Возвращение «Серого кота»: как блогер Дмитрий Козлов пережил пять лет тюрьмы и вышел на свободу по сделке Лукашенко с Трампом
Беларус Дмитрий Козлов сначала работал на заводе, а потом запустил политический ютуб-канал «Серый кот». В 2020 году его арестовали и приговорили к 5 годам колонии, а незадолго до освобождения срок продлили еще на год. 11 сентября 2025-го Александр Лукашенко помиловал Козлова вместе с полусотней оппозиционеров — в обмен на снятие санкций с авиакомпании «Белавиа». В Вильнюсе корреспондентка «Вот Так» Ирина Новик встретилась с «Серым котом», попробовала с ним тюремный чай и поговорила о жизни в колонии, принудительной свободе и возвращении к блогерству.
Свобода или КГБ
Вечером в среду, 10 сентября, болезненно-худой мужчина снял серую робу с желтым нагрудным знаком, сложил ее на табурет и лег на верхние нары. Политические заключенные, или «бэчебэшники» (от «бел-чырвона-белы сьцяг» — бел. «бело-красно-белый флаг», национальный флаг, один из символов беларусской оппозиции. — Ред.) спят только на непрестижном верхнем ярусе. Это привычное действие зек проделывал уже пять лет. Но этой ночью ритуал был нарушен. До освобождения из-под стражи мужчине оставалось всего два с половиной месяца, он продумывал, как сбежать из Беларуси. Но не предполагал, что через несколько часов пересечет границу легально — по иронии судьбы, помогут ему в этом именно те, кто и отправил в колонию.
Худой мужчина — это Дмитрий Козлов. Примерно в три часа ночи его разбудил оперативник ИК-20 города Мозыря и прошептал: «Забирай вещи из тумбочки, вставай и иди за мной». На контрольно-пропускном пункте Козлова и его черную спортивную сумку обыскали. В отличие от многих оставили паспорт, материалы дела и нагрудный знак — у «экстремистов» он желтого цвета. На этом прямоугольнике бумаги фотография заключенного, номер статьи, по которой он сидит, а также дата начала и конца срока. Из колонии Дмитрий должен был выйти 25 ноября 2025 года, но президент Беларуси решил иначе.
Козлову протянули какие-то бумаги, сказав, что это обычное согласие на этапирование. Он поставил подпись. Прошение о помиловании он бы подписывать не стал, так как не признаёт свою вину и не раскаивается. Около 5 утра Дмитрия вывели с режимной территории на улицу. Там уже стоял кроссовер и трое сотрудников беларусского КГБ в штатском и балаклавах. В машине Дмитрию надели наручники, на голову — черный мешок. Но почти сразу атрибуты несвободы сняли, взяв с политзека обещание: он не будет совершать глупостей и задавать лишних вопросов.
По дорожным указателям и по солнцу Дмитрий пытался понять, куда его везут. «Кто сказал, что это помилование? Может быть, я сам себе придумал позитивный сценарий? Может, сейчас в “американку” (следственный изолятор КГБ в Минске. — Ред.) привезут и накинут еще лет 10?» — крутилось в голове Козлова. Когда машина проехала Минск, он понял, что всё будет хорошо.
К обеду у КПП на беларусско-литовской границе выстроились в очередь полсотни автомобилей спецслужб. Там 52 человека в тюремных робах расселись по двум туристическим автобусам. В одном автобусе с Дмитрием оказались и его друзья по гражданскому движению «Европейская Беларусь»:Максим Винярский, Андрей Войнич и Евгений Афнагель. Они сели рядом, чтобы обсудить последние пять лет. В том же автобусе был 69-летний Николай Статкевич, лидер беларусской социал-демократической партии «Народная Грамада». Он попросил водителя остановиться. Тот не выполнил просьбу, и политик открыл дверь, нажав на кнопку аварийной разблокировки. Он вышел из автобуса на нейтральной территории и пошел назад, в сторону Беларуси. Автобус тронулся с места и поехал в Литву.
