Крылья кармы
«Мы пришли к выводу, что поднятые со дна Балтийского моря обломки самолета времен Второй Мировой войны принадлежат не одноместному бомбардировщику JU 87 Stuka, а двухмоторному многоцелевого самолету Junkers 88...», — Себастиан Бангер потёр переносицу и прикрыл глаза. Ничего не значащая заметка в ленте авиановостей. Его работа. Просто старый немецкий военный самолёт. Ещё один Junkers для местного музея... Просто самолёт... Тот самый. Самолёт его прадеда. То, что он никогда ей не расскажет.
Когда мне сложно на что-то решится, мир начинает говорить со мной на языке неба: сегодня я обнаружила в постеле пушистое белое перышко с коричневыми подпалинами. Из куцей синтепоновой подушки оно вылезти не могло. Наверное, залетело в полураскрытое мансардное окно над кроватью. Радуюсь. Птицы — это всегда про перемены к лучшему, даже если через страх и боль. А сейчас мне очень нужно набраться смелость, чтобы лететь дальше.
За окном полутемно. Стараюсь тихо спуститься по лесенке, чтобы не разбудить спящую на нижнем ярусе кровати женщину. Она тихо поскуливает во сне. Спотыкаюсь о вывернутое чрево своего чемодана: осталось кинуть в него дезодорант и зубную щетку. Пробираюсь на пустую общую кухню: натужно гудит дешевый бледно-зелёный чайник, пальцы, засыпающие в чашку растворимый кофе с привкусом опилок и безнадежности, подрагивают. Обхватывает кружку: неровные стенки из толстой керамики с живописными подтеками лазоревой глазури и ручка, изогнутая в форме крыла. Таких кружек было десять, каждая в чем-то особенная, живая и тёплая. Их для кофейни своими руками сделала моя подруга-художница Леся. Вряд ли уцелела еще хоть одна. А эту не думая схватила в спешке со стойки и кинула в рюкзак. На дне ещё оставалась пара капель эфиопского кофе средней обжарки, которыми теперь пахнет мой загранпаспорт. От Леси последнее сообщение было 3 дня назад.
Смешно. У меня с собой есть чашка из кофейни, альбом семейных фотографий в потертом бархатном переплете и статуэтка котика с одним выпавшим глазом. Я собиралась в самом начале, когда ещё ничего не было ясно. Думала, что обойдется. Только Себ орал как подорванный, пока я в совершенно коматозной растерянности кидала какие-то вещи в чемодан и уходила из своей любимой квартирки, ремонт в которой закончила только в октябре. Просто она на 18 этаже новостройки недалёко от аэропорта... думаю, ее больше нет, но проверять не хочу.
Мой кофейня «Крила мрiï» крошечная: в подсобку еле влез чемодан и надувной матрас. Зато она на первом этаже старинного здания рядом с Благовещенским собором.
«Солнце мое, колокольня собора 80 м высотой. Когда город обстреливают такие исторические вышки используют как ориентир для наводки истребителей, поэтому они обычно остаются невредимыми. Когда ты будешь там, я смогу спать по ночам, не проверяя ленту новостей каждые пять минут», — Себ знает все о безопасности полетов, а я просто не могла собрать свои мысли в кучу от шока и шла на его голос, как слепой кутёнок.
Ну и вот. За остальными вещами я так и н вернулась. Перебирала пальцами шуршащие зерна, пряталась в подвале вместе с соседями, иногда поднималась к ним в квартиру принять душ. Забыла дома шнур от телефона, ежедневник со старой жизнью и косметичку. Почему-то больше всего жалела о флаконе духов Amo Ferragamo. Себ привёз его а подарок на нашу первую встречу в Анталии. Чуть горьковатый, свежий, фруктовый и одновременно терпкий — дома, когда особенно скучала, я брызгала духами подушку и засыпала в облаке наших счастливых воспоминаний.
