Первый нормальный текст про альбом «Опиаты Круг»

Роберт Плаудис дал ноль интервью за свою карьеру. Послушать его прямую речь можно только в анекдотических байках типа той, когда рэпер Димаста называет его странным, потому что тот в речи «употреблял слова вроде «равиоли» (это, наверное, самый человечный и комичный штрих к портрету обоих, лучше всего объясняющий, почему оставаться рэпером после 35 на серьезных щах невозможно).

Я бы хотел, чтобы так продолжалось вечно. Платина не должен давать интервью, как не должны делать это Элджей или Макс Корж. Когда Элджей вытащил из глаз линзы — это было лучшее интервью Элджея. Проходка камеры вдоль очереди на стадионный концерт Коржа — лучшее интервью Коржа.

Закрытость Платины и некоторая абстрактность его музыки дают слушателю самое главное — простор для домысливания.

Домысливание музыки — важнейшее качество ее взаимодействии со слушателем. Оставшись один на один с наушниками, ты волен напридумывать себе все, что хочешь. В том числе то, что сам автор туда не заложил За это часто ругают музыкальных журналистов («вы придумываете того, чего в песнях нет»), но господь с вами, так все человечество слушает музыку последние 100 лет. А когда появилась музыка, которую можно (нужно?) слушать под наркотиками, то игра вообще перевернулась. Пятидесятилетние хиппаны, которые пьяненькими слушают альбомы Pink Floyd, в этом смысле ничем не отличаются от 17-летних подростков, после пары тяжек ощущающих все волшебство голосового сэмпла в «Jocelyn Flores».

Русский текстоцентричный рэп нулевых / начала десятых был лишен возможности его домыслить. Он говорил с тем, кто его слушал, прямо или витиевато, но в лучшем случае рождал в них любимый вопрос учительниц литературы «Что хотел сказать автор?». О чем песня «Ямакаси»? Кто такие Герман с Патриком? За что саданули ножом в живот Макса? Кто убил Марка?

Слушателю старого рэпа было важно, ЧТО ему говорят.

Слушателю Платины важно, КАК он чувствует то, что ему говорят.

Рэп-как-схваченное-ощущение, рэп-в-моменте — такая же музыкальная революция десятых, как смена бумбэп-ударки на трэп-ударку в нулевые. Писать треки «фристиком», не готовя заранее текст, стало новой нормой. К этому привело в частности повальное распространение домашней звукозаписи вместо студийной. Когда ты сидишь у себя перед компьютером и можешь сделать миллион тейков, в реальном времени слыша свой голос через автотюновый плагин — это совсем другой ритм записи, чем когда тебя ставят в будке и какой-то дядя командует через наушник: «Пишем!». Не понимая этого, легко обсмеять такой метод. «Хаха, ваш рэп глупый и бессмысленный, вы выплевываете в микрофон первую ерунду, которая придет в голову».

На самом деле, фристайловый рэп ощущения, при всем открывшемся раздолье для халявщиков эпохи стриминга (надо быстро сдать альбом лейблу — не проблема, за ночь будет) чаще всего такая же работа, как выдавливание из себя текста. А иногда и посложнее. Нужную строчку можно найти в машине, в кофейне, в вагоне метро — и немедленно записать. Войти в требуемое состояние, поддаться его груву и зафиксировать в аудио ровно тогда, когда оно на тебя снизойдет — дело изнурительное. До какого-то времени тебе могут помогать наркотики, но на моменте, когда они перестают быть вспомогательным средством и становятся главной целью процесса, твоя музыка говорит: «Пока» и уходит к другому.

Mood-рэп — импрессионизм в музыке, а текстоцентричный рэп — академическая живопись. Погуглите разгромные первые рецензии на выставки импрессионистов. «Какие-то бесформенные скребки по грязному холсту». «Вялая фактура, поверхностный мазок». Что-то похожее писали и пишут на ютубе под видео Платины 15-летние юмористы. Знакомый, панковавший в начале 90-х, рассказывал стишок из той эпохи: «В песнях Виктора Цоя (ударение на последний слог) смысла нету нихуя». Ну ок, пережили тогда, переживем и сейчас.