«Не переживайте, у вас уголовное дело»
Про свой путь из колонии до литовской столицы 37-летний Дмитрий Козлов рассказывает мне на своей новой кухне, она же гостиная, она же спальня. Мы сидим за столом, на нем стоит открытка с нарисованным серым котиком — подарок от подписчицы. Окна смотрят на макушки деревьев и телебашню Вильнюса. Часть вещей Дмитрия всё еще лежит в черной спортивной сумке. В новом городе беларус купил кое-что из одежды и подержанный ноутбук. Еще одна покупка висит над кроватью — это бело-красно-белый флаг, главный символ протестов в Беларуси 2020 года.
Выдворение Козлов считает радикальной мерой. Он уверен, что у помилованных беларусов должен быть выбор: оставаться дома или уезжать. С точки зрения международного уголовного права случившееся подпадает под определение принудительной депортации. В беларусско-американском соглашении об освобождении 52 политических заключенных не прописана обязательная депортация граждан республики. «А оказалось, нас выкинули из страны», — констатирует Дмитрий. Точно так же в июне поступили с Сергеем Тихановским и еще 13 узниками режима.
Говоря о «нас», Козлов имеет в виду всех оппонентов Александра Лукашенко. В отличие от многих из них блогер собирался покинуть родину. И жалеет лишь о том, что ему не дали заскочить домой. Он бы забрал видеооборудование и вернул пароли от всех аккаунтов — чтобы сразу выйти в эфир канала «Серый кот».
Себя Дмитрий считает не политиком, а политическим блогером. До этого он «жил своей жизнью, как большинство обычных беларусов, и никуда не лез». Работал транспортировщиком пряжи на Оршанском льнокомбинате, заочно учился на агронома в Горецкой сельскохозяйственной академии. В свободное время общался в соцсетях и пил пиво. Примкнуть к оппозиции Козлова, по его словам, заставил Лукашенко.
В апреле 2015 года «батька» подписал так называемый «декрет о тунеядстве» и ввел налог для неработающих граждан. В противном случае им грозил штраф, арест либо принудительные работы. К тому моменту Козлов ушел с завода на фриланс, занимался копирайтингом и отлично подходил под официальное определение тунеядца.
«Я не был против государства, это оно стало меня давить и провоцировать на то, чтобы я встал в оппозицию, — говорит Дмитрий. — Я понял, что нельзя просто жить и никуда не лезть. Государство всё равно достанет».
Декрет вызвал массовые протесты по всей стране. На «Марш нетунеядцев» 12 марта 2017 года в родной Орше вышел и Дмитрий Козлов. Он понял, что любит драйв от участия в живых мероприятиях, особенно запрещенных. «Без этого скучно», — улыбается мой собеседник. Так началось его погружение в политический контекст. Он понял: ему есть что сказать, и решил создать ютуб-канал — независимую альтернативу государственной пропаганде. Так появился «Серый кот».
Козлов не был одинок. В начале 2018 года Лукашенко отменил «налог на тунеядство», но на фоне других протестов сформировалась политическая блогосфера Беларуси — Максим Филиппович и его канал «Гарантий нет», Николай Масловский, ютуб-канал Nexta Live. Позже силовики назовут их всех «единым центром распространения информации», контролируемым «откуда-то сверху». А пока «Серый кот» рассказывал подписчикам про власть и оппозицию.
«Это не работа, не хобби. Это образ жизни», — говоря о блоге, Дмитрий заметно оживает, в ледяных глазах загорается огонек. К президентским выборам 2020 года у «Серого кота» было 20 тысяч подписчиков. И хоть Козлов не считает блогерство работой, жил он на донаты.
Став частью оппозиции, Дмитрий присоединился к движению «Европейская Беларусь», ходил на протесты, вел стримы — за что периодически попадал в изолятор по административным статьям. Уезжать из Беларуси он не хотел, поэтому уголовный срок был лишь вопросом времени. «Люди садятся за лайки и комментарии. Просто так они бы меня не оставили. Это невозможно», — говорит Козлов. Он готов был сесть, но никогда не обещал подписчикам, что будет «железным героем, который всё вынесет».
В июне 2020 года вместе с активистами «ЕвроБеларуси» Артёмом Черняком и Михаилом Бондаренко Дмитрий был в минской штаб-квартире движения у парка Челюскинцев. Утром 3 июня к дому подъехали три «бусика» ОМОНа и стали ждать оппонентов режима. Под утро, когда остался один микроавтобус, припаркованный вдалеке, все трое вылезли в окно первого этажа, запрыгнули в автомобиль соратника и уехали. Неделю скрывались, а 10 июня поехали в деревню Аксаковщина на шашлыки.