«Ксана, я куплю тебе ведро этих духов, только выбирайся оттуда скорей».
В хостеле душно и пахнет хлоркой. Закрываю чемодан, заправляю в джинсы любимую безразмерную футболку с Pink Floyd. Кружку заворачиваю в бумажный пакет из-под сандвичей и прячу поглубже в рюкзак. Вызывая такси, стараюсь унять дрожь пальцев и пять раз проверяю паспорт и телефон. Пишу Себу, пока ещё есть Wi-Fi, оставляю ключ-карту на пустом респшн, пристегиваюсь в такси, трясусь в холодном поту вдоль позвоночника, пытаюсь скрыть панику за рутинными действиями... Да блять!
Спокойно варить лавандовый раф под звуки воздушной тревоги. Просидеть почти неделю в сыром подвале, читая вслух соседской девочке книжку про Мумми-Троллей. Проехать полстраны в раздолбанном Renault. Содрать в мясо колено, плечо и голень, сползая по гравийной обочине в овраг под обстрелом. И словить первую в жизни паническую атаку при виде аэропорта Жешува! Блять.
Себ проснулся: «Доброе утро, солнце. Ты уже на месте?»
Мы раньше часто шутили, что это плохая карма: специалисту по безопасности полетов, проверившему, кажется, все аэропорты от Сиднея до Сантьяго, умудрился найти девушку с аэрофобией. Дошутились. От пережитого за эти месяцы страх не только не прошел, но стал ещё сильнее. Дышу глубже, нащупываю в кармане утреннее перышко и становится чуть легче. Прохожу сквозь рамку и регистрируюсь на рейс:
Выдыхаю. Сдаю багаж и прохожу к гейтам. Отвлекаю себя перепиской с Себом, кедровым латте и «Learning to fly» в наушниках. Быстрее бы уже...
«Они отложили рейс на 1,5 часа! Любимый, я не выдержу столько еще», — пишу ему.
«Все в порядке, Ксан, дыши. Я слежу за вылетами через программу. Возьми себе в duty free вина или поесть что-нибудь. Я с тобой».
«Меня мутит, кусок в горло лезет».
«Посмотри кино на планшетке? У тебя же всегда скачен «Облачный атлас»?»
«Я попробую... Когда мы летаем вместе, мне не так страшно».
«Солнце, ты больше не полетишь одна, только доберись до меня, ладно?».
«Они ещё на полчаса задерживают. Что происходит? Погода нормальная. Себ, я не могу тут больше!!!»
«Ксан, выдыхай. Они просто проверяют самолет, ничего страшного не происходит».
«Смотрю старые фото из альбома, который из дома забрала»
«Дедушка с бабушкой. Такие молодые. Я тебе говорила, что мой дедушка Тихон был пилотом?»
Бережно провожу пальцем по пожелтевшей кромке фотографии. Тихон погиб где-то на Балтике в самом конце войны, совсем молодым. Моя бабушка была беременной, они поженились в феврале сорок первого, но маму он так никогда и не увидел...
«Себ, это пиздец. Опять отложили».
«Так. Выдыхай, я только что закинул деньги тебе на карту. Не спорь. Иди в duty free и купи те самые духи. Помнишь, которые я привёз на наше первое свидание? Вот именно те. Ты же говоришь, что они тебя успокаивают?».
«Вот и отлично. Купи их и вылей на себя хоть целый флакон. Осталось потерпеть совсем немного».
«Себ, спасибо! Я нашла эти духи и мне правда легче».
«Я тоже. Объявили посадку. Иду».
«Хорошего полета, все будет ок».
— Себ, я не понимаю! Нас посадили в самолёт, подержали там полчаса и опять везут обратно. Ничего не объясняют! Себ, мне страшно, я воняю духами как клумба, от меня люди шарахаются...
Его смелая девочка, стойко выдержавшая побег из смертоносного кошмара, сейчас в истерике рыдала в трубку. Он ей не говорил, что у него появилась первая седая прядь, когда стало ясно, что она где-то под обстрелами, а он никак не может ей помочь. Теперь мог, потому что авиация — его стихия.
