Жду тебя… Дневник 41-го года

Этим строкам 75 лет… Они написаны карандашом в маленькой школьной тетрадке под серой обложкой и с надписью на украинском языке «Чорновий зошіт». Это дневник харьковчанки 30-летней Раисы Ширинской (Бахтиозиной), который она вела с июля 1941 года, с того самого дня, как проводила мужа Исмаила на фронт… В этих сроках  хроника минувшей войны проникнута мыслями и чувствами молодой женщины, оставшейся с маленькой дочкой в оккупированном Харькове  – с двухлетней Адилей, Адой, Адусей.

Раиса вела дневник долгие годы, как бы беседуя со своим мужем Исмаилом, с которым прожила всего несколько лет, и верила все это время, что он жив и обязательно вернется.

Исмаил Ширинский погиб меньше чем через два месяца после призыва, в сентябре 1941 года. Но Раиса и Адиля узнали об этом только много лет спустя и поэтому большинство строк старого дневника написаны уже погибшему… Для меня дневник стал, откровением, символом Великой Любви и Надежды.

Раиса Ширинская – это моя бабушка, Исмаил Ширинский – дедушка. А та самая двухлетняя Адиля – моя мама, которой в этом году исполняется 77 лет.

«25/VII. – 41 г.
Ты уехал, мне уже сразу же стало страшно. Я боюсь всего, тревоги, звука. Я очень устала. Душа болит. Появилась какая-то настороженность, тревога. Мне страшно. Когда же все это кончится!
Адусь капризная, она нездоровая, кроме всего, разбила термометр. Температуру измерить нельзя. Когда я вернулась с вокзала, она спросила: «Где мой папа?».  Бедная детка. Засыпая, также вспоминала тебя. Лягу спать. Милый, возвращайся скорее! Счастливый путь тебе! Будь здоров. Возвращайся скорее.

5 августа 1941 г.
Вот сейчас я получила от тебя вторую открытку. Первую получила 31.VII. В тот раз мне было грустно, но спокойно. Ты писал с места как бы от постоянного, правда? Я плакала. Адусь удивилась, взяла «читать» твою открытку, а вот сейчас я в ужасе, куда ты поехал? Может, уже на фронт! Это ужасно. От Лени такая открытка была вчера, а сегодня вторая, он тоже в Полтавской области. Может, встретитесь. Он еще не получил назначения.
Но куда же тебя отправляют? Со дня твоего отъезда только сейчас мне стало страшно за тебя. Уезжая, ты вселил в меня бодрость и относительное спокойствие. А вот сейчас ничего не известно, что с тобой. Каждый день мне будет казаться самое страшное. Сегодня и вчера я дома, у меня грипп. Адусь довольна: мама дома. Завтра тоже еще буду. Но сегодня она целый день зовет тебя. Вчера вечером звонили, она заявляет: «Папа?» - и прислушивается.
У нас был папа, он сказал, что ты еще на работе и скоро придешь. А сегодня утром Таня стала говорить: «А мой папа дома, а мой папа дома!». Адусь посмотрела на меня беспомощную, и я поспешила сказать, что Адочкин папа тоже скоро будет дома. Сегодня она стала плакать и говорить: «Хочу к папе, идем к папе». Как я могла успокоить ее, если меня тоже надо было успокаивать? В общем, кошмар.
Неужели я не дождусь тебя? Неужели моя девочка всегда будет спрашивать: «Где мой папа», -  и не увидит его?
В городе пока спокойно. Тревоги больше с 23/VII. не было. Хотя говорят, что они каждый день летают. Если бы все время так было.
Адилюшке сделали укол от дифтерита 30/ VII., теперь следующий будут делать 20\8. Перенесла она его хорошо. Немного поплакала. 27-го -  ее рождение. Неужели тебя не будет с нами. Это очень жестоко. Мне очень тяжело без тебя, ночи бессонные и бесконечные. Я совсем выбиваюсь из сил. Приезжай поскорее. Любимый мой, милый Исмуня, так хочется скорее обнять тебя и целовать, целовать без конца.

