4 глава

—

Работварь

УДАРЫ ТОПОРОВ

Еще дешево разменялись. Люди ничего не стоят

Кости - символ того, что все на крови

уничтожают, ради легкой наживы и радуются, что тупоголовые богатые считают роскошью мертвечину (кожа, кости, меха, яды)

Литопсы - мудрость предков в них заложена. Их едят, как деликатес

Украшения из костей для дома и тела

налоговая идет!

Полицаи якобы нас защищают, а на самом деле они просто лезут нам в душу.

Навредил тому, кто защищал (цветок). Эти защитники, такие тупые

Макар тихо сидел у стены и смотрел на свой кроссовок. Он пребывал в неком шоковом трансе, которому способствовали планомерные звуки ударов. Металлические звоны не прекращались ни на минуту.

Неверие в происходящее, смешанное с диким страхом полностью заглушили его любопытство. Он даже не осознавал, где прямо сейчас находится. Забыл, что через круглый проем попал внутрь шарообразного транспорта.

— Эх, я как светом отупленный, — запричитал обезьяна-ревун, — так мало у этой гаремазой взял.

Белошерстная макака подняла бровь.

— Оторвись твой язык, Грязэл, нам очень повезло. Как раз нужны рабы для разгрузки.

— Но посмотри, какие они хилые, Вязэлия. Их надо быстро кому-нибудь обменять.

— Хватит голову в лаве обмакивать. На один раз рабов точно хватит. Ну истлеют, сами остатки вещей разгрузим. Мало ведь добыли.

— Наверняка, у сажей изгаженной было что-то еще. Какая-нибудь мощь...

Тут ревун резко повернулся к Макару. Обезьяньи глаза смотрели в упор.

— А ты что молчишь, рабеныш? Отвечай, какая у нее мощь.

Миронов лишь заморгал глазами.

— Отвечай послушно.

— Ну все, кажется пора пустить трещину на твоей тупой черепушке.

Из кармана серого балахона ревун достал маленький топорик и замахнулся.

— Замрите, — послышался еще один сильный голос, — мой пузырь нельзя пачкать кровью. Иначе я разворачиваюсь.

— Грёзэль прав, — согласилась макака, — пообстругаешь эти тельца после того, как они разгрузят нашу добычу.

Она выхватила топорик у Грязэла и сложила в карман своего сизого балахона.

Макар сильнее сжался в стену и почувствовал тошнотворный голод и неприятное ощущение невесомости. Казалось еще чуть-чуть, и он подобно Юле впадет в бесчувственное состояние.

Но вдруг, что-то вспыхнуло в сердце Миронова. "Благодарность побеждает страх", — вспомнил он мудрые слова своего деда и обратил взор в сторону крупного хищного зверя с длинным пушистым хвостом. Своим возгласом Грёзэль спас его. Возникло даже ощущение, что он хороший и захотелось искренне выразить ему признательность.

Шерстка зверя была светло-серой с черными пятнышками. Находился он в прозрачной сфере, что по размеру была больше круглого проема и упиралась в него. Забавно получается — пузырь в пузыре. И похоже, что маленький изнутри толкает большой вперед. Таким образом транспорт и перемещается, а управляет им, похоже, Грёзэль. Он ведь пригрозил, что развернется. Сквозь кружок-отверстие, в который упирается сфера, он видит, что происходит снаружи.

Макар повернул голову. Возле него было множество металлических ящиков, сложенных друг в друга. А с другой стороны он увидел груду грубых холщовых мешков. Среди них лежала Юля. В голову парня закралась страшная мысль, а что если она... Нет, похоже, что дышит. Он облокотился на мешок и стал спрашивать себя, как он теперь относится к девушке.

Тут Грёзэль объявил:

— Прилетели. Дарю вам лишние полчаса на раскачку рабов.

— И с чего такая щедрость? — воскликнул обезьяна Грязэл язвительным тоном.

— На то я ирбис, — ответил ему пятнистый зверь. Сфера, в которой он находился, лопнула и он выпрыгнул сквозь круглый проем.

— Эй, рабеныш, буди рабыньку, — гаркнул ревун.

— Тебе дать имя, или у тебя оно есть? — спросила Вязэлия.

Парень протер глаза, шумно вздохнул и тихо промолвил:

— Меня зовут Макар...

Грязэл нахмурился и раскрыл рот:

— Что? К чему этот набор непонятных звуков. Ты хотел сказать, что ты макака?

— Нет...

— Все понятно. В лаве искупали, шерстка обгорела, вот и получилась, лысая макака. Точнее две. Буди давай свою чернорабочую напарницу.

В круглом проеме показались силуэты. Летучая лисица и два страуса.

— Вот как всегда, этих отморозков я ждал дольше всех, — крикнул хироптера, — и они до сих пор о себе не заявили.

— Ооо, Бийзэл, я как раз собирался...

— Куда дели тварелёт?

— Добыча с нами, — тут же вставила Вязэлия.

— Я ваши обгорелые уши спрашиваю, где тварелёт и этот... раб макака еще был.

Ревун кашлянул и повернул голову на макаку. Та пожала плечами.

