Как НЕ работают тесты на знание русского языка при поступлении в школу

К 2025 году в Российской Федерации массовая миграция воспринимается как проблема. На это есть запрос самых широких слоёв общества. Более того, мы постепенно приходим к общественному консенсусу между обществом и государством, что проблему нужно решать.

И общество, и государство пришли к тому, что постоянное сожительство с миллионными массами людей другой культуры не только некомфортно, но и опасно. Теракт в Крокус Сити Холле окончательно поставил точку в этом вопросе.

Дело за малым — привести в действие государственные рычаги управления миграцией. То есть оформить её ограничение законодательно, подтвердить правоприменением.

Начать разработку законов, которые ограничат миграцию, решено было со школы. По всей стране из-за массовой миграции появились классы и целые школы, наполненные детьми, которые не знают русского языка и следовательно не могут учиться. А вместе с ними не могут учиться и русские дети, ведь преподавателям всегда приходится ориентироваться на самое слабое звено. Это ставит под угрозу всю образовательную систему, всё обучение нового поколения. Как с этим справятся господа законодатели?

Господа-законодатели вводят обязательное тестирование детей с иностранным гражданством при поступлении в школу. На самом деле, административные барьеры начинаются ещё до тестирования, при сборе документов.

Я поговорил с Александром. Он решил репатриироваться из Средней Азии из-за русофобии вместе с женой и двумя детьми. Конечно, он рассчитывал, что его русские дети пойдут в русскую школу. Они и в Средней Азии ходили в русскую школу, но на исторической Родине, в России, школа должна быть куда лучше, правда ведь? Александр собрал документы, отправил их в Госуслуги, прождал срок, за который портал обязуется предоставить услугу и получил отказ. Пакет документов оказался неполным. История Александра не уникальна.

Сбор документов — это первый административный барьер, который призван отсеять мигрантов. А потому он организован криво и вкось. Госуслуги обязаны связаться с МВД, МВД обязано предоставить справку, список документов толком не кодифицирован, а ведомства рассматривают любых мигрантов как мигрантов, то есть как граждан других государств, перед которыми у них нет никаких обязательств. И неважно, что фамилии мигрантов сплошь кончаются на -ов, -ев, -ин. В бумажке написано — мигрант, и никого не волнует, что такими мигрантами могли стать любые русские люди, кого советская система распределения определила работать за пределами административных границ РСФСР.

Административный барьер можно пройти. Если бегать, собирать бумажки, обивать пороги, то рано или поздно РФ для ребёнка мигранта даст возможность пройти тестирование.

Ольга с мужем и двумя детьми переехали из Молдовы. В стране началось притеснение русскоязычных, а в школах начали вести пропаганду экстремистской идеологии ЛГБТ. Ольга приняла решение, что ей такое не подходит и она хочет на историческую Родину — Россию. Её дед воевал во флоте за Россию в Великой Отечественной войне.

Ольга собирала документы, обивала пороги, заверяла у нотариусов, сканировала, писала, обращалась. Ура, её ребёнок допущен к тестированию. Тест не пройден. Как проходит тестирование?

Ребёнок входит в помещение, где сидит комиссия из посторонних взрослых людей, на него смотрит видеокамера. Если ребёнок два раза оговорится, то его признают, не знающим русского языка. Даже взрослые люди часто могут оговариваться в устной речи. Что говорить про детей, которые оказались в новой и весьма нервной обстановке. Тест сделан так, чтобы дети его не сдавали.

И самое страшное, что случаев, когда при попытке не пустить детей из нерусской языковой среды в русскую школу, российское государство отсеивает детей, которые никакого языка, кроме русского не знают, ТЫСЯЧАМИ ПО СТРАНЕ. Алия, автор канала «Русская казашка», запустила флэшмоб с обращениями к Путину от детей русских репатриантов. Это видео производит довольно болезненные впечатления. Сердце кровью обливается от десятков безусловно русских детей, которых отвергла Российская Федерация, не дав поступить им в русскую школу.

Как и почему мы оказались в этой точке?

Почему при подготовке этого материала люди, не знающие никакого языка, кроме русского, родители детей, не знающих никакого языка, кроме русского, боятся давать интервью нам из-за риска не получить гражданство или лишиться вида на жительство?

Почему детям приходиться записывать обращения ко Владимиру Путину, что их не пускают в школу?

Самое интересное — дети, которые не знают русского языка, продолжают в русские школы попадать.

Широкий резонанс получил случай из Ханты-Мансийского автономного округа. Там комиссия, которую возглавляет Тимур Ермекович Аубакиров утвердила, что мой тёзка Артём Каширин, русским языком не владеет для обучения в школе в отличие от Шахобидиновой Мунисы Шухрат кызы. Здесь имеет место пещерная русофобия господина Аубакирова. И из этого случая едва ли можно вывести тенденцию.

В массе своей дети мигрантов — знают они русский язык или нет — тест заваливают.

С нашей редакцией связался Вячеслав. Он русский, который родился в Узбекистане. У него двое детей, двойняшки, мальчик и девочка. Они не знают никакого языка, кроме русского. Мальчик успешно сдал тест, а девочка — нет. Её не пустили в школу. В классе, где она хотела учиться, есть четыре ученика, которые русского не знают. И они попали туда, потому что у них есть российское гражданство. Они получили его по программе переселения соотечественников, упрощённым образом.

То есть родители детей, которые не знают русского языка, не зная русский язык, смогли убедить РФ в том, что они его знают — и таким образом обеспечить своим детям место в русских школах. В то же время русские родители, участвуя в программе переселения соотечественников, часто получают отказы.