Рэп-как-чувство переводит рэп из области субкультуры (где важно быстро тараторить, или придумывать панчи по схеме, или знать, в каком году убили Тупака) в область чистой поп-музыки. Только дурак может оценивать поп-песню с точки зрения смыслов, нарративов, лексики. Только идиот может спрашивать, о чем поется в «Медузе» Матранга или какой смысл в нарочито просто написанных строчках-смсках Муджуса. Поп-песню надо чувствовать. «Розовое вино», конечно, цепляет панчлайном «Я хочу тебя, а еще хочу сижку». Но в сто тысяч раз сильнее оно цепляет тем, что голос Федука будит воспоминания об увиденном с катамарана закате или золотистых верхушках гор, которые мелькали, пока ты ехал по серпантину.

Песни Платины проще всего понимать и представлять как электронную музыку, где половину ощущений ты дорисовываешь себе сам. «Опиаты круг» — едва ли не первый большой рэп-альбом, который говорил на русском с позиции передачи эмоций. Другие инноваторы русского рэпа до такого не добирались, либо же, добравшись, пасовали. Яникс, при всем своём веселье, был текстовиком-трудоголиком, который кропотливо сидел над панчами. Фараон близко подошёл к этому на альбоме «Pink Phloyd», но тяжесть его образа быстро заслонила все другое, что за ним было. Фейс был сперва увлечён эпатажем, потом — лозунговым рэпом, и как-то быстро забыл о том, что может писать песни вроде «Антидепрессанта».

Массовый приход на русскую сцену mood-рэпа случился в 2018 году, когда Платина выпустил сольный альбом «РНБ Клуб» и совместный с OG Будой «Сладких снов», а Lil Krystalll — одноименную пластинку. Приплюсуйте сюда «Swag Season» Рокета — и картина будет совсем полной.

В том же 2018 году вышел «Die Lit» Плейбоя Карти, главный референс для Платины. «Die Lit» — последний шедевр саундклауд-рэпа десятых. Слушать его — как играть в восьмибитную аркаду под психоделиками. Его звук — где синтезаторы словно подрезаны из кейгенов, голос каждую секунду дает новую эмоцию, одна строчка повторяется минимум по два раза, а эдлибы навалены отдельным ритмическим слоем — определил и звук «Опиатов».

Платина действительно позаимствовал у Карти многое. От публичного образа нелюдима, контактирующего с миром через артси-фотосессии и криптотвиты. До детского голоска, который со временем стал такой же важной частью его мифа, как заколки-невидимки, пергидроль в волосах или свистящий эдлиб. Что-то среднее между мультяшкой и поджавшим губки недовольным ребенком. Звонкий и вечно юный. Когда я потом услышал, как Платина разговаривает в жизни, то почувствовал, будто меня обманули. Так же ты впервые видишь любимую женщину утром без макияжа.

Работа с голосом и изучение его пределов — база музыкального продакшна 2010-х. О ней кратко рассказывается, например, в этом видео Vox. Ни в одном другом десятилетии до этого не было предпринято столько попыток до максимума расчеловечить голос музыканта и достать из его глотки все недокументированные возможности.

Если в середине нулевых автотюн еще использовали, чтобы скорректировать огрехи в пении, то в десятые его крутили и вертели, просто чтобы покрутить и повертеть. Потому что это интересно — понять, куда ты еще можешь двинуть свой голос. Рэп десятых мы запомним по дистортнутому бубнежу Фьючи «привет, я не могу говорить, только проснулся». По подвываниям Янг Тага. По детской невинности голоса Свае Ли. По отфыркиваниям Карти и мышиному писку Узи.

У Карти не было лишь одного, что развил и оформил в стиль его рижский коллега.

Всепроникающей разъедающей меланхолии.

«Опиаты Круг» — вообще-то очень пугающее название. Страшный культ вокруг «аптеки», от которой померли большие звезды саундклауд-рэпа (Лил Пип и фентанил, Джус Ворлд и оксикодон), во второй половине нулевых сильно проник в поп-культуру и зажил там в статусе веселого мема. Когда Паша Техник, автор вирусного хита «Нужен ксанакс», показывал Максиму Галкину татуировку XNX на руке, это воспринималось как часть игры, не более. Лол, мы знаем, что это вредно, мы просто угораем. «Бензо» в названии Benzo Gang, тусовки, собравшейся вокруг Биг Бейби Тейпа — сокращение от «бензодиазепина», медицинского транквилизатора, который выписывают страдающим от панических атак. Если поначалу Платина пытался выкрутить это как бы в частушку («Опиаты круг / РНБ бля, Клуб»), то альбом 2019 года — это уже сознательный шаг навстречу декадансу.