7/VIII-41 г.
Прошлой ночью была тревога. Я не очень испугалась. Адусь капризничала: «Идем домой!» - она спала, это было в 11 часов. Мы спустились в подвал в цокольный этаж. Неужели и сегодня будет опять тревога? Вчера получила твою открытку, штамп – Миргород. Значит, ты едешь к Киеву. А потом – фронт. Страшно. Я все еще болею, освобождение до 10/VIII, t 38,4, такой у меня, кажется, и не было. Нервы взвинчены до крайности. Лежу и плачу целый день. Адуська все чаще тебя вспоминает. В самый разгар игры она подхоит ко мне и спрашивает, раскры широко глаза: «Где мой папа?».
Милый, когда же конец этому? Мне хочется написать тебе несколько слов, тебе было бы приятно и мне.Мне иногда кажется, вот тебя немного ранят, привезут в Харьков. Я узнаю, где ты, а потом ты скоро вернешься домой. Хотя бы так.
Когда уже можно будет зажигать свет, веселиться, смеяться, не чувствовать на плечах эту невероятную тяжесть войны? Ни днем, ни ночью ни одной минуты нет спокойной. Хотя бы скорее конец.

8/VIII-41 г.
Сегодня я видела тебя во сне. Уже утром, когда я заснула второй раз. Ты был в форме и были у тебя знаки отличия, маленькие золотые танки. Я спросила, почему это ты захотел стать танкистом. Я целовала тебя. Предлагала кушать, плакала, а ты стоял, довольный, безучастно. Я объяснила это тем, что было много народа и ты все же был в форме. Мне казалось, что сегодня я получу от тебя открытку более успокаивающую, что ты, может, где-нгибудь в Киеве остался. Лишь бы не на фронте. Там страшно. Во сне я очень расстроилась тем, что ты стал танкистом, но мелькнула мысль, что, может, надо долго учиться быть танкистом, а к этому времени кончится война. Когда же она кончится? Сегодня полтора месяца, а конца не видно. Хотя бы скорее конец.

12/VIII-41 г.
Измунь, я иду дежурить с 12 до 2 ночи. Мне страшно. Долго спорили, чтобы меня освободили от дежурства ночью. Ничего не вышло. Хотела до 12 отдохнуть, но Адуська раскапризничалась и долго не спала. Почему от тебя нет ничего? Где ты? Меня это жутко беспокоит. Напиши поскорее. Хоть одно слово. Милый.

14/VIII-41 г.
Сегодня сообщили о сдаче Смоленска. Настроение у всех удручающее. Где ты? Сегодня у меня особенно скверные мысли. Несколько дней назад были бои в Кременчуге. Это так близко. Это так ужасно! Но что делать? Надвигается что-то ужасное, неизбежное.
Вчера за обедом Адусь говорит – почему папа не пришел со мной обедать? А вот ты не приходишь.

16/VIII-41 г.
Сдали Первомайск и Кировоград, сегодня сообщили о сдаче Николаева и Кривого Рога. Что будет? Все время сообщают о том, что на всей линии фронта от Сев(ерного). Ледовитого океана и до Черного моря идут ожесточенные бои. Казалось, вот скажут что-нибудь успокоительное, а выходит наоборот.
16/VIII днем была тревога. Я была на работе, мы сошли в подвал. У меня было ужасное состояние, мне там стало дурно. Полина спасала меня. У меня очень разошлись нервы. Если я не возьму себя в руки, я погибну раньше, чем окончится война и не увижу тебя. Нет, так нельзя!
Сегодня Адусь смотрела фотографии, что ты сделал в прошлом году. Увидела тебя с ней, снимок плохой, но там был ты, и она стала звать тебя.
- Папочка, ты плийдешь? Плиходь скорее…
Гладила тебя ручонкой, мне очень хотелось заплакать. Но надо было ей сказать что-нибудь. Кто-то позвонил, и Адусь стала говорить, что это «мой папочка», и обязательно хотела выйти встречать, стала плакать, покуда я не вышла с ней в коридор. Бедная девчушка, она скучает за тобой. Все мы скучаем.
Неужели я не увижу тебя живого? Вот эта мысль засела. А когда вернешься, как будет чудесно, хотя бы скорее это было! Дожить бы до этого, чтобы и война кончилась, и все наши были живы и здоровы.
Некоторые уезжают из города. Это очень плохо действует на окружающих.
Спокойной ночи, милый, спи хорошо и спокойно. Пусть приснится тебе наша дочь и я немного. Тебя я часто вижу во снах.

