ПОВАРА И ПЕКАРИ. ХЛЕБ ПОБЕДЫ
Их натруженные руки пахли хлебом, домом, миром... "Бомбят, а мы хлеб печем..."... "Разве я воевала?"... Целовать бы руки Ваши за этот хлеб...
Зоя Михайловна. 545-я полевая хлебопекарня
Кузнецова. Бывшая медсестра. После контузии работала в дивизионной пекарне
"Весть об окончании войны застала меня в Прибалтике, под Лиепаей, в дивизионной полевой пекарне – туда я была определена после госпиталя, где лежала с тяжелой контузией. А послали меня в пекарню потому, что знали – до войны работала на мукомольном комбинате, а уж умела ли я печь хлеб или не умела, меня никто не спрашивал – приказ есть приказ.
Начали месить тесто, смотрю на мешках знакомые слова – «Московский мукомольный комбинат имени наркома Цюрупы». Вот это радость! Будто привет с моего родного предприятия в Сокольниках, откуда уходила на фронт добровольцем.
Месим тесто и вдруг слышим – пальба: винтовочные, пистолетные выстрелы, автоматные очереди. А тогда недобитые фашисты, прорываясь из окружения, бродили по лесам, нарывались на наши войска. Бои и перестрелки происходили повсеместно.
Начальник пекарни сержант Ходунов кричит: «Занимайте круговую оборону!». А круговая оборона – это сам Ходунов, несколько пожилых солдат ( для меня в то время 35-летние казались пожилыми ), тоже после госпиталя , и я – «старшина медицинской службы»: метр сорок роста, голова кружится после контузии, в глазах двоится. Заняли оборону вокруг пекарни, а пекарня на опушке густого хвойного леса. Пальба продолжается. Ждем, готовые к бою. Пекарня дымит, тесто подходит. Вдруг видим – через поле мчится в нашу сторону всадник и что-то кричит. Сердце дрогнуло. Подлетает на вороном парень- кавалерист: кубанка на макушке, лицо сияет: « Войне конец! Победа!».
Не сразу мы опомнились. А потом как дошло – «Победа!», стали и мы кричать «ура!», обниматься - такой радости я никогда в жизни не испытывала.
…Была в тот памятный день и печаль … Вспомнился мне бой у деревни Холмец, что подо Ржевом, эту картину умирать буду – не забуду: огромное снежное поле и на нём - сотни белых новеньких полушубков, припорошенных снегом: это полегли в бою прибывшие на подмогу сибиряки… А я ползу от одного к другому, надеясь найти хоть кого-нибудь живого. И не нахожу… Как я тогда плакала…
В тот памятный победный день плакала я, вспоминая моих родных – маму и сестер, страдавших два года под фашистом на разорённой Смоленщине….Вспомнился мне и рядовой нашей части Жуков, которого расстреляли перед строем за добровольное отлучение из части – сбегал на часок в соседнюю деревню к родной матери. Я даже имени его не знала, и как-то в храме спросила у батюшки – можно ли молиться о его упокоении. И батюшка ответил: «Можно. Поминай - «рядовой Жуков», Господь знает всех отдавших жизнь за други своя».
… А солдатский ржаной хлеб в тот день получился такой вкусный, такой душистый, что запах его помню до сих пор. Хлеб Победы".
"Много людей на войне... И много дел на войне...
Много труда не только вокруг смерти, но и вокруг жизни. Там не только стреляют и расстреливают, минируют и разминируют, бомбят и взрывают, кидаются в рукопашную – там еще стирают белье, варят кашу, пекут хлеб, чистят кухонные котлы, ухаживают за лошадьми, ремонтируют машины, строгают и заколачивают гробы, разносят почту, подбивают сапоги, привозят табак. Даже война состоит не только из большого, но и из малого. «Там горы нашей привычной бабьей работы», – вспоминает санитарка Александра Иосифовна Мишутина. Армия шла впереди, а за ней «второй фронт» – прачки, повара, автослесари, почтальоны...
Кто-то из них написал мне: «Мы - не герои, мы были за кулисами». Что же там за кулисами..."
