Вопрос. (Рассказ)
-Меня всегда притягивало небо. Я рос все менялось вокруг, менялось и оно. В раннем детстве, когда коленки покрывали корки засохшей крови, а в прихожей было много песка, вечером , после того как я ел клубнику с молоком, небо было оранжево-голубое. Я выходил на балкон, где воздух был еще теплый, он пах сухой глиной и там, на линии заката я наблюдал как солнце ложиться спать укрываясь в перьевых облаках и темно-зеленых листьях высокого тополя, что рос напротив моего окна. Тот тополь... Каким же огромным он мне казался. Тогда лета еще были жаркими, а высоких домов было не так много, поэтому наблюдать закат можно было долго и до самого конца. Мне кажется, что именно то небо было особенным.
-Не знаю. Может быть, потому, что оно всегда было одинаково безупречное… Оно было идеальное, самодостаточное, надеюсь ты понимаешь. Вот позже, например, я помню было голубое и ясное небо, с высоким и ярко светящим солнцем. Но уже не всегда. Мы с нетерпением ждали такие дни, чтобы можно было пойти купаться. Просыпаясь я первым делом смотрел в окно. Я расстраивался если видел в нем серые тучи. Другое же дело, если отрывая лицо от теплой подушки, и открывая заспанные глаза я видел как качается огромный тополь на голубом фоне, и как купаются его размашистые ветви в солнечных лучах.
И успевав только позавтракать, я уже шел с друзьями на пляж, подставляя свое лицо яркому песочному свету, что просачивался сквозь веки легким и заряжающим теплом. Но так было не всегда. Небо не всегда нас радовало. И что странно, чем дальше, тем больше становилось требований к нему.
-Например гроза. Недавно мне снилась буря. Весь город погрузился в хаос, везде лил дождь и сверкали молнии. Там были такие маленькие смерчи. Они кружили всюду: было и страшно, но одновременно завораживающе. Прям как тогда, в детстве, когда я видел небо в яростных черных тучах. Сначала духота делала воздух тяжелым. Это случалось обычно в середине лета. В полнейшей тишине мы наблюдали, как огромные черные небеса медленно затягивают, так надоевшие всему живому знойное, безмолвное пространство над головами. Взрослые прятались по домам, словно оттуда: с севера или с юга, из-за холмов или с озера, надвигался конец света, пугая редкими светло-фиолетовыми вспышками в своих черных приглушенных накатах. Мы жаждали этого конца. И когда первые капли, теплыми кляксами падали нам на загорелые предплечья, вокруг было уже совсем темно. Внезапно , обязательно, сверкала молния и раздавался такой гром, что казалось следующая попадет в тебя. Но нам везло и мы успевали забежать домой. Потом всю ночь, барабанил по подоконнику дождь, то ослабевая то усиливаясь и лишь ветви высокого тополя изредка, появлялись в окне серебристыми листьями. Тогда лежать в кровати было лучше чем когда либо. Наверное, от того, что буря бушевала где-то там за окном, а здесь, и в соседней комнате, где спали родители, было тепло и спокойно. И я мог не засыпать очень долго слушая дождь. Если бы я знал, что становясь старше у меня будет все меньше и меньше таких возможностей, то я не спал бы вовсе.