Получается парадокс. И общество, и государство хотят ограничить пребывание в стране и нагрузку на социальную инфраструктуру инокультурных мигрантов, потому что они опасны, они вредны для экономики, с ними не комфортно сожительствовать. И обществу, и государству нужна программа репатриации, потому что у нас демографический кризис, потому что Россия должна защищать интересы русских, потому что Россия — это их историческая Родина.

Но когда РФ смотрит на эти две проблемы, то она начинает путать инокультурного мигранта и русского репатрианта! Она просто не обладает никакими способами отличить одного от другого.

Так происходит, потому что в РФ нет никакого государственного понятия о национальности. Это довольно простая идея для обычного человека. Когда вы взаимодействуете в обществе, вам довольно легко определить национальность говорящего с вами. Вы ориентируетесь на то, как он себя называет, на происхождение его имени и фамилии, на национальность его родителей, на его родной язык, на то, какие сказки ему рассказывали в детстве, история какой страны больше всего будоражит его душу, чьи трагедии он считает своими, на его цвет кожи, глаз и волос. Маркёров куча.

Но российское государство не обладает никаким органом чувств, чтобы распознать, хоть какие-либо из них.

Из-за этого, когда она смотрит на гражданина Узбекистана — она видит только гражданина Узбекистана.

Программа переселения соотечественников никак не помогает решить этот вопрос. Кто вообще такие соотечественники? Это все выходцы из стран бывшего СССР. Выходцы из стран бывшего СССР устроили теракт в Крокус Сити Холле, занимаются изнасилованиями в такси каждый божий день и вот сейчас лихорадочно пытаются сдержать русское наступление под Купянском. Нам точно нужно возвращать этих людей?

Одной рукой российское государство позволяет переселенцам упрощённую бюрократию, а другой — пытается ограничить миграционный кризис. Будем честны, тестирование на знание русского языка при поступлении в школу направлено только на то, чтобы дети мигрантов в школу не поступали в принципе.

А что происходит с детьми мигрантов, которые не поступают в школу?

Дети репатриантов сидят дома, а родители лихорадочно пытаются придумать, чем занять их дни. Одни — привязывают детей к гаджетам, чтобы скоротать рутину в ожидании нового тестирования. Другие, у которых есть деньги, отправляют детей в платные образовательные организации. У подавляющего большинства формируется и ощущение отверженности, и провал в социализации. Впереди маячит провал в изучении школьной программы, поступление на класс раньше, потеря драгоценного года детства.

Но это русские дети. Чем в это время занимаются дети нерусских мигрантов? Социализируются в диаспорах? Готовятся к жизни в РФ без школьного образования? В лучшем случае, они вместе с родителями стоят за прилавком на рынках. В худшем, идут самым кратким путём, чтобы пополнить ряды мигрантской мафиозной организованной преступности. Эти люди растут здесь с ощущением, что они отверженные, но при этом не обладают даже базовыми понятиями о русской культуре. Вместо неё — незамутнённые законы гор и степей.

Знаете, дорогие читатели, я русский националист. Но я, будучи русским националистом, никогда не выступал за то, чтобы среднеазиатский ребёнок, не попав в русскую школу, шлялся по улицам в попытках альтернативной социализации вне системы образования. Если российское государство выявило, что оно допустило на своей территории жизнь человека из другой языковой среды, оно должно не отстранить его от социалки, а отправить в его родную языковую среду!

В этой ситуации недепортация превращается в откровенную жестокость. Ребёнок, который мог вырасти нормальным узбеком в Узбекистане, обрекается на полулегальное существование в серой зоне РФ.

Но вводить институт депортации по результатам тестов — тоже безумие. Ведь тогда в Среднюю Азию придётся отправлять русских детей и их родителей.

Единственный способ разрешить эту патовую ситуацию — это ввести институт национальности. Но судить людей по национальности — это фашизм, нацизм и Гитлер.

И вот мы не судим людей по национальности. И русские дети в нашей антифашистской стране сидят дома без возможности привычной социализации, зачастую переехав из Средней Азии, в которой они имели возможность ходить в школу и получать образование на русском языке. А дети среднеазиатские у нас сразу отправляются на улицы, чтобы получать социализацию в комфортной диаспоральной среде.

Я нахожу, что само тестирование на знание русского языка при поступлении в школу — это промежуточная полумера, которая не решает ни одной проблемы, зато создаёт несколько новых.

Тестирование создаёт ощущение отвержения у репатриантов.

Тестирование снимает нагрузку с российской школы от детей мигрантов. Но на какую жизнь это тестирование обрекает детей, которые в российскую школу не поступили, потому что русского языка не знают?

Проблема в любом случае не в детях. Русские дети, которые не знают никакого языка, кроме русского, имеют право ходить в российскую школу. Нерусским семьям, которые вообще не общаются на русском в быту, должно быть отказано не в посещении ребёнком школы, а в нахождении в стране.

Иначе мы получим сразу две социальные бомбы.

Русских, которые, плюнув на получение российского гражданства, вернутся в Среднюю Азию.

Нерусских, которые вырастут в России, получив отвержение от государства.

Все имена наших собеседников изменены.

Текст публикуется в открытом доступе из-за его социальной значимости. Мы имеем возможность публиковать тексты в открытом доступе только благодаря вашей поддержке на нашем Спонсре. Оформить подписку на Спонср — лучший способ поддержать наше издание и дать нам больше возможностей выпускать социально значимые материалы. Спасибо!