Живые портреты
- И с вами снова я, Дик Эйдж и любимое радиошоу ваших кошмаров. Как и обещал, расскажу подробнее о новостях культуры. Выставка оживающих портретов начинает работу с завтрашнего дня и будет открыта вплоть до новолуния. Таким образом, все желающие будут иметь возможность полюбоваться на свои и чужие портреты в течение девяти дней, начиная с 22 июня. Однако об этом лучше расскажет специальный гость сегодняшнего эфира, старший научный сотрудник музея Криптозоологии и Псевдоистории, заслуженный друид Даниил Грей. Хорошей ночи, Даниил.
- Здравствуй, Дик, темной ночи, уважаемые радиослушатели.
- Расскажите о грядущем открытии подробнее?
- С удовольствием. Экспозицию оживающих портретов демонстрируют в нашем Городе каждые 12 лет, чтобы их хозяева и гости выставки могли оценить, какие изменения произошли с картинами за это время и сделать надлежащие выводы о своем образе жизни.
- Я еще ни разу не был на такой выставке, хотя являюсь данным поклонником творчества их автора. Любопытно, насколько сильно меняются обычно живые портреты за 12 лет?
- Это очень индивидуальный, я бы сказал, интимный процесс. Если оригинал 12 лет занимался йогой, не употреблял алкоголь и наркотики, не болел, а из плотских наслаждений предпочитал исключительно любование закатом, портрет может даже помолодеть. Но буду откровенен, таких случаи у нас редкость. Обычно заказчики портретов, цель которых, принимать на себя болезни, удары судьбы и излишества, ведут отнюдь не монашеский образ жизни, - двусмысленная улыбка гостя не допускала двойных и даже полуторных толкований.
Дик был уверен, что портрет пышущего лоском и здоровьем Даниила выглядит как спившаяся бомжиха с рыбного рынка на углу улицы Надежд и Южной окружной. Пахнет, возможно, еще хуже.
- Всегда хотел узнать, почему хозяева сдали свои портреты на хранение музею, а не держат дома?
- Во-первых, в запасниках музея, для комфорта портретов созданы все условия: температурный режим, влажность, приятная музыка и полумрак, охранная система, как в архивах Пентагона. Отдельный сотрудник музея следит за нуждами картин, регулярно удаляет пыль и ведет медицинскую карту каждого клиента. Сами понимаете, не у всех есть возможность обеспечить такие условия дома.
- Согласен, однако и услуги музея не бесплатны.
Улыбка заслуженного друида стала немного натянутой:
- Не бесплатны. Весьма… Однако для некоторых особенно выдающихся картин, хозяева которых не могут оплатить проживание портретов в музее, комитет попечителей сделал исключения и предоставил финансовую поддержку.
- Весьма похвально. Но все же… Участие всех портретов в публичной выставке, на сколько мне известно, является обязательной частью контракта. Каково это, выставлять свои пороки на показ? Все ли оригиналы согласны с этой практикой?
Смех Даниила был мягким и все таким же двусмысленным:
- Помилуйте! Все остальные люди ходят с летописью своих пороков и картой морщин на собственном лице каждый день. А тут раз в 12 лет узкий круг ценителей ужасного полюбуется на ваши носогубные складки, оспины и фурункулез – невеликая цена за молодость и здоровье, на мой взгляд.
- Зато эффект обманутых ожиданий. Знакомишься, например, с юной красоткой, приходишь случайно на выставку и понимаешь, что крутишь роман с ровесницей своей бабушки. Уверен, многие были бы в шоке, если такой обман раскроется!
Даниил бросил лукавый взгляд из-под пушистых, как у девушки, ресниц.
- А вы так уверены, что узнаете свою красотку на портрете? Особенно, если она действительно окажется ровесницей Великого Потопа.
- Резонно, - Дику никогда не нравилась история со страдающими картинами, хотя Мастер и предлагал ему когда-то, будучи как всегда в сильном подпитии, нарисовать портрет. Но зачем мужчине заемная молодость?
- К тому же, многие оригиналы, почтенные семейные пары, которые хотят наслаждаться почти вечной молодостью и любовью вместе. Вам не кажется это не только романтичным, но и справедливым?
- Возможно. В любом случае, талант Мастера не оставляет сомнений, а значит, все посетители выставки смогут не только поиграть в головоломку, пытаясь узнать на картинах соседей по улице, но и просто насладиться живописью.
