка — зловещей, словно он натянул серп на губы.