Он знал, что сейчас происходило в аэропорту, даже находясь от него за много километров. Troubleshooting. Идут по схеме выявления проблем, напоминающей дерево, проверяя каждую ветвь, каждую систему самолета. Но если пассажиров, уже сидящих в самолете, опять вернули в аэропорт, значит полного контроля над ситуацией у них нет.
— Ксана, послушай меня очень внимательно. Этим рейсом ты не летишь. Выдыхай. Найди в аэропорту представительство авиакомпании, скажи, что вас уже снимали рейса, ты боишься и хочешь поменять билет. Это бесплатно. У них есть протокол на такой случай и они предложат тебе другой самолёт. Все будет хорошо, но так безопасней.
— Я не выдержу, не выдержу ещё тут. Я не хочу менять... Я просто хочу, чтобы этот хренов самолёт привёз меня к тебе, Себ! Скорее. Я не смогу ждать ещё часы или дни.
Себастиан Бангер откинулся в кресле, вытянул длинные ноги под столом и грубо, долго, со смаком выругался, мешая немецкий, английский, русский и испанский. Он уже десять раз пожалел, что не полетел в Польшу встречать свою женщину. У него в мозгу плохо укладывать, как можно шутить, сидя в бомбоубежище, и с улыбкой продолжать варить кофе в любимой кофейне, но сорваться в неконтролируемую истерику в обычном аэропорту. Посттравматический шок? Но лететь этим рейсом она не должна.
Он быстро перебегала костяные буддийские чётки в пальцах: все 108 бусин, одна за одной. Простые движения помогали успокоиться и удержаться на тонкой грани реальности. Сопротивлялся прошлому. Он просто хотел, чтобы Ксана поменяла билет и прилетела к нему в Барселону, а не расплачивалась за неизвестно чьи грехи. Так сложно, блять? Ей итак досталось сверх меры: потерять дом, бизнес, свою страну, друзей, с которыми они все вместе встречали прошлый Новый Год в Праге. Полные надежд, шампанского, бенгальских огней, тающие на щеках снежинок и смеха. Он успел привязаться к этим ребятам.
Никто не поверил бы, что такой логичный и рассудительный Себастиан Бангер безоговорочно знал, что все, сказанное когда-то про него старой венгерской старухой-гадалкой, правда и он должен искупить карму своего рода.
Себастиан пошел в авиацию и старался быть добрым и мягким ко всем, кто попадал в его поле зрения. Ему, как воздух крыльям, нужно было искупление. За то, что целую жизнь назад его предок был офицером люфтваффе. Горе, смерть, боль. Он не задумываясь сеял их с воздуха, нажимая на гашетку с той же спокойной уверенностью, с которой Себастиан сейчас кликал мышкой. Он твердо верил, что должен вернуть в мир много добра, взамен того горя, которое когда-то было посеяно, и его призвание — отвечать за безопасность в воздухе, который когда-то нёс смерть.
А тут ещё это Junkers! Тот самый самолёт, в котором когда-то погиб его прадед. И самолёт на взлетной полосе где-то в польской глуши, в котором точно не должно быть его женщины, его кармы, проклятия и надежды на прощение.
— Ксана! Я знаю, что тебе плохо и страшно. Сердце мое, меняй билет. Не садись в этот самолёт! Я прилечу за тобой завтра. Только. Не. Садись. В этот. Гребанный Самолёт! Я люблю тебя.
— Тиша, мать твою! Мы сбили его, того чертового фрица! Видишь, Тишь? Он в Балтику камнем бухнулся, как будто никогда и не летал. Тишь? Очнись, братуха, чего ты?! Нам звезду героя дадут за этот юнкерс, ну же! Тебя там жена и дочка ждут, сам говорил, что умирать тебе нельзя. Тишаааа...