— Ну что, — сообщила она, — разбился наш тварелёт. Еще на границе Зюйдианской провинции. И наш Возэл тоже разлетелся...

— Что? — крикнул летучий лис Бийзэл, — вы уничтожили моего крылатого работваря и моего лучшего раба?

— Ну мы нашли новых, — радостно сообщила Вязэлия.

— Как это всегда бывает, выжили самые тупые и бестолковые, — в сердцах прокричал хироптера, — и почему тьма пощадила вас?

— Ну мы... эээ, — стал вспоминать Грязэл, — остановились на плато, тварелёт упал на бок, большая часть добычи высыпалась. Я с Вязэлией вышел. Возэл остался. Тварелёт взбесился, подпрыгнул вверх, а затем исчез внизу в пропасти... Вот, поэтому мы и опоздали.

Летучий лис резко ответил:

— Да, ты языком вылизал свои оба глаза. Другое они видели.

— Ааааа, — послышался оглушительный крик. Все повернулись на Макара, который разбудил Юлю.

Кричала она.

— Это все розыгрыш, это ты устроил, — девушка ударила парня в грудь.

— Выключите камеры, быстро. Чего уставились, актеры бездарные. Сейчас все ваши декорации к чертям разрушу, а потом в суд подам за противоправные действия. Ну!

— Хватайте ее, — тихо произнес Бийзэл, глядя на страусов. Но было поздно. Юля со всей дури налетела на летучего лиса и вытолкнула его из круглого проема. А страусы врезались друг в друга клювами.

Сердце Макара стучало в такт металлическим звонам. Он поглядел на обезьян и заметил их едва сдерживаемый смех. Ревун прикрывал рот ладонью и косо глядел на макаку. Она жмурила глаза.

— Она больная-больная, — бешено закричал хироптера снаружи, — в кровавое море ее. Сюда, ловите ее, бестолковые длинноноги.

Страусы одновременно кинулись в проем и застряли в нем. Тут Вязэлия не удержалась и прыснула, а за ней загоготал Грязэл. Только Макар стоял, не зная, как ему быть. Неужели он потерял ту, которой несмотря на обиду, мог доверять?

Нелепые слуги Бийзэла все-таки выпрыгнули наружу. Он им закричал:

— Быстрее туда, а вы, — это он обратился к обезьянам, — быстро разгружайте добычу, пока моя злость не преобразовалась в вашу смерть!

Ревун тут же перестал смеяться и глаза его запылали ненавистью.

— Да захлебнись он в кровавом море, за то, что мне придется самому тоже таскать эти тяжести. И если ты, лысый макак, такой же больной, то я расколю твое сердце лезвием этого топорика, прежде чем ты дернешься. Все услышал?

Миронов кивнул головой, а обезьяна крикнул:

— Хватай этот мешок и за мной. А ты, Вязэлия, иди вперед. Ворота вели открыть. И не забудь в жорницу сходить. Я скоро подохну от голода.

Макар поднял мешок и мышцы его онемели от тяжести. Что же в него наложили? Какой-то неприятный запах.

Пока они ��ли, он не мог даже повернуть головы и упирался взглядом в спину Грязэла. И лишь когда они все-таки остановились и бросили мешки, он, наконец огляделся.

Это было грязное темное помещение со множеством холщовых мешков. Ужасно воняло гнилью, что аж в носу защипало. На другом конце этого длинного помещения виднелись две белошерстные макаки, которые развязывали мешки и высыпали содержимое в тележки. Миронов пригляделся и его чуть не вырвало. Это были кости. Человеческие, нечеловеческие — неважно. И как же он мог облокачивался головой на эту гадость?

— В-вы чт-то уб-бив-в-вает-те? — с заиканием произнес он.

— Эээ, лавой недообоженный, ты из какой-то отсталой соседней страны? — не оборачиваясь пробормотал ревун. Его длинная рука приподнялась ближе к карману.

— Я н-не отсюда.

— А, вот почему такой слабенький отморозок. К расстройству отвечу, что наша работа до безобразия скучнее. Мы просто находим умершие тела и добываем косточки. Рабская гниль макаки да люди делают фигурки, а потом тупоголовые верхи — всякие перепончатокрылые и бездари безногие — приобретают это, как роскошь. Всё услышал? Так что, если мне понравится, как ты служишь, — он обернулся и глаза его сверкнули, — возможно отрежу только мизинцы.

Двор оказался круглым. Забор из металлических прутьев оказался не совсем забором. Макар поднял голову и обнаружил, что прутья соединяются вверху, образуя купол. Видно, чтобы летучие мышки не пробрались.

У ворот в виде перепончатых крыльев, стояла горилла с топором и человек с алебардой. Миронов в первый миг даже обрадовался увидеть существо своего вида, но тут же опустил голову. В этом проклятом городе, наверное, нет ни единой души, которая не источала бы ненависть.

Они притащили еще один мешок. Макар подумал, что хорошо было бы задать еще какой-нибудь вопрос. Но тут к Грязэлу подошел похожий на него ревун. На нем был наряд, украшенный мелкими костями и металлическими пластинами.

