Фиаско рабочизма

Сильная пролетарская партия невозможна без опоры на рабочее движение. С этой азбучной истиной едва ли можно поспорить. История пока не знает примеров, когда действительно массовая и успешная левая организация не опиралась бы на поддержку рабочих советов, комитетов или профсоюзов. Поэтому вопрос «работы с рабочими» перед российскими коммунистами встаёт с завидным постоянством.

Тем не менее, несмотря на многолетние паломничества к проходным заводов, успехов на этом поприще не видно. В чём же причина? Некоторые скажут, что в наш «постиндустриальный век» работать с пролетариатом вообще бесперспективно. Но нет, наёмные рабочие по сей день составляют подавляющее большинство населения, и от них прямо зависит воспроизводство повседневной жизни. Другие ответят, что это конкретно в России «народ не тот». Однако сторонники такого подхода оказываются ещё более политически беспомощны, чем их оппоненты.

Наконец, третьи продолжат настаивать, что нужно бить в одну точку, упорно раздавая газеты у проходных и пытаясь встроиться в профсоюзные структуры. Но если за три десятилетия это не принесло плодов в виде батальонов «полевевшего» пролетариата, то почему должно принести сейчас?

Это именно тот вопрос, который хочется задать т.н. «рабочистам». И ответ на него неутешителен: традиционные для них методы работы показали свою неэффективность и нуждаются в пересмотре. Рассмотрим, почему это так, и какие существуют альтернативы.

Развитие профсоюзов в постсоветской России

Фактически история первого десятилетия существования РФ – это история поражений рабочего движения.

Во-первых, к моменту крушения СССР структуры Всесоюзного центрального совета профессиональных союзов (ВЦСПС) окончательно выродились в «автоматы по раздаче путёвок», во многом утратив свою организующую функцию. Верхушка профсоюзов и вовсе оказалось частью бюрократии, кровно заинтересованной в реставрации капитализма. Разумеется, на этом фоне Федерация независимых профсоюзов России (ФНПР), прямо наследовавшая ВЦСПС, не могла и не хотела заниматься реальной рабочей борьбой. Протесты отдельных рабочих коллективов внутри ФНПР руководством, выбравшим путь симбиоза с властью, как минимум не поощрялись.

Во-вторых, «шоковая терапия» быстро выбила у рабочих организаций почву из-под ног. Традиционная организация труда в промышленности – это естественная почва для самоорганизации. Но на протяжении 90-х разорившиеся или просто стагнирующие предприятия часто не могли обеспечить своим сотрудникам даже минимальный уровень жизни. Многие рабочие уходили в «челноки», торговцы, таксисты и т.д., другие пытались переквалифицироваться. Старые коллективы разрушались, нередким был даже «негативный отбор», когда на заводах оставались не самые инициативные кадры, а те, кому просто было некуда пойти.

В-третьих, организующую функции в полной мере не смогли взять на себя и левые. Хотя изначально организации (около)коммунистической ориентации были весьма многочисленными, поражение 1993 года, а затем и «слив» верхушкой КПРФ выборов 1996 г. существенно подорвали их позиции и, в конечном счёте, деморализовали актив.

Ситуация, типичная для Западной Европы, где крупнейшие профсоюзные федерации исторически, на протяжении многих поколений, были тесно связаны с массовыми социал-демократическими или коммунистическими партиями, в РФ не сложилась.

Напротив, несмотря на то, что в середине-конце 90-х на волне массовых стачек различные группы левых пытались активно включиться в рабочую борьбу, поражение рабочего движения фактически свело эти усилия на нет. Левые оказались существенно маргинализированы и организационно слабы, а профсоюзы практически парализованы «ельцинским тэтчеризмом».

Следующая заметная волна рабочего движения дала о себе знать только в середине 2000-х, и она носила принципиально иной характер. Подъём независимых профсоюзов – прежде всего МПРА, – в 2006-2013 гг. совпал с периодом стабильного экономического роста. И это неслучайно: по иностранному опыту хорошо известно, что именно в фазе роста профсоюзное членство увеличивается; на фоне затяжных кризисов ряды профсоюзов наоборот редеют.

Неслучайно и то, что наиболее заметными и «боевыми» стали профсоюзы на иностранных предприятиях. С одной стороны, сравнительно высокие зарплаты привлекали туда в т.ч. молодых, деятельных и инициативных рабочих. С другой – иностранный менеджмент, «приученный к профсоюзам» первоначально реже действовал настолько же грубо и прямолинейно, как их российские коллеги.

