Номер 30. Экстра 1. Изабелла (2)
— Принести вам еду в комнату, чтобы поесть спокойно?
— Просто небольшая неразбериха. Мисс Изабелла снова просила разрешения навестить госпожу…
Ноги сами понесли меня вперёд, как по наитию. Картина в столовой была по-настоящему впечатляющей: Изабелла с растрёпанными волосами сидела на полу, а Бьянка Андрей, раскрасневшаяся, как варёный рак, вскочила с места и пряталась за стулом, словно перед ней встал призрак. На полу были капли крови. Видимо, кто-то поранился, когда разбилась тарелка.
Я остановился и, с любопытством на лице, стал наблюдать за происходящим. Весьма удачный момент. Похоже, пришла очередь Изабеллы Андрей подняться и нанести ответный удар. Как в прошлый раз — дерзко, нагло, без тени стыда.
Сколько бы я ни ждал, за столом стояла мёртвая тишина. Изабелла, плотно сжав губы, просто молча смотрела вверх — на ту, что по документам считалась её матерью. Взгляд у неё был... глупо преданный. Как у собаки, которую пнули, но она всё равно, поджав хвост, робко тянется за лаской.
Передо мной была та же девчонка, что позволяла себе вести себя так высокомерно.
Я пробормотал это себе, и почувствовал, как сотрудник за моей спиной бросил на меня взгляд. Бьянка, не заметив моего приближения, вздрогнула, когда нашла меня глазами.
— Димитрий… Ты почему здесь… Ах, ты ведь пришёл пообедать… Это… это ничего такого, правда. Не стоит обращать внимания. Просто… элемент воспитания, вот и всё.
— Да. Она надоедает и мешает в самый неподходящий момент. Вот и решила показать, где границы, — пробормотала Бьянка, уставившись на свои дрожащие руки. Я бросил ленивый взгляд на упавший на пол стейк и пожал плечами:
— Понятно. Простите, я просто не привык к телесным наказаниям в семье. Но если метод действенный, расскажу отцу о новой системе воспитания, которую вы, похоже, изобрели.
Лицо Бьянки побелело от ужаса. Я привычно улыбнулся и, схватив девчонку за руку, резко дёрнул, поднимая на ноги.
— Похоже, у госпожи снова начался панический приступ. Вызовите врача. Пусть уберёт здесь как следует — без следов.
Миновав привычных к таким сценам работников, я поволок Изабеллу прочь. Она слабо сопротивлялась, но сил у неё не хватало. Я шёл, не зная, куда, просто вперёд.
Я подумал, что ослышался — голос был слишком тихим.
— Ты радуешься, издеваясь над тем, кто и так напуган до смерти?
Обернувшись, я встретился взглядом с глазами, полными слёз и гнева. Передо мной стояла не та хладнокровная и взрослая девочка из первого знакомства, а самая обычная девочка моего возраста.
Что, серьёзно? После всего — она всё ещё защищает её?.. Даже несмотря на то, что я её только что вытащил из этой ситуации?
— Ты что, не поняла? Я тебя спас.
— Я просила тебя спасти? Теперь из-за того, что ты заступился, мама будет бояться меня ещё сильнее. Она, возможно, вообще больше не захочет меня видеть… А я так долго ждала, чтобы просто… увидеть её…
Левая щека вспухла от удара. То, что она говорит такое с этим видом, казалось полной глупостью. Я расхохотался, развернулся и грубо дёрнул её за руку.
— Ты, случаем, не перепутала? Она не боится тебя. Она тебя презирает.
— Ей даже в глаза тебе смотреть вызывает отвращение. Чем ближе ты к ней, тем больше она осознаёт, насколько чужая и одинокая здесь. Она просто смертельно одинока в этом доме.
Бьянка мечтает стать человеком. Она изо всех сил старается влиться в оболочку, называемую семьёй, — пытается заслужить моё одобрение. Я хотел это сказать, но Изабелла нахмурилась и почти неслышно переспросила:
Сердце бухнуло так, что уши заложило. Что она несёт? Я не понимал. Впрочем, и в прошлый раз… Мне всё никак не удавалось выбросить её из головы — она вела себя слишком загадочно.