23/VIII-41 г.
Позавчера я получила вторую открытку от 4/VIII. Ты пишешь из Канева А что было потом? Ведь основные бои под Киевом и Белой Церковью были после 7-8. Вчера я позвонила к жене Дымкина, а он, оказывается, лежит в госпитале в Сталино. Я в ужасе, неужели и ты ранен, а может и худшее? Милый, это так ужасно так мыслить.

29/VIII-41 г.
Уже кончается август. Уже два месяца с лишним война, уже второй месяц, как нет тебя. Как долго это может продолжаться. Знаешь, милый, почему-то надежда пропадает с каждым днем. Все уже кажется таким беспросветным и бесконечным. Кажется, что никогда больше не будет счастливых ясных дней, не будет ничего хорошего, а будет вечная тьма и жуткая тяжесть на душе. И так страшно станоивтся каждое утро, когда передают утреннюю сводку.
Нашей девочке 27-го исполнилось два года, а тебя с нами не было. Ужасно тяжелый день. 26-го вечером пришел папа, принес пирог…

29/VIII-41 г.
Адуська очень скучает за тобой. Каждый день она ждет тебя. Когда звонят, она посылает меня: «Это папочка звонит, пойди открой!». Но то не папочка.
27-го утром она встала рано, пришла ко мне в кровать, говорит: «Полежу на папочкиной подушке». Бедная девочка. А вчера она заявляет вечером: «Папа скоро пидет и привезет мне молотикль» (мотоцикл).
Сейчас осень, бывают и ясные дни, как хотелось бы в эти дни быть вместе.
Иногда появляется такая мысль, вот мы втроем уехали далеко к морю. Я, ты и наша девочка. Она весела, ей все нравится: и яркое солнце, и волны, и все кругом. В воздухе тихо, тихо, тянется паутина и ярко светит солнце. Нам тоже весело, мы смотрим друг другу в глаза и, счастливые, смеемся.
Милый, ведь это так просто и так ужасно несбыточно. Неужели этого никогда не будет? Будет, будет, должно быть.
Несколько раз была тревога. А город пока не бомбили. Хотя бы не бомбили! Мы прятались под лестницу в подвале. Адочка начинает нервничать при этом. Оба раза последних во время тревоги она играла с Таней у них. А когда сегодня Таня позвала ее к себе вечером, она заявила: «Не пойду, там тревога…».

7/IX-41 г.
12 часов ночи. В одиннадцать был отбой. Третий день бомбят Харьков. 3-го, 6-го и сегодня. Первый раз было слишком ужасно. Днем стреляли, а в 9 вечера завыла сирена. Но основное то, что стали сильно стрелять в половина девятого. Я укладывала малышку спать. Услыхав сильную стрельбу, она испугалась. Вначале говорит, это гром. А потом стала кричать: «Я боюсь, давай одеваться, идем!». Чтобы успокоить ее, я стала одевать ей кофточку. А тут завыла сирена и можешь себе представить весь ужас?
Адуська немного успокоилась. Мы спустились в подвал. Стреляли зенитки ужасно. А когда внизу нашей улицы сбросили бомбы, мне казалось, что разрушился наш дом. Я схватила Адуську и бросилась под лестницу. Няня за мной. Так мы и просидели до 11 часов. Это было что-то ужасное. Много разрушений, много жертв. Вчера тоже бомбили, но было не так страшно. А сегодня опять хуже. Если так будет продолжаться, нервов не надолго хватит. В общем, дожили до самого страшного. А тут и от тебя нет ничего. Самые ужасные мысли приходят. Неужели у моей дочери нет счастья? Если не у меня… Нет, ты вернешься! Только поскорее! Мне кажется, я не доживу…

26/IX-41 г.
Вчера был жуткий день. 4 раза была тревога. Я пряталась в подвал раз 6-7. Целый день стреляют. Летает много вражеских самолетов. Эвакуационная горячка немного прекратилась. Я тоже никуда не еду. Так постановил семейный совет. Я немного успокоилась.
Милый, я все жду от тебя весточки. Так хочется быть вместе. Как бы я целовала тебя, сколько ласки накопилось! Сколько ласки от тебя жду… Так хочется твоей близости, твоих ласк. Успокаиваю себя тем, что, когда ты вернешься, уже все будет хорошо. Мы будем вместе. Война буде окончена, все страшное будет позади.