На обложке «Опиатов» он выглядит как вампир, изнеженно-бледный аристократический молодой человек с татуировкой «Любовь» на груди, обвитый сверкающими змеями-цепями. Я знаю мало обложек, так же идеально попадающих в настроение альбома. Ее автор — Кирилл «Октябрь» Шевченко, художник и иллюстратор, много работавший с Платиной. В рамках этого текста невозможно написать о повернутости на вампирах в поп-культуре последних 30 лет и о влиянии аниме на рэп десятых, для этого потребуются отдельные лонгриды. Платина в рамках образа соединил две этих сущности, добавил мелодий и строчек, которые хочется нанести на кожу, как татуировки — и «Опиаты Круг» стал больше, чем просто альбомом.

Как Карти любовно разрабатывал магию повторений, так же Платина придумал свой язык. Мне нравится называть его «гугл-транслейт рэп». Чем-то похожим занимался в первой половине 2010-х Янг Трэппа, когда натурально переводил через гугл транслейт текст Лил Вейна и начитывал его в микрофон. Текст получался кривеньким, неправильным, похожим на написанную двоечником кальку. Платина превратил эту неправильность в свой творческий метод. Его строчки тоже часто выглядят как слишком буквальные переводы Карти или Узи, и от того приобретают странность и эфемерность. Как будто человек произносит их в бреду, не совсем осознавая, что он говорит.

Не надо цепляться к строчкам Платины, они часто выполняют тут роль ритмических разметок. Строчка «Молодой в этой шалаве, как ублюдок» не рассказывает ничего, и с точки зрения текстоцентрика совершенно бесполезна. Но в песне «Большой путь» она сразу меняет ритм и дает бриджу новую динамику.

В лучшие моменты Платина бывает пугающе скуп и откровенен. «Круг закроет глаза / Зан закроет глаза/ Ляг со мной в кровать / стало страшнее спать», — поет он в «Нотр-Дам Париж». На бумаге это может выглядеть блекло, но когда поется бэби-войсом, да еще и под пульсирующие космические синты, то проживается как крик о помощи, маячок SOS. Моя любимая его строчка, впрочем, нашлась в другой песне — «Все цветы вокруг меня цветут».

Звучит она так:

«Нет души в моем холодном сердце».

Любой, кто склонен думать над строчками больше двух минут, никогда бы так не сказал, это грамматически неверно и просто глупо. Но если вы хотите схватить эссенцию «Опиатов» одной фразой — вот она.

У Платины ограничен набор эмоций на бумаге, но совершенно безграничен — в музыке. Интонациями и манерничанием в голосе он добирает ту глубину, которой не хватает текстам. Я легко представляю нейросеть, которая из слов «биг бой», «доуп», «клык» и «на трапе» собирает песню Платины, но я не представляю сеть, способную вывезти такую песню эмоционально.

Особенно (как и полагается декаденту) он скуп на сцены секса. Самое яркое, что мне удалось найти — в песне «Ламбо». Там секс описан, словно он происходит в морозильной камере: «Губы холоднее / руки все немеют / глубже в твое тело / жемчуг стоит денег».

«Ламбо» с его вангелисовскими синтезаторами, которые двигают песню, меняя в ней настроение каждые 20 секунд — настоящий бриллиант альбома. Он слушается как невышедший саундтрек к «Драйву», настолько все в песне по-киношному отрисовано. Федук идеально чувствует в Платине своего, человека, способного подрагиванием голоса передать ощущение ночной поездки по городу, когда от предвкушения всего того, что с тобой случится в эту ночь, немного щекочет под животом.

В первой половине «Опиатов» есть просадки (ужасная песня «Бэнтли, Бенз и бумер», просто скучная «Актриса»), но вторая почти безупречна стилистически. В то время, как звук совсем сгущается и часто уходит в эмбиентную безударность, Платина выжимает из своего голоса особенную наркотическую негу, становится необычайно мелодичным и томным. Сложно передать на письме моменты раскрывающейся красоты, точных прицельных попаданий в настроение, но включите песни — и вы поймете, о чем я говорю.

Когда в «Случайной» он тянет: «Детка, это ночь, скоро рассвет / Курим этот доуп, выше нас нет» — и это мгновенно запускает твой внутренний пинтерест, становясь картиной в голове.

Когда в «Питере Пэне» кидает строчку «Групи со мной / как-то одиноко все равно» — и это не кажется кринжовым или дурацким, а кажется самым грустным признанием самого грустного парня на свете.

Когда в нежнейшей финальной «Как в первый раз» эдлибы бегают наперегонки со строчками припева, рождая хоровую перекличку, как у R&B-групп в нулевые. Влияние на Платину R&B — самоочевидная вещь: гораздо сильнее, чем отзвуки Карти, в его музыке слышатся приемы темного и сверхмелодичного бедрум-R&B ранних 10-х, от Викнда до Jeremih.