— Я видела тебя не впервые в день рождения. Каждый раз, когда ты приезжал в Первый Исследовательский Центр, я наблюдала за тобой издали.
Я застыл с расширенными зрачками, а она стерла слёзы и выдернула руку.
— Для меня важнее всего, чтобы мама была моей семьёй. Даже если мы ссоримся, не ладим, ненавидим друг друга — семья есть семья. Она одна из немногих, кто хоть чем-то на меня похож. Так что… не вмешивайся. Пожалуйста.
Хрупкое запястье выскользнуло из моей руки. Она вновь отступила — всё дальше, как будто я грязная тварь, или даже не из этого мира. Я смотрел, как она говорит сотруднику, что возвращается. Мне не нужно было вспоминать, что было в исследовательском центре. Я всегда чего-то ищу. Блуждаю по чёрной воронке, снова и снова.
Я и представить не мог, что на этом свете существует кто-то, кто знает мой секрет. Даже мой биологический отец — не догадывается. Я… нет, это неправда. Я действительно блуждаю в пустоте, но это скука, а не одиночество.
Я почувствовал стыд, как будто меня раздели догола, и странное возбуждение. Я лихорадочно растрепал аккуратно уложенные волосы, ощущая, как горит затылок.
Клянусь, я никогда не чувствовал себя одиноким. И не было в этом нужды — люди всегда были вокруг. Следили за мной, смеялись на мои слова, отчаянно стремились получить хоть частичку моего внимания. Я всегда всё делал сам, и в душе терпеть не могу чужие вмешательства. Когда Бьянка разыгрывает из себя заботливую мать и лезет с вопросами о пансионе — меня трясёт от ярости. С какого перепуга? Я же лучше всех знаю, как справляться с этим. Без тебя я и так справлюсь лучше всех. Успешно. И всем это покажу.
Она заставляла меня смотреть внутрь себя. И делала это в каком-то странном, сбивающем с толку ритме.
— Сколько раз повторять? Я сказала — не приходи. Я вообще ничего не помню из того, что было в исследовательском центре!
Даже когда очередной раз поднимался шум, я больше не оборачивался. Хоть Бьянка вопила, словно встретила крысу, я не обращал внимания. Много раз слышал, как ломается мебель, что-то разбивается. Привык к всхлипываниям.
К счастью, я был не настолько мелким, чтобы помогать девчонке, которая умоляла не вмешиваться. Это бесило. Она, оказывается, наблюдала за мной заранее — и теперь, когда мы встречаемся, даже не здоровается. Когда наши взгляды случайно пересекаются, она тут же отворачивается, как будто это была ошибка. Хотелось ответить таким же равнодушием. Чёрт возьми… правда ведь хотелось.
Последний раз, когда я смотрел на неё из окна, она обернулась перед тем, как уйти.
— Думаю, теперь можно снова впускать её в особняк, — сказал я, глядя в окно машины.
— Об Изабелле Андрей. Даже если она поступит в «Селестиал», по выходным дома будет скучно.
Отец, сидевший рядом, повернулся ко мне с видом, будто читал мои мысли. Хотел было возразить — я не такой, как ты! Но не успел.
— Когда ей исполнится шестнадцать, отдам, хочешь ты того или нет. Говорят, до этого она ещё пригодится Первому Центру.
Словно речь шла о каком-то предмете. Он тут же переключился на разговор с секретарём о технических инвестициях. Я знал: если начну давить — он станет враждебным и просто всё отнимет. Он именно такой. И пусть мне это не нравилось — я не стал спорить. Хотя внутри начало свербить от тревоги.
— Если Изабелла Андрей захочет навестить госпожу, теперь пусть сперва ко мне заходит.
Это распоряжение вырвалось само. Я хотел показать ей, что не позволю так просто выбросить себя из её жизни. Даже отцу — тому, кто уверен, что его слово — закон — мне вдруг захотелось возразить. Точно так же, как иногда хочется кинуть камень в идеальное стекло и разбить его.