В штабе.
January 14, 2020

Людмила Кузьминична

 

В штабе. Людмила Кузьминична.

 

На тот момент, когда происходила эта история, я хотел провалиться от стыда и приступа отчаяния к чертям под землю. Если ад существует, то для меня он будет вечной работой в штабе во время предвыборной кампании, а верховодит парадом – Людмила Кузьминична.

 

Героиня этого рассказа являет собой печальную безысходность и фееричную фантасмагорию жизни. У меня такое бывает, когда случайно услышу трек Юрия Лозы про плот. В такие моменты подступает ком в горле, вся реальность будто бы накаляется. Вроде и песня задушевная, но чувствуешь в воздухе нарастающий саспенс. Не знаешь, чего ждать: то ли сейчас будет грубое и жесткое «ЖЕНИХ ПРИЕХАЛ» от Балабанова, то ли смешное и нелепое «МЕНЯ ОНДАТРА ПОКУСАЛА», как у Лапенко.

 

Со мной же приключилась Людмила Кузьминична. Старушка лет 78 с тяжелой судьбой и склерозом. Родных у нее насколько я понял уже нет. Конечно, есть какие-то родственники, но судя по ее рассказам, они достойны упоминания в программе «В мире животных», как звери семейства конченных уебанов.

 

Телефон разразился полифонией Моцарта.

- С кем я имею честь разговаривать? – спросил меня женский голос, как у Алисы Фрейндлих.

- Вы позвонили в штаб. – вежливо ответил я.

- Как вас зовут?

- Максим.

- Так звали моего сына...

Естественно, фраза отразилась в моей голове маркером «Это будет тяжелый разговор, но тебе некуда деваться. Смирись». Женщина ставила акцент на каждом слове при этом чувствовался дух какой-то интеллигентности.

 

Я не стал заострять внимание на последней фразе и попытался перевести разговор в другое русло.

- Как я могу к вам обращаться?

- Людмила Кузьминична, мне 78 лет.

- Что у вас случилось, Людмила Кузьминична?

- У меня проблема с родственниками.

- Что они вам сделали?

- Меня пытались выдавить из квартиры, как пасту из тюбика. – очень литературно выразилась старушка.

- Так, расскажите все по порядку! – просьба завертела шестеренки сознания Людмилы Кузьминичны и на меня вылился колоссальный поток информации.

 

Мы переехали с мужем в поселок в 1983 году. Я легла в больницу. Как известно, у всех мужчин рыльце в пушку. – с выражением отозвалась женщина.

Хорошее начало. – подумал я, но мои мысли прервал вопрос на другом конце провода.

- Как у вас отчество, молодой человек?

- Батькович.

Долгое молчание, а потом: «Вы в точности, как мой сын. Он 72 года рождения».

Мне стало как-то жутковато. А вам бы не стало? Послушайте стихотворение Марины Цветаевой «К Блоку. Имя твое» в прочтении Алисы Фрейндлих. Возможно, тогда вы меня поймете. Голос у Людмилы Кузьминичны точно такой же и расставляла она акценты в каждом слове, как Алиса Бруновна! От подобных ее вопросов, а в последствии от других не менее удивительных историй, я покрывался мурашками и возникало большое чувство тревоги.

 

- Людмила Кузьминична, что вас беспокоит? – снова безуспешно я попытался перевести разговор на другую тему.

- В 1983 году у меня была операция...

- А сейчас 2018 год. Что случилось?

- Я приехала в поселок к мужу, а меня встретила его сестра. Я пошла к ней на встречу, и она ударила меня. Дала пощечину! Я знала, что не нужно приезжать...

- Когда это произошло?

- В июле...

- Когда именно?

- В 1986 году.

 

Пока я пытался уловить хоть какую-то нить событий, Людмила Кузьминична не давала мне скучать.

- Максим Батькович, сколько вам лет?

- 25, а почему вы спрашиваете?

- Столько было моему сыну, когда он умер.

Мороз все сильнее вгрызался в мою кожу, а я неловко выразил соболезнования и снова неудачно сменил тему разговора. Настолько неудачно, что по-моему мне нельзя быть даже стрелочником на железнодорожных путях!

 

Вы сказали, что лежали в больнице. Вам делали операцию? На что? – идиот, это некорректный вопрос! Не лезь в чужую жизнь и историю болезни!

- Мне сделали полосную операцию. Знаете, у меня внематочная беременность была и аппендицит с гноем. Все это перемешалось.

 

Пиздец. Просто пиздец. Впервые за весь разговор мне захотелось громко материться, сломать телефон и биться головой об стол. Пытаясь хоть немного вырулить ситуацию, я еще совсем неловко поинтересовался:

- Но сейчас вы себя хорошо чувствуете?

- Я инвалид.

 

Мороз сменился алым пламенем стыда. Я был краснее любого светофора и уже эта ассоциация как бы говорила: «СТОП! Остановитесь все! Хватит, пожалуйста!»

 

- Людмила Кузьминична, сейчас 2018 год. Что вас беспокоит?

- У нас в поселке мафия.

- Может расскажете об этом?

- Я была на доске почета своего завода...

 

Я не мог уже воспринимать ее всерьез. Было откровенно жаль женщину. Человек с тяжелой судьбой, слабым здоровьем и без родных. При этом ты никак ей не можешь помочь. Я просто не мог уловить даже логической связи между ее рассказом и решил, что она просто хочет выговориться. Поэтому дал ей возможность вести монолог.