Тем не менее, успехи независимых профсоюзов этой волны стали намного реже и скромнее, как только бурный рост «нулевых» сменился затяжным периодом стагнации (2014 г. и далее). Это заставляет нас задуматься о характерных чертах российского рабочего движения, которые вносят в эту ситуацию свой вклад.

Характер независимых профсоюзов в 2010-х – 2020-х

Прежде всего, следует отметить, что постсоветские рабочие протесты по сей день носят преимущественно оборонительный характер. То есть практически все протесты возникают как реакция на особенно грубое наступление на права рабочих. Это нередкая ситуация и на Западе, особенно в условиях неолиберализма. Но там куда чаще, чем в РФ, можно увидеть забастовки «предупредительные».

Причина этого проста: опыт тяжёлых поражений рабочего движения вместе с прогрессирующей атомизацией класса фактически создали ситуацию «выученной беспомощности». Ситуацию, многократно усиленную контрастом «стабильных сытых нулевых» с «лихими девяностыми». Массы усвоили, что «раскачивать лодку» лишний раз не стоит, и только самые вопиющие нарушения прав, вроде долгих задержек зарплат, ещё переполняют чашу терпения.

Примечательно, что ровно эта оборонительная позиция сыграла со многими независимыми профсоюзами на иностранных предприятиях в РФ злую шутку Так, рабочие заводов «Форд» и «Дженерал Моторс» – бывших «флагманов» МПРА, – не смогли отстоять предприятия от закрытия, хотя и получили сравнительно неплохие для Ленобласти отступные.

Вторая особенность, тесно связанная с первой – это позиция руководства профсоюзов. Верхушка не только официозной ФНПР, но и «независимой» Конфедерации труда России (КТР) раз за разом предпочитает придерживаться линии «классового партнёрства» и аполитичности. Первое, конечно, до известной степени типично и для многих зарубежных профсоюзных федераций. Однако адепты «классового мира» в Европе могли по крайней мере опереться на присутствие в парламенте массовых реформистских партий, с которыми, напомним, крупнейшие западные профсоюзы исторически тесно связаны. В российских же условиях такой опоры не существует: единственным источником межклассового баланса при бонапартизме служит лично фигура Бонапарта, отстраняющего от политического процесса и буржуазию, и пролетарские массы. С начала 2000-х в роли Бонапарта в России выступает Путин, о чём мы писали подробно в статье «Типология реакционных режимов и тактика левых».

Поэтому на практике аполитично-примирительская позиция верхушки профсоюзных федераций раз за разом оборачивается уступками правящему классу. Руководство таких некогда «боевых» профсоюзов как МПРА и «Новопроф» бесповоротно перешло от забастовочной борьбы к тактике верхушечных переговоров с менеджментом. О сопротивлении неолиберальным правительственным реформам речи не шло тем более.

Особенно показательно, что на такие позиции охотно встают не только бюрократы из центральных офисов, но и вчерашние рабочие лидеры. Ярчайшими примерами тут служат Алексей Этманов с питерского «Форда» и Дмитрий Трудовой с калужского «Фольксвагена». Им удалось переключить внимание работников на простые и безопасные – и очень удобные для руководства и власти – формы «активности»: направление обращений к начальству, верхушечные переговоры «с глазу на глаз», юридические тяжбы и т. д. Апогеем примиренчества с властью стало согласие МПРА с мобилизацией 2022 года при условии сохранения рабочих мест за отправленными на фронт работниками.

И это подводит нас к третьей особенности: нестабильности профсоюзного актива. Будучи воспитанными «путинским консенсусом», исходя из «оборонительной» позиции и видя оппортунизм (в прямом смысле слова) собственных руководителей, рабочие редко воспринимают профсоюз как субъект долгосрочной борьбы, а не как средство точечного решения проблем. Совершенно типична ситуация, когда ряды профячейки пополняются на фоне какой-то острой проблемы – и резко «сдуваются», как только проблема решена.

Такая модель оказалась типичной не только для возникших в 00-е профсоюзов на иностранных предприятиях, но и, например, для «Профсоюза 'Курьер'». В последнем случае описанная тенденция ещё и усугубляется нестабильным характером курьерской занятости: по большому счёту профсоюз не имеет постоянного массового членства.