- Вне всякого сомнения. Наша экспозиция уникальна и является вершиной, так называемого, психологического магического гиперреализма. Вход для всех, кто сможет его найти, свободный.
- Отличная новость и спасибо вам, Даниил, за то, что нашли время и рассказали слушателям New Age Night Show о выставке живых портретов.
Было что-то в Данииле такое, от чего он казался лишь кратким конспектом собственной личности, а настоящее его нутро осталось висеть в массивной резной раме на белой стене музея. И именно портрет проживал настоящие бури и запретные удовольствия, облизывая жирные после кетчупа пальцы с пожелтевшими от курения ногтями. Младший научный сотрудник бла-бла-бла, не был более живым и трехмерным. Живым был его портрет.
Живым был и пьяньчужка Ян, уличный художник, которого часто можно было застать на набережной с потертым этюдником и парой пожелтевших набросков Анджелины Джоли и Мэрелин Монро в качестве рекламы.
Ян развлекал туристов рисованием карикатур и шаржей, больше похожими на перекошенные от первобытного ужаса маски, поэтому клиентов у него было немного. Да и те, что были, норовили надеть рисунок художнику на голову, а не заплатить. Художник крыл их отборным матом, однако не пытался приукрасить действительность, продолжая изображать на лицах вместо носов и глаз похоть, мелочность и алчность. Иногда, правда, вместо шаржа на холсте вдруг появлялся невероятной красоты и точности реалистичный портрет, но случилось это не чаще полных солнечных затмений и честных выборов. После таких всплесков Ян обычно уходил в беспробудный запой и плакал при виде кистей и красок.
Дик сам не помнил, как оказался рядом с художником и початой бутылкой густого янтарного портвейна в дальнем конце променада рядом с рыбацкими лодками. Он тогда еще не работал на радио. Только вернулся в родной Город, в котором ни осталось ни одного знакомого лица, наделенного даром осмысленной речи, и поэтому был не против разделить винный сплин со случайным собеседником.
Они сидели на парапете, свесив ноги над изумрудной водой среди мерно поскрипывающих швартовых канатов и изгоняли соленую морскую сырость солнечным содержимым бумажных стаканчиков. Над восхитительно гудящей головой надсадно орали чайки, а Ян, пьяно вытирал рукавом засаленной джинсовой куртки нос, жаловался будущему диджею на жизнь.
Дик меланхолично долил в мятую тару ещё на два пальца вина.
- Моего конечно!
- Нищего рисовальщика грошовых шаржей?
- Так было не всегда! Но я конченный человек теперь. А раньше был Художником. Мастером, который может остановить время, вывернуть наизнанку душу и размазать ее по холсту так, что она слипнется с ним навечно.
- Мастером?
- Да.
- Подожди, тем самым, о котором шепчутся в темноте, чьи портреты стареют за своих...
- Тихо! Не стоит об этих демоновых портретах!
- Но почему же ты прозябаешь вот так вот, если это действительно ты?
- Действительно я.
Обветренное лицо с глубокими кракелюрами морщин, которые бывают только у людей, постоянно находящихся на грубом южном солнце, и масляной живописи, видавшей в своей жизни пару лучших столетий. Сухощавый, невысокий, с седыми сальными волосами до плеч мужчина. Наверняка в молодости он был хорош собой, однако сейчас казался ровно тем, кем был - неряшливым старым алкоголиком, утративший последнюю искру жизни.
Многие в городе знали о Мастере... Не то, чтобы это знание было тайным, скорее, не афишировалось перед приезжими и не сведущими новичками. Говорили, что уже много лет Мастер отказывается рисовать за деньги, какие бы баснословные суммы ему не предлагали. Но иногда, будучи не вполне трезв, мог нарисовать портрет первого встречного за пару бутылок дешевого портвейна с тремя шестерками на этикетке. Счастливчики, которым повезло заказать удивительный портрет, много лет назад, по вполне понятным причинам, это скрывали. Однако соседи догадывались, что если на протяжение нескольких десятков лет кто-то оставался таким же свежим и молодым, дело наверняка не обошлось без любви к живописи. Кому только не приписывали владение чудодейственным портретом: от Карла-Густова (в чем Дик был почти уверен), до Ваэля, которому вечная молодость нужна была как запасной парашют бабочке.
- Все равно слабо вериться. За портрет Мастера люди готовы платить огромные деньги, а у тебя от выпивки уже пальцы трясутся.