В тот день «какая-то тварь сдала нас», вспоминает Дмитрий. В Аксаковщину примчались три омоновских «буса». «Скрутили, поволокли» — так Козлов узнал, что их разыскивали за участие в акции «Стоп таракан!» (одно из прозвищ Лукашенко в среде оппозиции. — Ред.), прошедшей 31 мая в Минске.
На следующий день после задержания Козлова, Черняка и Бондаренко судили. К участию в несанкционированных собраниях (ст. 23.34 23.4 КоАП РБ) добавили неповиновение должностному лицу (ст. 23.4 23.4 КоАП РБ), хотя ОМОНовцам они не сопротивлялись. Дмитрий получил 20 суток ареста. Он должен был выйти 30 июня, но «всё оказалось хуже».
За день до выхода из ИВС к нему пришли следователи и государственный адвокат, которую Козлов видел впервые. Она сказала: «Дмитрий Олегович, вы только не переживайте, против вас возбуждено уголовное дело по 342-й статье (УК РБ, «Организация или активное участие в групповых действиях, грубо нарушающих общественный порядок». — Ред.)».
Правозащитники сразу признали Козлова политическим заключенным. Следующий год он провел в СИЗО-1. Ранее по 342-й осудили двух экс-кандидатов в президенты — Сергея Тихановского и Николая Статкевича, а также многих других беларусов. Но Дмитрию статью переквалифицировали на тяжкую — «Участие в массовых беспорядках» (ч. 1 ст. 13 и ч. 2 ст. 293 УК РБ). 25 мая 2021 года Могилёвский областной суд вынес приговор. Блогер получил 5 лет колонии усиленного режима и этапом отправился в Бобруйск.
Инкоммуникадо «желтых бирок»
«Как я вообще выживу тут? Это же никогда не закончится», — с такими мыслями Козлов приехал в бобруйскую ИК-2. Оказалось, в неволе другое течение времени, и если подстроиться под рутину, катишься на автоматизме: «Каждый день одно и то же, ничего не происходит. Лег, проснулся, опять отбой. Дни, недели, месяцы вот так идут», — Дмитрий щелкает пальцами.
Архитектурное цветовое решение ИК-2 выполнено в бело-синей гамме и могло бы сойти за курорт на греческих островах. Но у яркой картинки нет ничего общего с отдыхом. Для «желтых бирок» в бобруйской колонии создают условия постоянного стресса, рассказал один из ее бывших узников совести.
Подойдя к шкафу, Дмитрий достает с верхней полки свою тюремную робу и протягивает мне. Она пахнет одновременно сыростью и пылью. «Тюремный запах», — Козлов словно думает вслух. Справа, над нагрудным карманом тот самый желтый отличительный знак «БЧБ-шников».
О жизни в Бобруйске бывший заключенный говорит подробно и спокойно — как о далеком прошлом, которое уже не причиняет боль. Рассказывает, что большинство зеков занимаются низкоквалифицированным трудом, например, рвут бракованную резину с соседнего завода «Белшина» и сдают ее на переплавку. И получают за работу 1 беларусский рубль в месяц (25 евроцентов) — это не опечатка и не шутка. Резиной Козлов занимался первые две недели, потом его перевели на промзону. Там, на самодельном прессе, он печатал из пластизоли шевроны и погоны. Условия труда он называет первобытными: «Напоминает процесс книгопечатания XVI века».
Дмитрий стремительно передвигается по маленькой квартирке и кладет на стол еще одну примету тюремных будней. Передо мной три маленькие бумажные полоски — расчетные листы. Вижу, что в апреле 2024 года Дмитрий получил чуть больше 9 рублей (около 2 евро). Согласно беларусскому законодательству, политзек Козлов считался злостным нарушителем, поэтому в месяц ему полагались всего две величины — лимит, который он может потратить в тюремном магазинчике. Одна базовая величина равна 42 беларусским рублям (10,5 евро). На мизерную зарплату и две базовые можно позволить себе два блока дешевых сигарет и пару пачек чая. Козлов говорит: «Ты либо ешь, либо куришь».