16/X-41 г.
Как тяжело. Вчера была тревога, бомбили, сегодня утром тоже, в 6 часов и до 9 тоже. Адуська стала привыкать, не так боится, как вначале. Вчера меня захватило возле вокзала, было 6 часов. До 8 часов я стояла в подъезде, а потом немного стихло и я помчалась до отбоя домой пешком в полной тьме. Жутко. А сегодня я опять была в городе и видела, как падали дождем зажигательные бомбы. Еле добежала домой, а тревога продолжалась 3 часа. Когда же конец? Они возле самого Харькова. И у самой Москвы. Неужели не придут к какому-нибудь решению? Скоро четыре месяца войны. Скоро три месяца, как ты ушел. Где ты?

17 декабря 1941 г.
Очень тяжело на душе. От тебя ничего не получила. Жду, что вернешься из плена. А тебя все нет.
Адилюш вспоминает тебя каждый день, все ждет, может, и в самом деле вернешься. Сейчас я уже работаю, с 15/XI. Очень устаю, может, от того, что хожу пешком. Но мы находимся у мамы, а это близко от моей работы, и все же я устаю. Я теряю силы с каждым днем. Может, я больна… А вообще света нет, воды нет, хлеба нет, продуктов нет. Голодно. Вот сейчас мы у мамы, как никак все вместе, мама сама печет хлеб с отрубями, картофельной шелухой и т.д. Конечно, им трудно, получилась большая семья. Я сама и вовсе не выдержала бы. Базар все время был на обмен на продукты, а сейчас несколько дней продают на деньги. 200-300 рублей курица, 100 рублей десяток яиц, 40 руб. десяток огурцов и картофеля. Жиров нет, молоко 70 руб. литр. В общем, кошмар. Даже коробка спичек стоит 20-25 руб. Что будет дальше?
Вчера и позавчера выселили всех евреев из города. За 17 километров. Много гибнет их дорогой, много калек, которые и вовсе не могут добраться. Жаль их, особенно отдельных людей. Хотя бы скорее проходило это время.

25/I -41 г.
Сегодня полгода, как нет тебя. Сколько переживаний, волнений, перемен. Семь месяцев войны. Воды, света, хлеба нет. Холод жуткий и на работе, и дома у мамы. На улице  минус 35. Хотя бы теплее…
Почему сейчас я опять жду тебя? Может, вернешься? Вернись, милый! Сегодня я укладывала спать Адуську. Она сказала: «Почему не горит лампочка на стене?» (электрическая). Я сказала, что нет света. «Папа придет и починит. Я не буду плакать за папой, он на работе, скоро придет…».
Мне очень хотелось плакать, но нельзя было. Мама выглядит очень плохо и все также, систематическое недоедание сильно отражается на организме. Хотя бы все были здоровы. Так тяжело. Просто жуть. Весь город ходит на село менять. Там совсем не ценят вещи, а за бесценок люди несут все, чтобы не умереть с голоду. Смертность колоссальная. Специалистов мужчин всех направляют в Германию. У мамы восемь человек с нами. Папа съездил на село, теперь опять надо. Базар ужасный. 150 рублей литр молока, 60 руб. спички, 130 руб. кило мяса конского, мука, зерно 30-35 руб. стакан, а пуд муки при измерении на стакан составляет 3500 руб. Кило сала 1000 рублей. В общем, кошмар. Правда, сейчас и вещи стали дороже, 7000 рублей дамский костюм. За твои брюки я выменяла 18 кг муки. Сейчас думаю выменять твой костюм. Говорят, пуда три дадут. Это 10000 рублей. Помнишь, как мы ссорились из-за него? Ты еще тогда хотел продать его. А все, видимо, судьба. Как все складывается.
В церквях звонят колокола, этот звук у меня ассоциируется с движением пленных по улице, серых, замученных, несчастных. Не знаю, почему я связываю это. Хотя бы скорее весна, может, будет легче… А ты поскорее приходи, может, Адусь и предсказывает твой приход? Хотя бы, в добрый час.