Показательно и то, что большинство рабочих протестов вовсе проходят стихийно, нередко безо всякой связи с организованными профсоюзами. Это ещё одно проявление модели «организовались против острой проблемы – разошлись после победы или поражения».

Левые активисты и профсоюзы

На этом фоне попытки левых в том или ином качестве «работать в профсоюзах» как правило оказываются хоть и не совсем бесплодными, но и не вполне удовлетворительными.

Типичной является картина, когда левые просто пытаются «поддержать профсоюзный протест» извне. На практике это часто оборачивается либо недоверием рабочих к «непонятным» людям со стороны, либо их использованием «на подхвате». В условиях, когда профсоюзные «верхи» играют в свою верхушечную игру, а «низы» заинтересованы в разовом решении локальной проблемы, левые доброхоты со стороны просто не имеют возможности завоевать реальное влияние в рабочих коллективах.

Смежный вариант – оказание рабочим юридической помощи. Это чуть более «престижная» позиция, но в конечном итоге она точно так же не способствует стабильной самоорганизации коллектива, а лишь ставит активиста в роль «человека, к которому можно обратиться, а потом пойти по своим делам».

Другая линия – довольно популярная в 10-х, – это попытки выстраивать профсоюзные ячейки с помощью «органайзинга». Под «органайзингом» здесь понимается набор техник долгосрочного оргстроительства: от завязывания первоначального контакта с представителями трудового коллектива до планирования забастовок и иных протестных действий.

Левые активисты, придерживавшиеся такой линии, либо прямо устраивались на ставку в аппарат КТР или других федераций, либо неформально находились в их «обойме». И этот подход (особенно на уровне отдельно взятых техник) имеет свои безусловные плюсы: именно так был создан целый ряд сравнительно «боевых» ячеек МПРА, «Новопрофа» и «Действия» и на некоторое время укрепил в них авторитет отдельных левых активистов. Но в конечном счёте «органайзинг» не может переломить те тенденции, о которых мы говорили выше.

Крайне показателен здесь опыт Калуги, где располагался кластер иностранных, преимущественно автомобильных, производств. Местным активистам Российского социалистического движения (РСД) – по совместительству профсоюзным органайзерам, – в 2012-2013 гг. удалось сподвигнуть коллективы «Фольксвагена» и других предприятий на ряд успешных забастовок и «итальянок». На этом фоне существенно выросло не только профсоюзное членство (на «Фольксвагене» доходившее до половины штата сотрудников), но и позитивное восприятие левых. Несколько рабочих лидеров даже вступило в РСД – правда, лишь на короткое время. Уже к 2014 г. в организации остался всего один авторабочий.

То же можно сказать и об опыте Революционной рабочей партии: успешная забастовка рабочих «Донстроя» всё ещё (спустя почти 20 лет) позиционируется как достижение партии, но по факту в партии ни один из забастовщиков так и не задержался. Как не вышло привлечь хотя бы в «обойму» сторонников и сколько-нибудь заметную долю рабочих «Салюта» и др.

Что объединяет эти прецеденты? Два фактора. Во-первых, в каждом случае «органайзеры» хоть и стремились поддерживать тесные связи с коллективами, но всё же оставались вне этих коллективов. Это не только временами мешало рабочим воспринять их как полностью «своих», но и повсеместно приводило к трениям между «органайзерами» и бюрократизирующимися профкомами. Несложно догадаться, что побеждали в них всякий раз именно профкомы, способные полноправно действовать изнутри коллектива и от лица коллектива.

Во-вторых, интеграция «органайзеров» в структуры профсоюзных федераций накладывала ограничения на свободу агитации. Распространённой позицией было вовсе умалчивать о своей политической позиции, чтобы «не отпугивать рабочих». Однако даже тогда, когда активисты всё же пытались вовлечь рабочих в идеологические дискуссии, позиция «сначала я профактивист, и лишь затем левый» делала попытки «политизации» профсоюзного актива непоследовательными и половинчатыми. Опять же, калужский опыт – самое яркое тому свидетельство.

Более «современной» вариацией на «органайзерскую» тему служат попытки выстроить силами левых «сетевые» профсоюзные структуры для работников нестандартной занятости («Профсоюз 'Курьер'», «Платформа солидарности» и т. п.). И если «Курьер» ещё добился определённых успехов за счёт как лидерских качеств Кирилла Украинцева и знания специфики отрасли Саидом Шамхаловым, то «Платформа солидарности» оказалась по сути мертворождённой.