Единственное, что блогер хвалит — тюремное питание. До 2021 года зеков кормили котлетами из «не совсем свежей рыбы» и рисом «в состоянии клейстера». Сейчас подают плов с мясом, пельмени, голубцы, овощной салат. Звучит отлично, но порции мизерные. Поэтому из колонии Дмитрий вышел на 30 килограммов легче. «Когда я увидел эти фото [до ареста и сразу после освобождения], я был в шоке. Выглядел страшно», — говорит он и подтягивает джинсы.
В Бобруйске зеки живут не в бараках, а в общежитиях. С обеих сторон длинного коридора расположены комнаты-секции на 20, а то и 40 человек. В каждом отряде стиральная машина, радио, иногда термопот для чая. Чай заключенные пьют постоянно и в больших количествах. «Могу чифир заварить», — предлагает Козлов. Я отказываюсь от перспективы тахикардии, поэтому Дмитрий готовит «обычный беларусский дешевый чай».
На самом деле не обычный: из колонии Дмитрий привез пакет чая. Он разворачивает полиэтилен и объясняет, что в нем смесь из десяти сортов. Чашками он пока не обзавелся, поэтому напиток заваривает в бокалах с толстыми стеклами. Тюремная кружка из ярко-зеленого пластика, которую он тоже забрал с собой, остается на полке.
Еще один освободившийся политузник, Игорь Капанайко, назвал бобруйскую колонию «красной, как пожарная машина». «Красная зона» отличается произволом охраны, особенно в отношении политических сидельцев. Поддерживать дисциплину надсмотрщикам помогают «козлы» — зеки, сотрудничающие с администрацией. Дмитрий подтверждает, что доверять на зоне никому нельзя, а лучшие условия у «козлов с самыми большими рогами».
Столовой ложкой бывший заключенный насыпает в стаканы черный чай и заливает кипятком. Мы ждем пока обжигающий напиток остынет. Дмитрий рассказывает про тюремный быт, про библиотеку, из которой убрали книги Джорджа Оруэлла и Михаила Веллера, вспоминает прогулки по локальному участку (территория, отделенная решеткой забора) и объясняет, что «положняком» на «фене» называют казенные вещи зеков.
Спикер белорусской ассоциации политзаключенных «Да волі» и бывший политзаключенный Олег Кулеша говорил, что в бобруйской колонии есть очередь на медпомощь, и политзеки стоят в ней последними. Рассказывая о состоянии медицины в колонии, Козлов советует: «Там лучше не болеть вообще». Отказ в лечении заключенным он расценивает как меру давления, поскольку это уже привело к смерти нескольких коллег Дмитрия. Он вспоминает первого скончавшегося в заключении белорусского политзека Витольда Ашурка и художника Алеся Пушкина, обоим вовремя не оказали врачебную помощь.
Я думаю о том, как в российских и беларусских колониях пытают заключенных. Спрашиваю об этом, Козлов отвечает, что к нему физическую силу не применяли.
«Действуют не дубинкой, а более тонко, чтобы морально задавить», — он имеет в виду социальную изоляцию.
Администрация ИК-2 боялась распространения «экстремистских» идей и повторения массового бунта августа 2020 года, поэтому под угрозой отправки в ШИЗО запретила общение «желтых бирок» с остальными.
Общение с волей также ограничено до предела. С февраля 2022 года любые виды коммуникаций заключенным разрешены только с родственниками, а их у Козлова нет. Поэтому срок он провел в режиме инкоммуникадо: без свиданий и звонков, практически без посылок и писем. Дмитрий называет себя интровертом и к изоляции относится спокойно, считает, что одному проще и даже находит в этом положительные моменты: «Я отчасти счастлив, что мама не дожила до этого. Пришлось бы ей страдануть намного больше, если бы она это видела».
Срок за туалет
Пока пьем ароматный чай, Дмитрий показывает мне толстую папку с материалами обвинения и вспоминает, как летом 2024-го его привели в кабинет начальника бобруйской колонии. Там его ждали «два бородатых мужичка в гражданском», которые представились сотрудниками прокуратуры. «Бородатых» интересовало, по-прежнему ли Козлов считает себя политзаключенным и не изменил ли свои взгляды.
Согласно официальной политике, в Беларуси демократия и свобода слова, поэтому политических заключенных там быть не может.
«Мы обычные уголовники, — улыбается Дмитрий. — У нас [сроки за] массовые беспорядки, экстремизм, хулиганство. А за то, что говоришь против Лукашенко, не сажают».
