Как закрывали гештальт
Труд и служение: между рацио капитала и социальной догмой
Сталин строил капитализм. И это нормально.
Мы продолжаем разбирать марксизм по косточкам. Чтобы понять марксизм, нужно понять общество. А чтобы понять общество — нужно понять людей. Люди не просто живут рядом. Они взаимодействуют. И в этом взаимодействии — трудятся. Создают. Служат. Иногда говорят «работа». Но это не совсем точно. Работа — это форма служения. А служение — это выбор.
Выбор того, кому или чему ты отдаёшь свои силы: господину, идее, деньгам, обществу, Богу, морали. Производительность человека — не про часы и не про усилия.
Рабский труд, созидательный труд, творческий труд — всё это разные формы служения. И от того, какое служение выбрано, зависит, насколько человек способен создавать ценность.
Это определяется не только внешними условиями, но и внутренними установками: воспитанием, образованием, уровнем развития интеллекта, тела, ума и духа.
Но пока оставим вопрос воспитания в стороне.
Посмотрим на то, что видим: производительность — это следствие выбора идеала.
Интересно, что даже в природе можно заметить нечто похожее на служение. Животные проявляют милосердие: защищают чужих детёнышей, делятся пищей, ухаживают за ранеными.
Собака — за кошкой, слон — за газелью. Где здесь выгода? Где расчёт? Может, служение — это встроенная черта, только в человеке она оказалась замаскированной под идеологию, экономику, политику.
Меня до сих пор умиляют рассуждения в духе советской политэкономии, когда говорят о «общественно полезном труде» как о высшей ценности, противопоставляя его «бесполезному» труду капитализма. Но если в СССР труд был таким уж общественно полезным, почему производительность была ниже? Почему в России, унаследовавшей этот проект, до сих пор сложно говорить о высокой эффективности труда? Неужели люди не хотели трудиться на благо общества? Или, может, проблема не в людях, а в системе, которая не учитывает, как работает мотивация?
За 30 лет — от маоистской утопии до одного из мощнейших индустриальных государств мира. Yj rак?
Просто сменив идеал. Вместо служения абстрактному обществу — служение прибыли. Вместо теорий — реальные дела. И производительность взлетела. Не потому что китайцы стали умнее.
А потому что система начала давать обратную связь: работай лучше — получишь больше. И это сработало.
Марксистская идея «общественно полезного труда» — красивая абстракция. Но абстракция, лишённая анализа, — не инструмент, а декорация. Возьмём Хрущёва: освоение целины, перевод колхозов в совхозы, упразднение МТС, налоги на личные подворья. Были ли эти решения научными? Скорее — вынужденными. Нужно было кормить растущее городское население. Урбанизация шла стихийно, а решения принимались по инерции, через понятия XIX века, когда всё было чёрно-белым: буржуа в лаковых туфлях и рабочий в серой робе. Тогда не нужно было ничего объяснять — всё было очевидно. Но мир изменился. А анализ — нет.
В СССР не было психологии труда.
Не было статистики, не было big data.
Не было систем, которые бы измеряли, что мотивирует, а что — демотивирует.
Не было понимания, что даже самый умный рекламный ролик в плохое время — это провал, а неудачный, но в нужный момент — может дать прирост. Капитализм этим занимается: анализирует, тестирует, оптимизирует. Цифровизация, алгоритмы, поведенческая экономика — всё это инструменты, которые позволяют находить, где худшее ухудшает, а лучшее — улучшает. А если в одной компании не умеют — найдётся другая, которая умеет. Конкуренция — это не только про прибыль. Это про адаптацию.
В СССР же анализ был формальным. Даже если академики раз в пятилетку что-то просчитывали, это чаще всего подтверждало очевидное. А для очевидного не нужна наука. В итоге — проект развалился. Не страна. Проект. Хотя к 1991 году это была уже развитая индустриальная держава с огромными ресурсами и кадрами. Но воспользоваться ими в рамках старого проекта на основе догматического подхода растеряли смыслы. Не знаю, в чём причина — в отсутствии знаний или в отсутствии желания. Но разница между ними — огромна.
Когда сегодня кто-то пытается защитить советский стройпериодом с 1917 по 1991 год, не стоит ограничиваться оправданиями - не нужно оправдывать Ленина, винить Троцкого или сваливать всё на Сталина. Сталин, по сути, осуществлял американский проект на русской земле — с паровозами, заводами, гигантскими объёмами. Только с русскими методами: жёстко, быстро, с огромными издержками. И в этом смысле бывшие граждане империи были одновременно и порабощёнными, и поработителями, и освободителями, и освобождёнными.
Если задуматься — весь XX век был не борьбой с капитализмом.
Он был триумфальным шествием капитализма в разных масках: советском, фашистском, колониальном, религиозном. Колониализм, советизм, фашизм — не альтернативы капитализму. Они — его инструменты. Формы экспансии. Ведь капитализм — это как вода. Он не останавливается. Если препятствие — накапливается. А потом обрушивается. Пока растёт потенциал — это накопление. Когда прорывается — кинетика. Так и с экономикой.
Экспансия — это когда есть куда расти. Экстенсивно: от Москвы до самых окраин. Но когда пространство заканчивается — начинается интенсивность. Углубление. Модернизация. Перестройка.
Возьмём коллективизацию.
Формально — обобществление. По сути — насильственное повышение интенсивности. Работало ли? Спорно. Методы — точно не те. Но индустриализация — это уже смесь экстенсивного и интенсивного: новые заводы повсюду, а старые — перестраивались, укрупнялись, модернизировались.
А что насчёт коммунизма?
Он возможен, но только при идеальных условиях:
— бесконечный источник энергии,
— совершенные технологии,
— идеальные механизмы распределения.
Но даже тогда — потребуется мотивация. А мотивация требует идеала. И, что важно, отсутствия альтернативы. Потому что как только допустить полное «многообразие», — система становится нестабильной.
В этом смысле капитализм проще. У него одна цель — прибыль. Деньги. Но простота цели не нивелирует сложность процессов. Никуда не исчезает необходимость учитывать такие аспекты жизнедеятельности как мораль, здоровье, климат, географию, неравномерность ресурсов. Ради прибыли система корректирует, куда ей развиватьчя - там, где дешевле — туда и производство.
Юго-Восточная Азия — это тепло, много людей, все хотят работать, к тому же обучаемы как обезьянки: сначала простые операции, потом сложнее, потом ещё сложнее.
И человек может повышать мастерство всю жизнь — до 70, до 80. Может выполнять одну и ту же работу — бесконечно. Главное — чтобы было за что.
Служение - это труд, но служение как и труд не гарантирует эффективности. Идеалы не заменяют механизмов. Марксизм пытался выстроить красивую теорию, но не не учёл, что производительность рождается не из призыва, а из мотивации, анализа, конкуренции. Капитализм, с его жёсткой логикой прибыли, оказался более настойчивым, но гибким, склонным к адаптации по индикатору - прибыли. Именно за счет того, что он проигрывает в этике, за счет снятия этого ограничения он выигрывает в эффективности.
И пока мы не научимся совмещать высокие идеалы с точными и умными расчетами, совмещая этику, деньги, прибыль, эффективность и адаптивность без догм и зашоренности, любая утопия будет разбиваться о реальность. Не потому что люди плохие. А потому что системы, которые не умны, обречены.