Примечательно, что с точки зрения партстроительства наилучшие результаты были получены там, где с рабочими активистами работали не только по точечным экономическим проблемам, но и регулярно вели с ними идеологическую дискуссию. Так удалось вовлечь и удержать в РСД (затем – в отколовшейся Рабочей платформе) калужского авторабочего Сорокина, так до известной степени сблизился с левыми активистами курьер Саид Шамхалов, так удалось бы вовлечь в Союз марксистов (СМ) несколько активистов-таксистов, если бы СМ не проявлял удивительную организационную аморфность.

Справедливости ради, есть и третья линия, которую проводили Рот-Фронт/РКРП. Эти структуры сделали ставку на «свои» профсоюзы («Защита труда»), прежде всего на «старых» предприятиях (мытищинский «Метровагонмаш» и др.). Однако крайняя ригидность РКРП и стремительно стареющий кадровый состав депрессивных предприятий вылились в то, что влияние и сила этих профсоюзов к настоящему моменту исчезающе малы.

Что делать?

Кратко резюмируем наблюдения:

В РФ не сложилось традиций рабочей борьбы, профсоюзы нестабильны и отчуждены от политики;
Атомизация, отсутствие политической культуры, старение кадров «старых» предприятий и текучка на «новых» – всё это факторы, препятствующие рабочей самоорганизации;
Как следствие – рабочие часто рассматривают профсоюзы не как инструмент долгосрочной самоорганизации, а «проектно», как средство точечного решения острых проблем;
Верхушки профкомов и аппарат профсоюзных федераций неизменно встают на соглашательские позиции, препятствуя развитию классовой борьбы на предприятиях;
Тем более шатки позиции профсоюзов на фоне экономического спада и роста нестабильности на рынке труда;
Действуя извне рабочих коллективов, в качестве «помощников» или «профорганизаторов», левые активисты оказываются не в силах завоевать устойчивый авторитет и привлечь рабочих в ряды сторонников своих организаций.

В этих условиях часто звучащая позиция «призывать рабочих / помогать рабочим строить профсоюзы» оказывается в лучшем случае недостаточной и наивной, а в худшей – вредной. Даже если речь не идёт о некритичном переносе западных реалий полувековой давности или начётничестве про «школу коммунизма».

Мы раз за разом видим, что сегодня эффективная работа в рамках существующих профсоюзных федераций оказывается крайне затруднена. И особенно она затруднена, если целью работы является не просто строительство профячейки ради строительства профячейки, а укрепление позиций партии в рабочем движении.

Ещё более труднореализуемой выглядит идея построить ещё одну, «правильную красную проф. федерацию»: ни одна из левых организаций на сегодня не обладает необходимыми для этого ресурсами (см. примеры РКРП с «Защитой» и СМ с «Платформой солидарности»).

Какова альтернатива? Заниматься партийным строительством. Вместе со студентами, выпускниками ВУЗов, привлекать в партию наиболее передовых молодых рабочих, разделяющих наши взгляды. Пусть пока это будут единицы передовых рабочих, а не тысячи забастовщиков, но эти единицы себя окупят.

Даже исторический опыт показывает, что несмотря на отсутствие всяких легальных профсоюзов, большевикам удалось возглавить рабочие Советы в 1905 и 17 г. Потому что на каждом предприятии Петрограда и Москвы действовала партийная ячейка, или как минимум агитатор. И уже с самых первых дней «Союза борьбы за освобождение рабочего класса» (1894-1897 гг.) агитация будущих большевиков прямо поднимала именно политические вопросы, связывая их с насущной экономической проблематикой. Речи не шло ни о каком «стыдливом реформизме», ни о какой «работе через буферные организации», в которых рабочим надо было «дозревать до политики».

И, конечно, очень немногие рабочие сразу же шли в партячейки. Зато в них шли самые передовые рабочие. Будущее организаторское ядро Советов. И сегодня почти на каждом предприятии можно найти тех рабочих, кто уже задумывается о несправедливости капитала и буржуазного государства. И наша естественная задача – найти прежде всего таких рабочих, установить с ними контакт и привлекать их непосредственно в политическую организацию напрямую, без всяких посреднических структур. Для этого не требуется ни еженедельного паломничества к проходным, ни бодания с бюрократической верхушкой профсоюзных федераций, ни изнурительного выстраивания профкома.

