Ересь евразийства. Плата за вход — разум
В 1911 году в коктебельском «Доме поэта» Максимилиана Волошина произошла одна знаковая встреча. Молодая поэтесса Марина Цветаева познакомилась с красивым и загадочным еврейским юношей Сергеем Эфроном (ей было 18, ему 17). Эфрон был сыном народовольцев и с 16 лет болел туберкулезом. Это не помешало паре обвенчаться спустя год. Вскоре у них родился первый ребенок — дочь Ариадна.
Впрочем, брак Цветаевой и Эфрона сложно назвать счастливым, даже если сильно захотеть. Цветаева спустя пару лет познакомилась с еврейской поэтессой Софией Парнок и начала с ней вполне открыто спать. Свое поведение классик Серебряного века объясняла тем, что обычные гетеросексуальные отношения — «скука и жуть». Если хотите узнать интимные подробности, прочтите цикл стихов «Подруга» (ковырялистее Земфиры и «Ночных снайперов» вместе взятых), а мы вернемся к нашей истории.
А в нашей истории от счастья такого туберкулезный юноша Эфрон засобирался на войну. Тем более, действительно было куда собираться, началась Первая мировая. Хотя поначалу Эфрона не брали по здоровью, он не сдавался. Устроился медбратом, а потом закончил школу прапорщиков. И тут началась уже Гражданская.
В Гражданскую Эфрон храбро воюет на стороне белых. Участвует в легендарном Ледяном походе, бьется с большевиками в Крыму и, наконец, эвакуируется с врангелевскими частями в Константинополь. Обо всем этом Цветаева не знает, связь с мужем прервана.
Поэтесса отказывается заниматься «скучной работой» в Москве, голодает, а вместе с ней и голодают двое ее детей (вторая дочь Ирина родилась в 1917-м). Цветаева, вероятно, решает получить звание матери года и сдает дочерей в приют, откуда позднее все же забирает старшую Ариадну. Младшую оставляет, и та умирает в приюте от голода.
С Эфроном Цветаева встречается уже за границей. Когда супруги были разлучены, она обещала “ходить за ним, как собака”, но после воссоединения тут же начинает ему изменять. На этот раз даже с мужчиной. Любовником поэтессы становится белоэмигрант Константин Родзевич.
У Цветаевой рождается сын непонятно от кого (тот самый Мур), любовник ее предсказуемо бросает, а муж, «не находя сил развестись», переезжает с ней и семьей в Париж, где становится… евразийцем.
Евразийская идеология, а затем и движение складываются в 20-е годы в среде эмиграции. Формальной датой считается выход сборника статей «Исход к Востоку. Предчувствия и свершения. Утверждение евразийцев» в 1921 году в Софии. Почему формальной? А потому, что авторы сборника географ Петр Савицкий, лингвист Николай Трубецкой, священник Георгий Флоровский и музыковед Петр Сувчинский написали серию статей с прямо противоположным смыслом.
В сборнике можно найти и оды славянофилам, и острую критику их идей, и национал-большевизм, и резкий антибольшевизм. Весь этот идеологический коктейль (назовем его коктейлем Дугина) был щедро приправлен пространными околорелигиозными рассуждениями о судьбах России и мира. Впрочем, чтение вышло достаточно занимательным, так что евразийцев скоро заметила мигрантская пресса и обрушилась на них с язвительной критикой (что не удивительно).
Правда, критиковать евразийцев было непросто, потому что было до конца непонятно, а что собственно критиковать. Евразийское творчество вышло настолько противоречивым и туманным, что походило скорее не на политическую идеологию, а на мутное, словно бабкин самогон, псевдофилософское учение. Впрочем, от отдельных суждений начинал кровоточить даже видавший виды глаз русского эмигранта. Поговорим об этих мудростях подробнее.
Евразийцы сходились на том, что российская государственность берет свое начало не в Древней Руси, а в империи Чингисхана. Татаро-монгольское нашествие они считали положительным явлением (сожженные города и убийства тысяч людей не в счет). Как в целом и Октябрьскую революцию (аналогия вышла почти летовская). Просто большевики, по мнению многих евразийцев, были тоже евразийцами, только не понимали этого. А главным достижением революции они считали крах европейских государственных институтов в России и европейскости в принципе. В общем, песня.
Место хорошо нам знакомой и любимой многонационалочке в евразийском творчестве, конечно, тоже нашлось. В отличие от славянофилов, евразийцы отрицательно относились к панславистским проектам, а наиболее близким к русским по загадочным причинам считали «туранские народы» (финно-угров и тюрков). Да и вообще в России все давно перемешались, создав уникальную степную цивилизацию, которую, сами того не понимая, освободили большевики от оков западного рабства. Создание же национального государства в России евразийцы отрицали и, более того, — считали вредным.
Понятное дело, что подобные заходы в среде белой эмиграции не могли не вызвать вполне понятной реакции. Наверное, самым сдержанным был философ Федор Степун, назвавший евразийцев «славянофилами эпохи футуризма». Говоря проще, славянофилами с придурью. Иван Ильин был более категоричен и прямо призывал коллег «высказываться против евразийских писаний». Василий Шульгин называл евразийство «видом злости», а Владимир Вернадский характеризовал самих евразийцев как «плохих мыслителей с неясной головой», а их идеи «скучными и неживыми».