—Слышал, вы тварелет раздолбали на мелкие осколки.

—Уши бы тебе подравнять, — огрызнулся ревун в сером балахоне, — за мерзкое злорадство.

— Вязэлия сказала, что Возэл хотел вас предать и оставить на плато. Но когда тварелет с ним взлетел, вы бросили в крыло колун и правиль...

— Нет, — резко перебил его Грязэл, затем прошло несколько секунд и он, как ни в чем ни бывало, продолжил:

— Ну да, до скуки безобразный случай.

— А у меня-то сколько подобного свершалось, — произнес с диким восторгом обезьяна в костно-металлическом одеянии, — я всегда уничтожал любыми способами при малейшем предательстве. Однажды один борзый рабеныш подговорил ирбиса и хотел угнать череполёт. Так я, как растянул ручищу, как дернул за край входа, так и похоронил свой череполёт в глубокой расщелине. Зато отомстил этому мохнатому пеплолюбу. А ирбис успел не испепелиться в моем гневе. Теперь я всегда готов к его нападению.

— Эх, эти ирбисы, — запричитал тут же Грязэл, — мы сейчас тоже на череполёте остаток добычи переместили. Он, в лаву не доброшенный, еще и языком дергал. Условие нам сочинял. Не чувствует себя прислугой. Хотелось ему язык понадрезать, да у Вязэлии слишком расплавлен характер, мягковат для нашей работы.

— Нет, Грязэл, подпалить тебе шерсть, наше деяние маслом промазано. Я его обожаю. Ни за что не допущу, чтобы эти питоны, ягуары да хироптеры отвергли блеск обсидиановый, который мы им добываем. Иначе придется нам с тобой быть перегноем, так же как макаки, дактили, гориллы и люди.

Они подошли к череполёту. Макар слушал эти непонятные разговоры и все не верил своим ушам. Любопытство и отчаяние расцарапали ему душу. Но унывать было некогда — они полезли за следующим мешком. Собеседник Грязэла тоже вошел внутрь.

— Ооо, литопсы, — воскликнул он, — я давно желаю их добывать. Сейчас это такое ходкое лакомство для верхов.

— Это шипами разодранное деяние, — раздраженно ответил ревун.

— Ммм, — хитро улыбнулся собеседник, — как же подозрительно звучит.

— Точно тебе передаю, глаза твои выжженные, эти гиббоны закованы тьмой в литопсы. Защищают их так, как не защищают своих. Видно вбит им какой-то кол в голову. Думают, что в литопсах мудрость их не до убиенных предков. Перегоревшие головы. Один маленький рабеныш так крепко держался за камень и закрывал своим гнилым тельцем эти цветки, что пришлось со всей силы пинать по нему. До сих пор палец ноги болит. Вот тебе и маслом промазанное. А теперь огнем отсюда выжигайся. Не мешай.

— Да загниет твоя жалкая жизнь, Грязэл. — Бросил обезьяна и покинул транспорт.

— Загниет, — насмешливо повторил ревун, — только вот не моя, а твоя жизнь. Обсидиановый блеск ждет меня. Ты, рабеныш, возможно, тоже увидишь его. Лишь бы не ослеп. Для тебя это будет самая высокая пика жизни. Возьми-ка ящик с литопсами.

Макар исполнил приказ и с облегчением вздохнул. Цветы были намного легче.

— А что это за звуки постоянные? — Осмелился спросить он.

— О чем ты, лысый макак?

— Ну вот эти стуки: бам-бам-бам-бам

— Ах, уши мои песком забиты, я даже не слышу. Это военные кузницы и большие стройки.

— А что это за город?

— Вот голова твоя горелая, ты не знаешь? Это же колунами колоченный великий город Колунфрай. Неужели в отсталых странах о нем не знают? Он же самый важный после Гиббелии.

— Впервые слышу.

— Мертвец, больной, разломать твою тупую черепушку. Это же столица... Я тебя обстругаю, как только закончим. И твои косточки украсят кабинет обсидианом избранного нашего повелителя Бюзэла за непризнания величия самого важного города во тьме.

— Ну ты тоже не знаешь многих городов, которые знаю я, — дерзко парировал Миронов, — Москва, Рим, Токио, Лондон, Вашингтон, Каракас. Это большие столицы.

— Проглоти тебя вулкан, это и знать стыдно. Звучит как писк истлевающего гиббона. Называешь какие-то имена заброшенных оазисов.

— А как я могу вернуться в свою страну?

Ревун со всей силы сбросил с себя ношу. Аж кости затрещали — те, что были в мешке.

— Еще одно ядовитое из твоего гнилого рта и я по этой плите размажу твой шипов не пробовавший язык. Из нашей великой страны никому и никуда нельзя, чтобы не обгореть в огне тупости и не сгнить в водах бедности.

При этих словах Макар аж присел. Неужели это конец его жизни? Не убьют, так сам не захочет дышать этим воздухом, что пропитан ненавистью.

Хотелось просто закричать, схватиться за голову и побежать — так же как Юля, — но Миронов вовремя вспомнил о способности Грязэла — удлинять руку.

удары топоров

Что это за город