Ранний бедрум-R&B — максимально обезличенная музыка, в которой анонимность и закрытость образа считалась хорошим тоном. Викнд до определенного момента не показывал лица, многочисленные его эпигоны тоже наводили тайны, предпочитая вместо собственных портретов публиковать картинки, который можно было бы утащить в тамблер.

Посмотрите на ютубе видеоарты к «Опиатам», сделанные Сахарной и Октябрем. Это застывшие в моменте, нечеткие, размытые снимки — как будто ты снимал все, что встречалось тебе ночью, а утром пересмотрел. Сверкают фары. Бликуют огни города. Стоят девушки, чьи лица завешаны слоями блера. Сам Роберт с подведенными черным глазами позирует на камеру. Все это ненастоящее, все нарисованное, во всем так много игры и притворной скуки. Но если слушать музыку, рассматривая эти арты, то можно заметить, насколько хорошо они с ней соотносятся. Герой Платины так же закрывается, так же прячется в слоях эффектов и словно избегает момента, когда на него можно будет навести фокус.

Откуда берется его тоска одиночества? Плаудис — русский рижанин, успевший пожить в Лондоне и уехать оттуда. На момент выхода «Опиатов» он осваивался в России, но еще не успел до конца туда перебраться. И в каждой песне альбома сквозит это ощущение вечного нигде. Платина — человек без привязки к месту, застывший в вечном везвременье, везде свой и везде ничей. Он встроен в российскую поп-культуру обрывками своих воспоминаний о ней и при этом находится от нее на некоторой дистанции. Образ изгнанника, бродяги, вагабунда (если ты жил в 2011, то сейчас словил сладкий флешбэк) настолько романтизирован в нашей культуре, что Платине сам бог велел разыграть эту карту.

Что вообще рисуется в голове у человека за 25, когда он слышит «РНБ Клуб»? Первая кредитная плазма, а по ней — сериал с Настей Задорожной и клип «Коламбия Пикчерс». Само слово «клуб» настолько же сильно принадлежит нулевым, как «гламур» или «привоз» — и ассоциируется с той эпохой сильнее, чем Motorola Razr V3.

«Опиаты Круг» — это обрывочные фантазии о шике и роскоши нулевых, альбом, который мог быть записан на руинах сгоревшего «Дягилева» («все сгорело дотла»). Зря, что ли, он на последних фотографиях выглядит, как Пэрис Хилтон? Жанр «воспоминания о том, чего я не видел» — самый интересный в музыке, потому что он позволяет конструировать собственные миры, не переживая о том, насколько они соответствуют реальности. Альбом Платины потом и выходит таким киношным, таким осязаемым, таким фантастически иррреальным, что он про вечное НИГДЕ.

Это, наверное, самая странная аналогия, которую вы прочитаете, но по степени романтизации пространства вокруг себя Платина очень похож на молодого Ассаи. Если точнее, он — эмоджи-версия Ассаи. Ассаи был так же однороден эмоционально (помню рецензию на альбом Krec, где писали, что его куплеты можно переставлять из песни в песню без потери смысла), он так же раздвигал границы чувственности в русском рэпе, показывая, что рэпер может быть ранимым и поэтичным. Моря, берега и паруса так же кочевали у него из трека в трек, как у Платины кочуют звезды, бары, заны и глаза. Замечали, насколько он одержим глазами? «Твои глаза как опиат». «Глаза как две луны». «Мои глаза как мыло».

Ассаи, как и Платина, хорошо фиксировал в своих песнях ощущение растерянности. Ассаи, как Платина, полностью убирал из своих песен себя. Кто такой Алексей Косов, ты не скажешь, даже если переслушаешь все его альбомы вдоль и поперек. Точно так же ты ничегошеньньки не узнаешь о Роберте Плаудисе, если изучишь «Опиаты Круг» под микроскопом. Легко сказать, что песня Платины — о потери и распаде личности, но кто-то понимал это буквально? В смысле, без прикола. Ты слушаешь песни человека, потерянного в слоях эффектов, которые он придумал себе сам. Чья личность давно исчезла за занами, барами, силуэтами девушек и артами-занавесками.

И это лучшее, что только могло с ним произойти.

Пусть он и дальше никогда не даёт интервью.

Слушать альбом: спотифай | Вконтакте | Apple Music | Яндекс Музыка

Подписываться на мой телеграм-канал: @brokendance