Крепко обхватив стакан длинными пальцами, Дмитрий вспоминает свои мысли в том кабинете: «Я думал, интересно, будут освобождать раньше, или еще накинут?» Он понимал, что отпускать на волю его не хотят.
Всем новоприбывшим в зону дают подписать согласие на выполнение работ по самообслуживанию. К ним относится и уборка туалета. Формально каждый заключенный из отряда моет сортир по графику. На деле все платят сигаретами «петуху» — так называют заключенных на нижней ступени тюремной иерархии, с ними не общаются, их вещи не берут, они выполняют всю грязную работу. Администрация об этом, конечно, знает и пользуется в своих интересах. Когда неугодного зека нужно отправить в штрафной изолятор, сотрудник говорит, что сейчас его очередь чистить туалет. Откажется — попадет в ШИЗО, согласится — станет «петухом».
Дмитрий отказался и отправился в карцер. После этого на него возбудили второе дело — за злостное неповиновение законным требованиям администрации (ст. 411 УК РБ) — и перевели в СИЗО-5. Дни, проведенные в следственном изоляторе по первой «уголовке», Козлову посчитали как день за полтора и он должен был выйти на свободу 28 ноября 2024 года. Но 29 ноября «рецидивиста» приговорили к 1 году и 5 дням колонии и в начале весны 2025-го перевели в ИК-20 города Мозырь.
Заключенные в Мозыре производят и домики для детских площадок, и колючую проволоку, и рабочую одежду. «Экстремисты», как Козлов, работают не на промзоне, а занимаются низкоквалифицированным трудом, зато всего пять дней в месяц и большую часть времени проводят в отряде. «Вот там время тянется, — говорит блогер. — Телевизор смотришь, кто-то книги читает, кто-то гуляет по “локалке”, спортом занимается». Благодаря более-менее расслабленному графику в Мозыре Козлов посмотрел все сезоны «Игры престолов». Но потом такой контент признали «проклятой американской пропагандой» и заменили черно-белым советским кинематографом.
В середине августа Дональд Трамп и Александр Лукашенко созвонились и обсудили освобождение всех белорусских жертв режима, а их более 1,3 тысячи человек. Козлов узнал об этом из теленовостей и надеялся, что будет одним из них. «Было ожидание, что выпустят. Вопрос только, когда, сколько и кто в какую волну попадет. Я ждал, что могу попасть в одну из них, потому что мне два с половиной месяца осталось, а они любят выпускать тех, кому осталось сидеть чуть-чуть, — говорит Дмитрий и тут же поправляет себя. — Хотя их выбор сложно объяснить».
Интуиция не подвела Козлова. 11 сентября 2025 года, спустя пять лет и три месяца отсидки, он покинул колонию и Беларусь.
«Был в одной комнате, стал в другой»
«Я блогер “Серый кот”, я вернулся» — эти слова Козлов произносит на своем первом включении из Литвы. В июле 2025-го ютуб-каналы «Серый Кот» и «Серый Кот стримы» признали «экстремистскими», поэтому он создал новый видеоресурс — «Серый кот New».
Долгожданной свободе Дмитрий радуется сдержанно: «Ощущения восторга нет. Бурных эмоций нет. Всё приглушенно. Просто еще один этап жизни. Просто был в одной комнате, стал в другой», — спокойно объясняет Дмитрий.
Сейчас Козлова беспокоят две вещи — бессонница и борьба с Лукашенко. «Как повлиять на ситуацию в Беларуси, находясь в другой стране?», — главный вопрос, на который оппозиционер пытается ответить себе и другим. Но понимает, что изменить режим возможно только находясь на родине. Он надеется вернуться на своих условиях: чтобы депортированных не посадили снова. Шанс есть. Накануне Дня народного единства Александр Лукашенко помиловал еще 25 человек. «Их не выдворили, поскольку они не имеют влияния, — считает Козлов. — А нас они терпеть в Беларуси не могут».
В отличие от российского адвоката Михаила Беньяша, ставшего в Вильнюсе сантехником, Козлов кардинально менять сферу деятельности не собирается. Он видит себя исключительно работником медиасферы и критиком беларусского режима: «Я ничем больше не собираюсь заниматься. Я же дармоед», — улыбается он и допивает остывший чай.