-Мне стало необходимо рано вставать. Почему-то я стал делать это с неохотой. Тогда небо сменилось на черную и холодную бездну. Небо того времени это: таинственный и далекий космос из фантастических фильмов. Это: ярко желтый месяц, синие ледышки звезд и, от мороза, прямые столбы дыма, струящиеся из печных труб. Это подражающие дыму фонари, направляющие свои сигналы далеко, в далекие галактики. Это термометр, на стекле покрытом льдом. Это: голос диктора по радио, сообщающий о сильном морозе, и голос отца, разрешающий не идти в школу. Это: электрический камин,и мультфильмы. Сидя на ковре в большой комнате я краем глаза подмечал, как постепенно, из темноты, проявляется голые ветви тополя. Покрытый тонким слоем инея, он наконец представал во всей красе, когда морозное солнце окончательно превращало ночь в день. Весь его силуэт отливал тонкой голубой аурой в морозно-золотистом, кристально прозрачном воздухе. К вечеру немного теплело, но и солнце заходило рано. Мы одевались так тепло, что я представлял себя космонавтом выходящим в открытый космос, когда, словно шлюз космического корабля, я тяжело отворял двери подъезда. Дыхание спирало, а в глаза бил тусклый и желтый свет невысоких фонарей. Небо того времени - это невысокие, тусклые фонари на темно-синем фоне. Это яркие и абсолютно безмолвные звезды в малахитовых волнах северного сияния. Небо того времени - это внимательное и интригующее молчание, с которого всё и началось. Небо того времени - это тот самый вопрос, тогда прозвучавший впервые.
-Да, вопрос. Вопрос, что обрушивается на голову, прямо с небес. Неожиданно, как град в июне. Это похоже на то, как ты внезапно осознаешь себя, бегущим километр где-то на уроки физкультуры. "Что? Что ты тут делаешь вообще?" Казалось - все это время ты наблюдал за собой откуда-то со стороны, может быть из своего дома, сидя на кресле, может быть еще из какого-нибудь уютного места. А тут бах, и ты, прямо здесь и сейчас, бежишь куда-то. Твое сердце бешено колотиться, да и дыхания не хватает, а тебе - и страшно, по видимому от того что тебя резко выдернули из зоны твоего комфорта, и свободно одновременно, потому что теперь все понятно. Понятно все - вот ты, а вот стадион. Вот твое тело, а вот прохладный осенний воздух, который ты жадно хватаешь и ртом. Под ногами мелкий гравий, на который тяжело падают усталые ноги, над головой серые осенние тучи. Вот ты, а вот это все. Ты бежишь, хотя должен бы наблюдать откуда-то со стороны. Это как мечтать или читать книгу, а потом вдруг понять, что это не просто какая-то история. Это твоя жизнь. Это вовсе не какие-то декорации. Это все по-настоящему. Вот ты, а вот пасмурное осеннее небо, в огромной оконной раме школьного кабинета. Низкие облака изорванным дымом плывут под тяжелым и серым куполом. Это все происходит не с кем-то, с выцветших страниц учебников. Это ты не слушаешь учительницу, мечтательно вглядываясь в окно, это ты ощущаешь холодный воздух простывшим носом . Это твои глаза наблюдают за качающимися ветвями тополя, во влажном шуме моросящего дождя. Это все ты… Это все про тебя… Внезапно все становится ясно, и уже из этой ясности появляется вопрос. Все понятно, не понятен лишь он сам. Бесформенный он постоянно ускользал от меня. Я часто рассуждал о нем, осенними вечерами , когда из-за погоды оставался дома. Пытаясь сделать так, чтобы он вновь прозвучал во мне, я подолгу смотрел в окно. И там я ловил какую-то особую тишину. Я слушал ее вглядываясь в мокрую и серую прохладу, и никогда не был против нее. Но потом, со всем этим, что-то стало.