- Дураки! Сами не знают, о чем просят. Раньше люди были мудрее, не позволяли себя рисовать. Знали, что настоящий Мастер может украсть частичку души и перенести ее в изображение. А сейчас, бесстыдники, что творят! – Ян махнул морщинистой рукой в сторону девиц, делающих губастые селфи на фоне морского заката на ладошке. – Хотя что у них воровать-то? Дорисовать пару извилин, разве что.
Мужчины выпили каждый о своем. Густое вино приятно грело внутренности.
- И чего тебя так? – Дик неопределённо окинул взглядом живописное запустение на месте когда-то интеллигентного человека.
- Говорю же, тщеславие. Возомнил себя черти-кем. Решил, что переиграю Бога в поддавки и создам портреты, еще более живые и прекрасные, чем лучшие из его созданий… Я был молод, счастлив, самоуверен и беспросветно глуп. У меня была невеста. Простого сословия, но нежная, добрая, красивая… Когда я делал ей предложение, а я так хотел сделать подарок, достойный ее красоты! Жемчужные серьги, оттеняющие ее нежную кожу, которая будто светилась изнутри. Денег, правда, хватило только на одну сережку, но она не попрекнула меня, не высмеяла, а носила ее с королевским достоинством. Повязывала тюрбан из старой шали так, что второе ушко не было видно, представляешь?
- Мило с ее стороны. А что потом? – Дик уже был готов услышать банальную мелодраму о невесте, сбежавшей с лучшим другом, или о родственниках, коварно помешавших счастью молодых, но пока так и не понял, при чем тут портреты.
- Я решил нарисовать самые красивый и живой на свете портрет, чтобы запечатлеть самого дорого моему сердцу человека. Я уже тогда знал, что мои работы продлевают молодость моделей. А кто, как не она достойна войти в вечность такой же прекрасной, полной надежд и жизни?
Ян жалобно всхлипнул и глотнул прямо из горла.
- Получились! Еще как. Я рисовал любимую в полуоборота, как будто она только что обернулась на мой голос. В том самом синем тюрбане и с жемчужной сережкой. Как я старался вложить частички этих прекрасных и чистых душ в портреты… Я нарисовал и себя, чтобы вечно быть рядом с нею, чтобы старость и смерть не разлучили нас.
Автопортрет и в подметки не годился первому холсту, но меня это не волновало.
- Все пошло не так! Мы поженились и прожили вместе несколько лет. Самых счастливых в моей жизни. Я много работал и заказов хватало, так что мы даже купили маленький домик в приличном районе. А потом пришла чума… Я работал как одержимый и не замечал, что в городе стало все больше заколоченных ставень и траурных процессий. Любимая умоляла меня уехать, но я верил в волшебную силу портретов, которые спрятал на чердаке. Они должны были сохранить нас от любой заразы.
- Да. Я ухаживал за ней, как мог, не отходил от постели, привел лучшего в городе доктора, но и он не смог ничем помочь. Тогда-то я и открыл заветный сундук с портретами. Мое изображение было все покрыто омерзительными нарывающими язвами, такими же, как на коже моей любимой жены. Но ее портрет был все также совершенен. Мне даже показалось, что краски стали ярче, как будто засияли внутренним светом, а губы тронула лукавая улыбка. В бессильной ярости, я со всей силы пырнул ее портрет кинжалом, который всегда носил на поясе… На нем ни царапины, а с первого этажа донесся дикий вопль.
- Да, – Ян надолго замолчал, глядя на почти скрывшееся за горизонтом солнце. Не смотря на выпитое голос его зазвучал удивительно ровно. – Когда я, как безумный, скатился по лестнице вниз, она уже отошла. Кровь из распоротой шеи все еще вырывалась толчками, но глаза ее уже были мертвы. Я хотел убить себя там же, у тела моей жены, однако не чувствовал боли, сколько бы не резал вены.
- По крайней мере, она не мучилась, умирая от чумы. Но почему же не получилось с ее портретом?
- У меня было очень много лет, чтобы подумать об этом. И знаешь… он был СЛИШКОМ живым. Мне кажется, что все живые портреты съедают частичку души своих хозяев, паразитируют на их настоящей жизни, лишая остроты вкуса и аромата. Ее портрет высосал жизнь целиком, сам оставшись вечности. Он пережил чуму, войны, мор, пожары и до сих пор висит в каком-то пыльном музее, а я вот тут вот так… у тебя нет больше выпить?