Непробиваемый блок. Экстра 5. Снова весна
«Третье возвращение в сборную! Уже второй Олимпийский турнир!»
«Кон Ын Гиль, любимая спортсменка Кореи! Как же долго мы ждали! 14 лет прошло с её последнего Олимпийского матча!»
«Да, этот день настал! И, говорят, наши спортсменки сейчас в пике формы, не так ли?»
«Именно так! Новички, включая Чхве Бору, которая была самой юной на прошлой Олимпиаде, с годами стали настоящими ветеранами. Теперь они — основа женской сборной Кореи по волейболу!»
«Но не стоит забывать и про старшую линию!»
«Конечно! Без них говорить о команде просто невозможно!»
Энергия шумного стадиона проникала даже в комнату ожидания. Ын Гиль разминала затёкшие от волнения руки и ноги, глубоко дыша. Вторая Олимпиада. Ей было всего двадцать, когда она впервые вышла на корт, а теперь ей тридцать пять. В команде, где самой младшей восемнадцать, она определённо считалась ветераном.
Ын Гиль думала, что после рождения Ын Хи будет занята подготовкой к возвращению, но вместо этого она утонула в материнстве. Очарованная капризными жестами и улыбками дочери, она не отходила от неё. Ын Ха была требовательной, порой сводила с ума, но была бесконечно любима. Если бы Ха Хён не взял отпуск по уходу за ребёнком, Ын Гиль вряд ли бы справилась.
Через полгода, с яростной поддержкой Мин А и мужа, она начала восстанавливать форму. Ровно через год после родов она объявила о возвращении.
«Ветроуказатель» был не на последнем месте, но на предпоследнем. Результаты не изменились, но это её не огорчало. Команда всегда была той, что бросает вызов сверху вниз, и такие условия напоминали Ын Гиль о её самых яростных битвах.
Но её собственные навыки уже не были прежними. В такие моменты молодые нападающие, вроде Чхве Боры, заполняли пробелы. Дома Ын Гиль плакала в объятиях мужа, сжимая зубы от досады. Такие ночи повторялись, но она не сдавалась. В итоге «Ветроуказатель» дважды подряд стал чемпионом V-лиги, переживая свой золотой век.
— Старшая! — голос Чхве Боры, уже повзрослевшей, оборвал её воспоминания. Она указала большим пальцем на дверь. — К вам пришли.
Чхве Бора пожала плечами, мол, не знаю. Если бы это был Со Ха Хён, она бы знала, — подумала Ын Гиль, вытаскивая наушники и выглядывая в коридор.
Перед ней стояла Ын Чэ в голубом платье без рукавов. Ей тоже было тридцать пять, и её дрожащие губы изо всех сил пытались растянуться в улыбке. Ын Гиль медленно подошла.
Глядя на сестру, она всё поняла. Ын Чэ выглядела… счастливой.
— Значит, столько времени прошло, — тихо сказала Ын Гиль.
Ын Чэ смущённо улыбнулась. Это была та самая улыбка, которую Ын Гиль помнила с детства. Нос защипало.
— Как ты сюда попала? — спросила она.
— Чжон Вон перешёл в бразильский клуб. Так что, по блату, — ответила Ын Чэ.
Боль разлуки казалась вчерашней, но теперь сёстры, пережив это время, снова сплелись, как пара ветров, без боли и напряжения.
— Я следила за тобой по новостям и соцсетям, — сказала Ын Чэ.
— У меня дочь, — ответила Ын Гиль.
— Я правда стараюсь её растить изо всех сил.
Голос дрожал, и Ын Гиль сжала кулаки, чтобы не выдать слабость. Только не расплакаться. Она молилась, чтобы не разрыдаться.
— Иногда она похожа на меня, иногда на тебя, иногда на мужа.
— Она как детство всех моих любимых людей. Я воспитываю её так, будто стираю плохие каракули из прошлого…
Но первой заплакала Ын Чэ. Она кусала губы и кивала, словно соглашаясь.