28/VI-42 г.
Прошел год войны. Сколько ужаса, горя, сколько сирот и вдов! Конца, наверное, не дождемся, все воюют… Вчера вели 7000 пленных, сегодня, говорят, – 21000, о чем я сегодня читала в газетах. Так тяжело смотреть на них и думать, может, и близкие также идут и протягивают руки за куском хлеба.
Питание скверное. Папа снова ходил на село, за 180 км, за Полтаву. Но сейчас уже трудно менять. Но все же привез пудов 5-6 зерна, муки, крупы кукурузной, немного жиров. А это совсем ненадолго при такой семье. Мне тоже не везет. До сих пор не могу обменять твой костюм. Уже отдала черный, но его тоже еще не выменяли. Признаться, мне жаль было его отдавать, но надо. А ведь ты его очень любил.
Моя девочка стала совсем большой, в августе ей уже три года. Неужели опять тебя не будет в день ее рождения? Она очень разумная и смешная. На днях у нее заболел пальчик, просто она ушибла его и говорит: «Мама, посмотри, как у меня пальчик нарывает, аж дым идет».

10/VIII-42 г.
Вот уже второй год, как нет тебя. Как ужасно быстро летит время, как тяжело и как быстро!
Скоро 27 августа, Адуське уже три года, а тебя все нет. Она уже совсем большая, разумная, хитрая, живая и очень сообразительная. Худышка, весит 12, 400. Ждет тебя, очень ей хочется сказать – «папочка»… Милый, так я истосковалась по тебе, так хочется настоящей жзни. Иногда иду улицей и вспоминаю, как мы с тобой жили, иногда просто смеюсь от воспоминаний отдельных моментов.
Неужели это только воспоминания?
Сейчас ужасное настроение, снова забирают в Германию, особенно женщин...
Так много уже отправили, молодых и здоровых почти не осталось, кроме тех, которые работают.
Хлеба тоже еще не дают населению. У нас дома уходит ежедневно хлеба на 400-500 рублей. Хорошо, что папа стал варить мыло. Это немного дает заработка. Что будет зимой, неизвестно. Все очень дорого. Хлеб от 110-180, мясо – 180, масло – 700.

26/VIII-42 г.
Завтра день рождения моей дочери. Завтра ей три года. А отца ее все нет. Моя маленькая дочка так хочет иметь папу. Когда ее спрашивают, когда день ее рождения, она отвечает: «Когда мой папа приедет» .
А вдруг бы ты завтра приехал? Боже, как хочется этого!
Второй год пошел, как нет тебя. Вторые именины нашей крошки без тебя. Почему так жестока судьба моя? Сегодня мне особенно тоскливо, так хочется плакать, почему? Просто обидно. Сейчас я у себя дома, просмотрела письма, что я писала тебе до замужества. Ты сохранил их, а я прочла. Так стало обидно. Ведь мы с тобой так мало прожили вместе…
Основа всех основ – хлеб. Человек, не имея его, становится животным, готов на все, чтобы утолить свой голод. Как много случаев я наблюдала. Как много погибло и как много гибнет еще народа. Вот сейчас моя соседка, такая культурная женщина, блестяще окончившая в свое время муз. Консерваторию, говорит: « Я голодна, продать нечего, муж не работает, а жрать так хочется все время». И так очень многие… На днях я видела тебя во сне, мы были вместе, вместе. Я на губах целый день ощущаю твой поцелуй. Еще больше захотелось, чтобы ты был здесь, со мной, с нами. Часто бываю у твоих. Бедная мама плачет, не скрывая этого. Ей очень хочется дождаться вас всех. Вот, когда приедешь, Измунь, у нас с тобой не будет причин ссориться. Ведь ты обижался, что я редко бываю у твоих. А сейчас я там бываю, если не через день, то через два обязательно. Но когда же ты приедешь? Неужели – нет?
Я верю в то, что все будет хорошо, ты вернешься и мы будем счастливы все втроем.