Но самыми яростными критиками идей евразийства, как ни странно, оказались сами евразийцы. Так, религиозный деятель Флоровский впоследствии отколется от движения, а в своей статье «Евразийский соблазн» назовет бывших соратников «духовными неудачниками». По мнению Флоровского, разделение и антагонизм России и Европы в творчестве евразийцев во многом искусственны, а сами евразийцы слишком увлекаются природными и географическими факторами.
К слову о движении. С 1925 по 1927 годы евразийцы начинают активно строить политическую организацию с ячейками по всей Европе. Первый съезд проходит в Берлине, затем — в Праге, Варшаве и Париже возникают евразийские структуры, активно издаются манифесты и брошюры, ведется пропаганда.
Но уже в конце 20-х происходит то, что так любят все российские движения. Раскол. Так уж совпало, что в это время к власти в СССР пришел Иосиф Сталин, и часть евразийцев стала открыто симпатизировать его режиму. Из-за споров вокруг твердой руки и кирзового сапога евразийцы разделились на левых и правых, предав друг друга анафеме. Что же их отличало?
Главным образом, отношение к советской власти, марксизму и религии. Правые евразийцы считали советское государство лишь переходным этапом к установлению теологической идеократии (не путать с идиотократией) на основе православной веры. Левые евразийцы считали религию делом важным, но частным, а советское государство самоценным. Даже марксизм они предлагали творчески переработать, скрестить с христианством и поставить этого милого Голема на службу евразийской цивилизации.
И тут пришло время пустить в ход чеховское ружье, бережно повешенное в начале текста. Наш старый знакомый Эфрон оказывается видным деятелем левого евразийства. И его вклад в движение действительно сложно переоценить. В 1931 году Эфрон становится советским агентом и лично вербует 24 человека. Спустя шесть лет агент ОГПУ вместе с дочерью возвращается в СССР.
Сотрудничество евразийцев с советскими спецслужбами наносит огромный репутационный удар по движению. Теперь их воспринимают в среде эмиграции не просто как эксцентричных мыслителей с мутными идеями, а как стукачей и советских агентов (во многом так оно и было).
Отец-основатель движения Савицкий в 30-е годы пытается его восстановить. Правые евразийцы даже создают Евразийскую партию, но особой популярностью она не пользуется. К началу Второй мировой войны оригинальное евразийство по сути умирает окончательно и бесповоротно.
Савицкий в годы войны живет в Праге, во время оккупации активно выступает против нацистского режима и поддерживает СССР в войне. Других эмигрантов убеждает отказаться от сотрудничества с Германией и тем более не воевать на ее стороне, за что и преследуется гестапо.
Когда Красная армия входит в Прагу, то, несмотря на просоветскую позицию во время войны, Савицкого арестовывают и дают 8 лет лагерей «за контрреволюционную деятельность». В хрущевскую оттепель Савицкого реабилитируют, и он возвращается обратно в Прагу. Он едва ли не единственным среди всех евразийцев остается верен своим идеалам и даже успевает ими заразить по переписке Льва Гумилева.
Коллега Савицкого по правому евразийству князь Трубецкой жил и преподавал в Вене. Со временем он отошел от движения. Еще в письмах к музыковеду Сувчинскому он признавал, что евразийство для него «тяжкий крест», который мешает ему заниматься нормальной деятельностью — лингвистикой. Впоследствии из-за лингвистики у Трубецкого возникают разногласия с гестапо. Князь критиковал арийскую теорию и утверждал, что индоевропейского праязыка не существует.
Ученые из гестапо с ним не согласились и конфисковали его труды. Самого Трубецкого от ареста спас лишь только княжеский титул, к которому немцы по старой привычке отнеслись с некоторым благоговением. Научный спор с гестапо непоправимо сказался на здоровье лингвиста. В 48 лет Трубецкой скончался от инфаркта в Вене.
Но по-настоящему страшная судьба была уготована Эфрону. После возвращения в СССР советская власть по доброй традиции решает отблагодарить его за сотрудничество. Эфрон и его дочь Ариадна были арестованы НКВД в 1939 году. Бывшего евразийца пытали, сажали зимой в ледяной карцер и заставляли дать показания на Цветаеву (она к тому времени тоже вернулась в СССР вслед за мужем).
Эфрон отказался свидетельствовать на супругу и постепенно сошел с ума от пыток. Его поместили в психиатрическое отделение Бутырской тюрьмы. Там у него начались галлюцинации. Тюремный врач отмечал, что Эфрона стали посещать мысли о самоубийстве и «чувство невероятного страха». Сталинский режим, которому решил служить бывший белогвардеец, покончил с ним в 1941-м году. Эфрон был расстрелян на полигоне в Коммунарке. В своем последнем слове он заявил: «Я не был шпионом, я был честным агентом советской разведки».