Именно партия в перечисленных условиях может и должна взять на себя функцию реального организатора классовой борьбы. Оптимальный способ работы с рабочим движением – это агитационная и организационная работа партийных изнутри трудовых коллективов, членами которых они являются. Однако сказать это куда проще, чем сделать.

Первая проблема, наглядно видная по опыту «органайзинга», в том, что конверсия недовольных рабочих в профактивистов и профактивистов в партийные кадры крайне низка. Для того, чтобы получить хотя бы одного сторонника, зачастую нужно завязать первоначальный контакт с сотней, а то и двумя, рабочих. По крайней мере, если речь идёт о раздачах листовок и газет или о других видах «холодной» агитации.

Из этого вытекает вторая проблема: значительная доля членов левых организаций сегодня – это не промышленные рабочие, и даже не рядовые сотрудники сферы услуг. Это интеллигенция и студенчество. Хотя определённый потенциал организации этих групп нельзя совсем списывать со счетов, локомотивом рабочих они быть не могут в силу множества объективных причин. Следовательно, заниматься регулярной оргработой с коллективами линейных рабочих в промышленности, логистике, энергетике и т. д. они могут в лучшем случае извне и точечно.

Но даже если в партии будет достаточно рабочих кадров, встаёт третья проблема: недостаточно просто быть трудоустроенным на заводе. Чтобы действительно стать рабочим лидером, нужно обладать определёнными навыками агитатора и организатора. Ровно теми же навыками, впрочем, нужно тем более обладать при попытках привлечь рабочих в партию.

Таким образом, перед нами неизбежно встают следующие задачи:

Квалифицированная подготовка достаточного количества агитаторов и организаторов из числа уже действующих активистов, способных эффективно коммуницировать с представителями рабочих коллективов.
«Выцепление» в ходе агитации отдельных представителей рабочих коллективов и вовлечение их в ряды сторонников или даже членов партии. При этом важно учитывать, что в агитации не следует ограничиваться узкоэкономической проблематикой: вполне вероятно, что контакт с отдельными рабочими может быть эффективнее налажен вокруг социально-политических вопросов.
В свою очередь, привлечённые рабочие не только углубляют своё идеологическое видение по мере вовлечения в партию. Они также тренируют навыки агитаторов и организаторов, – которые в свою очередь применяют уже внутри своих коллективов.
За счёт агитационных и организационных усилий рабочие кадры укрепляют свой авторитет в своих коллективах и тем самым вовлекают часть коллег в партийную «обойму». Форсировать формальное создание профсоюзов при этом не следует. По уже указанным нам причинам это зачастую будет не слишком эффективно и надёжно. Напротив, следует вовлекать членов трудового коллектива не только (и может быть даже не столько) в собственно точечную экономическую борьбу, но и в политическую дискуссию.
Однако на фоне острого ухудшения социально-экономического положения (чего можно ожидать уже в ближайшие годы) даже сравнительно небольшие группы партийцев на предприятиях смогут стать организующими ядрами массового рабочего протеста и даже, в перспективе, будущих фабзавкомов.

Всё это не означает, что мы полностью отказываемся от взаимодействия с существующими профсоюзами и иногда даже от «безвозмездной помощи» рабочим коллективам. В конкретных ситуациях это также может нести свою пользу. Однако рассматривать «помощь рабочим» или «строительство профсоюзов» как основу нашей стратегии невозможно. Не потому что помощь это плохо, а профсоюзы изжили себя, а потому что объективные обстоятельства диктуют соответствующие приоритеты.

Также из этого следует невозможность избежать вопроса о систематической подготовке кадров в сфере агитации и организационных навыков. Без этого просто не обеспечить поставленные цели. Более того, учитывая объём работ, такая подготовка должна затрагивать абсолютное большинство левых активистов. Типичная история, при которой в левой организации выделяются единичные «специалисты по профсоюзам», а остальные на подхвате, с предложенной нами схемой несовместима. Зато при достаточно квалифицированном и полном вовлечении в такую подготовку левые всё же получат шанс на стабильные и тесные связи с рабочим большинством – тот самый шанс, который прежде оказывался упущен.