7 марта 1943 г.
16-го февраля вошли в город наши. Четыре дня шли бои за Харьков. Что творили немцы уходя, описать трудно. Происходило больше на окраинах. Жгли дома вместе с жителями и не разрешали выходить, расстреливали взрослых и детей, бросали детей живыми в колодцы, бросали гранаты в дома и погреба, где люди скрывались. В общем, если бы просто читать об этом в газете, то не поверил бы никто. А это было.
Город весь пылал. Сгорели все здания, пригодные для предприятий, горели дома жилые, горели склады. Ночью было светло, как днем. Это палили немцы, взорвали все мосты, все заводы, склады. Ужас, бесконечный ужас…
В день вступления все, конечно, очень волновались, выбежали на улицу и смотрели, нет ли военных, красноармейцев, чтобы увидеть поскорее их.

14 марта 1943
12-го вошли немцы вечером. Мы их не видели еще. Много убитых, особенно мужчин. Ходят по квартирам вооруженные и с топорами. Папу хотели перепрятать, но это опасней. Все время находимся в погребе… Сегодня ты снова снился мне. Так я целовала тебя! А сейчас целый день под этим впечатлением, несмотря на канонаду. Хочется очень, чтобы ты пришел скорее. Как бы я тебя целовала… Любила…
В городе, видимо, идут бои. Прошлой ночью весь дом дрожал от канонады. Сейчас опять слышны орудийные выстрелы и пулемет строчит.

23/VIII-43 г.
Сегодня утром зашли красные в город. Наконец-то! Вчера с 12 ч. дня и до 6 вечера нельзя было выйти из подвала. Всю ночь никто не спал, из-за взрывов стена вся дрожит. Адуська спала, но часто вздрагивала и просила, чтобы я не отходила от нее. Теперь ждет тебя. Так ждем и всех наших. День чудный и на душе радостно.

2 сентября 1946 года
Сегодня моя девочка пошла в школу. Я счастлива. Но вчера и сегодня мне так больно, что ты не мог дождаться и увидеть этот счастливый день. Я сама переживала это. Плакала, чтобы Адочка не видела это.
Она очень большая, здоровая, красивая девочка. Бедняжка, очень волновалась. Обратно шла с гордостью. В школу ходит с удовольствием. Она должна быть хорошей ученицей и будет ею.
А тебя все нет! Уже и надежды нет. Буду жить с моей девочкой. Так и она говорит: если папы у нас нет, то будем жить сами, вдвоем. Так и будет.
11 мая умерла твоя мама. Как тяжело, что она не дождалась тебя, как она мечтала повидаться с тобой.
Тоска бесконечная…

6 мая 1957 г.
Спустя много лет я сегодня прочла свой дневник. Как тяжело! За эти 11 лет произошло много событий. Основное то, что Адуська уже студентка 1-го курса Политехнического института. Хорошо закончила школу и в 1956 г. поступила в институт. Это большое счастье. Теперь она на верном пути и ее дальнейшая жизнь зависит всецело от нее самой, от разумных решений ее.Я сделала все возможное и зависящее от меня, как ни тяжело мне было.Она серьезная, хорошая девочка. Это мое счастье, моя цель жизни, мое существо. Пусть она будет счастлива в своей дальнейшей жизни!Вот и все. Хочется еще пожить на свете, повидать жизнь своей девочки, хорошую, счастливую жизнь ее.Здоровье мое пошатнулось. Все переживания не прошли даром. Но надо быть оптимисткой и держаться.Раиса».

Эпилог

627 800 человек погибло в «Киевском котле» - Киевской оборонительной операции (7 июля – 26 сентября 1941 г.). Среди них был и мой дед харьковчанин Исмаил Ширинский, которого много лет так ждала моя бабушка. Он, как и тысячи других резервистов советских войск, пытались остановить движение танков Гудериана, шедших в том числе и на Харьков. Туда, где ждали его жена и маленькая дочка.

Мама прочла этот дневник, когда ей исполнилось шестнадцать лет…

PS. Благодарю замечательного харьковского журналиста Елену Зеленину, с чьей помощью дневник появился в печати.