Эта и несколько последующих частей о девчатах "второго фронта". А если кто-то думает, что в их работе не было ничего героического, и что говорить тут не о чем, тот очень сильно ошибается. Они честно и добросовестно исполняли свой долг. И мы должны помнить о них...
Ирина Николаевна Зинина, рядовая, повар
«До войны я жила счастливо... С папой, с мамой. Папа у меня с финской вернулся. Он пришел без одного пальца на правой руке, и я у него спрашивала: "Папа, зачем война?"
А война скоро пришла, я еще не подросла, как надо. Из Минска эвакуировалась. Привезли нас в Саратов. Там я в колхозе работала.
Вызывает меня председатель сельсовета:
– Я думаю о тебе, девочка, все время.
– А что вы, дяденька, думаете?
– Если б не эта проклятая деревяшка! Все это проклятая деревяшка...
Стою, ничего не соображаю. Он говорит:
– Прислали бумагу, надо двоих на фронт, а мне некого послать. Сам бы пошел, да эта проклятая деревяшка. А тебя нельзя: ты эвакуированная. А может, пойдешь? Две девчонки у меня: ты да Мария Уткина.
Мария была такая высокая, девка что надо, а я не очень. Я так себе.
Мы были оборванные: что мы там успели с собой взять!
– Ты такая хорошенькая, тебе ботиночки там дадут.
...Сгрузили нас с эшелона, за нами прибыл дядька, здоровый, усатый, и никто с ним не поехал. Не знаю почему, я не спрашивала, я была не активистка, первая никуда не лезла. Не понравился нам этот дядька. Потом приезжает красивый офицер. Кукла! Он уговорил, и мы поехали. Приехали в часть, а там этот усатый дядька, смеется: "Ну, что, курносые, со мной не поехали?"
Майор вызывал нас по одной и спрашивал: "Что ты умеешь?"
Одна отвечает: "Коров доить". Другая: "Картошку дома варила, маме помогала".
– Вижу, девка хорошая. Если бы ты варить умела.
Целый день варю еду, а приду ночью – солдатам постирать надо. На посту стояла. Мне кричат: "Часовой! Часовой!" – а я ответить не могу – сил нет. Сил нет даже подать голос...»
Александра Семеновна Масаковская, рядовая, повар
«Я не стреляла... Кашу солдатам варила. За это дали медаль. Я о ней и не вспоминаю: разве я воевала? Кашу варила, солдатский суп.
Тягала котлы, баки. Тяжелые-тяжелые... Командир, помню, сердился: "Я бы пострелял эти баки... Как ты рожать после войны будешь?" Однажды взял – и все баки пострелял. Пришлось в каком-то поселке искать баки поменьше.
Придут солдатики с передовой, отдых им дадут. Бедненькие, все грязные, измученные, ноги, руки – все обмороженное. Особенно боялись морозов узбеки, таджики. У них же солнце всегда, тепло, а тут тридцать – сорок градусов мороза. Не может отогреться, кормишь его. Он сам ложки не поднесет ко рту...»
Наталья Мухаметдинова, рядовая, пекарь
– А то, – говорит, – нам несовершеннолетних не надо.
– Что хотите, буду делать. Хоть хлеб печь.
Мария Семеновна Кулакова, рядовая, пекарь
«Окончила педучилище... Диплом получила, когда война уже шла. Раз война, направление нам не дали, а отправили домой. Приехала домой, через несколько дней вызвали в военкомат. Мама меня не пускала, конечно, молодая еще, только восемнадцать лет: "Отправлю тебя к брату, скажу, дома нет". Я говорю: "Я же комсомолка". В военкомате собрали нас, так и так, мол, требуются женщины для фронтовых хлебопекарен.
Труд этот очень тяжелый. У нас было восемь железных печей. Приезжаем в разрушенный поселок или город, ставим их. Поставили печи, надо дрова, двадцать-тридцать ведер воды, пять мешков муки. Восемнадцатилетние девчонки, мы таскали мешки с мукой по семьдесят килограммов. Ухватимся вдвоем и несем. Или сорок булок хлеба на носилки положат. Я, например, не могла поднять. День и ночь у печи, день и ночь. Одни корыта замесили, другие уже надо. Бомбят, а мы хлеб печем...»