September 6, 2019

О гонениях.

Выпил зачем-то кофе на ночь. Голова работает, как швейцарские часы. Давно хотел поделиться своими размышлениями о гонениях, да как-то все откладывал на потом. А теперь пульс бьет свой бит, мозг развивает обороты, а пальцы начеканивают на экране айфона, как опытные степисты на концерте исполняет свою великолепную чечетку.

Так вот, гонения, преследования. Сегодня слушал радио 'Свобода', рубрика "Культ личности". Речь шла о творчестве и трагической гибели Марины Цветаевой. Герцогиня отечественной поэзии, женщина с непростой судьбой. Дважды арестованная. Её дочь сидела, а так же муж, сестра. Кстати, сестра Марины Анастасия, после месяца пыток призналась следователю НКВД, под его указку, что отец их был агентом французской контрразведки. Мы, постперестроечное поколение, так мало знаем о гонениях и преследованиях. Люди проходили через это. Я думаю, что Цветаева покончила с собой, потому что больше не хотела жить в таком кошмаре.

Моя бабушка была репрессирована по национальному признаку в 1941 году. На вокзале в Усть-Каменогорске разлучали родителей с детьми, сажая их в разные поезда. Моя, на тот момент девятнадцатилетняя, бабушка, смотрела на весь этот ужас, но ещё не понимала, что это начало страданий. Далее была труд армия, голод, ещё одно переселение. Преследование - это жуткое явление.

Когда мы говорим о гонении за веру, то можем ли мы определить для себя ее чистоту, чтобы понять за ту ли самую, за истинную Веру я страдаю, или за плевелы, за то, от чего не грех и отказаться. Вопрос не праздный. Думаю, его задавали многие наши предшественники. Федор Михайлович Достоевский в своём романе "Братья Карамазовы" приводит читателю рассуждения лакея Смердякова о гонении за веру. По статусу и виду слуга как бы не может рассуждать так глубоко, но автор произведения вкладывает в уста незаконнорождённого сына юродивой Лизаветы достаточно серьёзное, можно сказать, философское осмысление проблемы преследования за веру. Отказ от мук за Христа, по мнению Смердякова, может понять Сам Спаситель. Дескать, Он то понимает, что это понарошку, не по-настоящему, в душе то страдающий не отрекается. А если устами, то ничего страшного, он же просто хочет жить, и разве Христос против этого, против жизни и продолжения рода преследуемого?!

Конечно, из церковной истории мы помним донатистский раскол IV века, когда последователи епископа Доната не признавали священнодействия пресвитеров и епископов, подчинившихся римским властям во время гонений, и принявшим их условия, такие, как, например, сдача священных книг для сожжения.
Мы знаем разную реакцию церкви на мученичество. В итоге донатисты были осуждены кафолической церковью. Покаяния, оказалось, было достаточно, чтобы принять отрекшихся в скорбях и мучениях от веры обратно в лоно церкви. А упрямых донатистов нужно было как-то устранить.

Размышляя о новейшей истории церкви, о протестантском её ответвлении, хотелось бы вспомнить "Автобиографию" пастора Ульфа Экмана. Он описывал в этой книге, как тяжело ему было в Швеции отстаивать движение веры. Как в почтовый ящик его дома подкладывали динамит, как его детей презирали в школе, и на заборе вместо "Слово Жизни" писали "Слово Смерти", как увольняли членов церкви с работы за принадлежность к этой религиозной организации, как самого Ульфа Экмана узнавали в магазинах и продавцы отказывались его обслуживать. Прошли года, и пастор Ульф Экман перешёл в католичество, по его словам, вернувшись в Церковь. И хотелось бы спросить его о пережитом опыте преследования: "Что это было?" Гонение за Веру, или гонение за "веру"?

Слушал как-то радиопередачу "С христианской точки зрения" с отцом Яковом Кротовым на радио Свобода, тема которой была "Преследование верующих в Советском Союзе". Так вот, приглашённая на эту передачу Елена Санникова, одна из последних политзаключённых в СССР, амнистированная Горбачёвым, рассказала, что сидела в тюрьме за то, что организовала в Универе, где была преподавателем филологии, кружок по изучению Библии. Её посадили за антисоветскую деятельность. И вот ещё один вопрос: "А нужно ли было создавать такой кружок?" Никто же не преследовал за веру во Христа, а именно за деятельность.

Подводя итог моим размышлениям, я хотел бы вспомнить о совести. Это, может быть, и не самый истинный индикатор правды и детектор лжи, но все же то самое качество, с которым считается Бог. Апостол Павел сказал: "Блажен, кто не осуждает себя в том, что избирает. А сомневающийся, если ест, осуждается, потому что не по вере; а все, что не по вере, грех" (Рим.14:22-23). Вера, даже может и "неистинная", но основанная на совестливом выборе человека, определяется Богом за критерий истинности. Другими словами, если я поем свинину с полной уверенностью, что делаю неправильно, на мне будет грех. Поэтому моим выводом на тему "страдать или не страдать" будет тот же самый посыл, что и у апостола Павла. Я буду верить в то, во что верю, и если на это покусится лукавый, то буду охранять свои убеждения, иначе я предам свою совесть, а в таком случае для меня это будет сознательный грех.