 

«Мне выделили койко-место в общежитии, и соседки делали мне гадости. Эти девочки были современными: пили, курили и звали в гости женатых мужчин…»

 

«У меня был очень обаятельный муж. Однажды, мы купили вместе автомобиль, ладу…»

 

«Однажды, я вышла на работу не в свою смену, и одному парню отрезало голову подвижным составом на моих глазах…»

 

Спустя где-то минут 15, она прервала свой монолог и проинформировала: «Максим Батькович, я приду к вам в четверг. Мы с вами лично поговорим. До свидания».

 

До последнего я не верил в происходящее. Положив трубку телефона, подумал даже, что это был чей-то пранк и меня попытались разыграть. Что ж, у шутника получилось, подумал я, но настал четверг. Прошел уже обед и рабочий день заканчивался. Подумал, все, пронесло.

 

Максим, пришла какая-то женщина. Сказала, что у нее назначено и требует только тебя. Ее зовут Людмила Кузьминична. Ну, я пошла! – прощебетала коллега и покинула мой кабинет, оставив меня наедине с женщиной, от голоса которой у меня был мороз по коже.

 

Старушка невысокого роста, в простой одежде, будто бы с огорода пришла. Типичный дачный вид: кепка, рубашка в клетку, спортивные брюки и кеды. Добрые глаза и видна какая-то стать, хотя одежда и не соответствует виду.

 

Максим Батькович, здравствуйте. Вы меня помните? – деликатно спросила она.

Да, здравствуйте, Людмила Кузьминична. Я помню, вы звонили. – ответил я и понадеялся, что все пройдет адекватно и без эксцессов.

Вы очень похожи на моего сына… - с улыбкой сказала старушка, порушив мои ожидания на короткий и относительно спокойный разговор.

 

Я сидел с ней два часа. По-моему, она рассказала мне 30 лет своей жизни. Все это было крайне сумбурно. Каждая ее история обрывалась на середине и начиналась новая С 1983 года мы дошли за два часа только до 2014. Что же произошло с Людмилой Кузьминичной?

 

С 1984 года она состояла на учете в региональной психиатрической больнице. С родственниками была полная беда. Причин почему женщину так ненавидят близкие мужа установить так и не удалось. У нее был сын, которого убили в 25 лет. Связался с непорядочной женщиной, какой-то гулящей медсестрой, желавшей от него лишь денег и квартиры, на которую уже тогда позарились бедные родственнички. Когда парень прозрел, что от избранницы он сможет получить любовь только за материальные блага, естественно он прекратил с ней всякое общение, чего никак не ожидала девушка. Поэтому, в качестве наказания за оскорбление, она отправила знакомых вышибал к парню и те избили его до смерти. Все это со слов Людмилы Кузьминичны. Не знаю стоит ли ей верить, но факт, что квартира в поселке не приносит ей радости был понятен и так.

Она продолжила свое повествование: «родственники мужа, позарившись на квартиру, решили отправить меня туда, где Макар телят не пас, то есть в психдиспансер. Первое время мне было трудно говорить, а врачам – понимать меня. Таков был эффект от психотропных веществ. Как-то раз ко мне подошла моя врач-психиатр и сказала: «Людмила Кузьминична! Если вы продолжите принимать назначенные вам лекарства, вы умрете!». Я и перестала. А через некоторое время этого доктора уволили, и она сама легла к нам в отделение. Золотая была специалистка!».

 

- Вы сейчас состоите на учете в больнице?

- Меня сняли с него в 2014 году. Я решила сдать свою квартиру в социальный найм, но мне отказали, так как считают не сделкоспособной. Знаете ли, Максим Батькович, мне даже сказали в департаменте соцзащиты: «А вы в курсе, что некоторые шизофреники становятся нобелевскими лауреатами?». Я им ответила: «У меня, конечно, склероз, но я что-то слышала об этом!».

- Быть может в департаменте ошиблись и неправильно посчитали вас неспособной сдать свое имущество?

- Главная ошибка – это переезд в эту гребанную квартиру! Извините меня…

В качестве извинения, Людмила Кузьминична принялась угощать меня огурцами, а я вежливо отказывался, поскольку даже подобный вроде невинный и добрый шаг с ее стороны мог рассматриваться ушлыми юристами, как подкуп кандидата. Напомню, что мы все еще в штабе и идет предвыборная кампания!

 

Старушка прям покраснела, когда произнесла слово «гребанный». Я успокоил ее, что все хорошо и в этом нет ничего страшного. Мы оба улыбнулись.

 

- Что ж, пора прощаться. Я и так отняла у вас много времени, молодой человек.

- Работа у меня такая, Людмила Кузьминична. – слукавил я.

- Знаете, Максим, я когда сидела на своей работе, в аккумуляторной, то увлеклась поэзией. Сначала это была лирика, а затем – гражданский активизм. Вы, наверное, не знаете, но был такой поэт-пародист Сан Саныч Иванов. Я ему отправила зарифмованное письмо.

- Вы хотите мне его прочитать?

- Да.

Она зачитывала его, глядя мне в глаза 10 минут. Я поразился ее памятью и талантом. Вот небольшой отрывок из этого письма:

 

«Не обижайтесь, товарищ Иванов

Ведь разговор мой начатый банален и не нов.

Я – женщина больная. К тому же – дилетант.

И, все-таки, прочтите моей души диктант!

 

Освободить пора всех женщин от тяжкой, от работы!

Природою немалые нам даны заботы.

Давно пора пинать Мужей! Ни больше и ни меньше!

Работали, чтоб роботы! А чтоб рожали – женщины!»

 

После этого, я проводил ее вниз, и мы попрощались, так по сути и не написав ни жалобу, ни наказа, ничего. Просто поговорили. Она ушла куда-то со своими огурцами, у меня в голове заиграла песня «Плот» Юрия Лозы, и я немедленно закурил.

 

Все, ушла Людмила Кузьминична.

Надо увольняться к хуям отсюда, подумал я.