-Трудно ответить так сразу. Трудно сказать, что больше всего влияет на нас и в итоге делает теми, кем мы становимся. С тех пор я помню еще много оттенков неба. От бруснично-пламенных, перетекающих в холодный черничный по вечерам, до вечерних сливовых оттенков. Я не знаю сколько прошло еще времени с того момента, как я все забыл, но помню то небо в котором вновь обнаружил себя. Оно уже было без ветвей тополя. К тому времени его спилили, он вырос слишком большим и мог упасть. Хотя небо было еще тяжелее. Оно было такое же сапфировое как и тогда, такое же интригующее и необъятное, как и холодными, зимними утрами моего школьного детства. Я смотрел на те же звезды, что и много лет назад. И вдруг, я снова почувствовал тот же застывший в воздухе вопрос. Я был пьян и это была ранняя осень. Промокшие бутоны недотроги бальзамина кисло били в нос. Друзья разошлись, оставив меня одного. Один на один с предательским небом, что снова напомнило о себе, заставив что-то больно сжаться в груди. Эти звезды горели так… Жаль, что я не умею распознавать знаки. Той мокрой и прохладной ночью, в тусклом желтом свечении фонаря, в темных изумрудных масленых разводах листьев, в далекой звенящей монотонности капель дождя, разбивающих о подоконники всю предметность прошедшего дня, я снова чувствовал то же неуловимое притяжение… Но теперь, он рождал во мне боль. Я снова ощущал вопрос, глубоко внутри себя. Еле уловимый, постоянно ускользающий из лап внимания, бесформенный и такой знакомый, он доставлял мне дискомфорт. Мне хотелось его выразить, понять его, обличить в форму. Избавиться от него, вырвать его из земли, спилить его под корень. Но как я не старался, он все время ускользал. Спустя столько лет он вдруг снова объявился. Без предупреждения, когда я был пьян и одинок, он возник так же легко, без церемоний и подготовки. Возник так же неожиданно, как и пропал когда-то. Теперь эти звезды, эти сияющие огни, дарили пустоту . Свобода стала инородной. Я смотрел в ночное небо, завороженный свежим воздухом пахнущим дождем, и пытался найти ответ на вопрос который я не знал. Как потом оказалось, в этом поиске и крылась вся суть.
-Потом светлело и я просыпался с жуткой головной болью и жаждой. Теплая, белая ткань постельного белья укрывала мою апатию, а из окна в комнату небо блевало едким лимонным светом. Тогда этот вопрос возникал в моей голове вновь. Пульсирующей болью он не давал мне покоя. Мне хотелось скрыться от него под душное одеяло, мне хотелось убежать от него и я убегал. Убегал туда где он не причинял столько боли, а наоборот давал какую-то неуловимую надежду. Я убегал туда все чаще и чаще. "Месяц морду полощет а луже…", " Ночь, улица, фонарь…" Дождь, алкоголь, темно -зеленые кусты в масленых разводах и звезды… Далекие, далекие звезды…И мне казалось, что чем дольше я на них смотрю тем ближе их свет. Тем ближе ответ. Он ощущался почти физически. Он был так близко. Мне мерещилось, что как только я получу его - мне ненужно будет больше ничего… Звезды сами спустятся с небес. Потом я просыпался и все начиналось заново. Голове с вечера оставалась лишь похмельная боль, да острый, до отчаяния приставучий, вопрос. С тех пор он стал преследовать меня везде. В запотелых стеклах осенних маршруток, в горшках на подоконниках, в тонком и хрупком льде на весенних замерших лужах, в отражении светящихся витрин, в глянцевом блеске бутылочных стёкол. Я слышал его звенящий отзвук повсюду: в бликах зрачков, в искажении зеркал, в волнах на озере, в порывах ветра играющего с тополиным пухом, и наконец, даже в своем собственном дыхании. Мне больше ненужно было смотреть на небо, чтобы ощутить эту щемящую тоску в груди. С тех пор я совсем потерял покой. Я отчаянно искал то, о чем сам не имел представления. В высоких следах пролетающих самолетов, в улыбках, в соленых слезах, в движении рук, в развивающейся на сквозняке тюли, в поверхности лесной лужи, что словно слюда отражает тонкие терракотовые кроны сосен. Буквально во всем было нечто общее, нечто неизменное скрывающееся за бесконечным разнообразием форм и расцветок. Нечто истинное, такое, без чего ничто не может существовать. Нечто, без чего не имеет смысл ни один вопрос. Куда бы ты не взглянул, где бы не искал, ты неизменно обнаружишь нечто, без чего сами поиски не имеет смысла. Ответ не в небе, в нем смысла нет. Оно всегда одинаково безупречное. Ответ в том, что оно так притягивает в нас.