— Ын Чэ, я ращу счастливого ребёнка. Каждый вечер она говорит: «Сегодня я много смеялась, я сыта», — и засыпает.
— Эти слова… — Ын Гиль зажмурилась, сдерживая слёзы. Улыбка дочери возвращала всё, что она потеряла.
— Нет, нет, сестра, — прервала Ын Чэ. — Прости меня. И спасибо. Спасибо огромное. Прости, что так поздно.
Она повторяла одни и те же слова, но Ын Гиль давно простила. Когда-то Ха Хён передал ей белый конверт от Ын Чэ — письмо, отправленное после их свадьбы. Тогда она не знала об их связи с тренером, но позже перечитала:
«И ещё, господин, я знаю о Кон Ын Гиль всё. Это так, на случай, если вы ошибётесь. Она думает, что непобедима. Так что, иногда, не могли бы вы её обнимать?»
Искренность, спрятанная в строках. Ын Гиль была готова ждать годы, зная, что сестра вернётся.
— Я дождусь тебя после Олимпиады, — сказала Ын Чэ, чуть помедлив. — Можно мне встретиться с Ын Хой и твоим мужем?
— Конечно, — улыбнулась Ын Гиль.
— Я приведу Чжон Вона. И наш сын очень хочет увидеть тётю. Он любит твои матчи больше, чем папины.
— Сын?! — глаза Ын Гиль расширились. — Он здесь? На стадионе?
Ын Гиль глубоко вздохнула, сдерживая восторг. Чхве Бора высунулась из двери:
Ын Чэ кивнула, и Ын Гиль, легко улыбнувшись, ушла. Её крылья, некогда слитые с сестрой, нашли своё гнездо, высидели яйцо и теперь свободно парили по миру. Сегодня предчувствие было хорошим.
Телефон в кармане завибрировал. Увидев имя, она тут же ответила:
— Мама! — звонкий голос Ын Хи.
Лицо Ын Гиль озарилось, все морщинки разгладились.
— Мама, держись! — крикнула дочь.
Ын Гиль рассмеялась, а за голосом дочери послышался знакомый низкий голос Ха Хёна:
— Со Ын Ха, отдай папин телефон. Соблюдай очередь.
— Не хочу! — возмутилась малышка.
— Расслабь глаза. Щенок так смотрит — только милее становится, но не страшно. Никто тебя не украдёт, так что не вылезай из моих рук и не ходи одна.
— Поняла! Папа тёплый, мне нравится! Но я не щенок!
— Не уводи разговор в сторону. Телефон. Нельзя — значит нельзя.
Как обычно, они спорили. Ын Гиль слушала их голоса, как музыку. Её поддерживали муж, дочь, коллеги, но она знала, что справится и одна. Больше она не боялась испытаний. Она будет жить и выживать.
— Скоро увидимся, мои хорошие, — сказала она, чмокнув телефон.
Теперь мама и жена отходят на второй план. Капитан сборной Кон Ын Гиль шагнула в рёв трибун.
«Кон Ын Гиль стала капитаном, и многое изменилось.»
«Да, особенно внедрение системы поддержки для спортсменок после родов. Начав с «Чёрных Фурий», это стало обязательным пунктом федерации волейбола, и заслуга в этом, безусловно, принадлежит владельцу клуба Со Ха Хёну.»
«Ах, в этот момент наши спортсменки выходят! После нескольких ошибок они наконец создали идеальную командную работу — гордость Кореи!»
Толпа взревела. Среди оглушительного шума Ын Гиль обрела покой. Увидев высоких российских игроков за сеткой, её сердце заколотилось, кровь закипела, мысли собрались.
Движение соперников, рёв трибун, запах корта, ощущение кроссовок, сухость во рту, упорный взгляд Ха Хёна где-то в толпе — всё обостряло её чувства.
— Девочки, для начала возьмём одно очко! — крикнула она.
Муж и дочь, их смешные, милые, обыденные моменты наполняли её, но здесь, на этой проклятой площадке, было её настоящее. Свисток возвестил начало.