Остановись, мгновенье...
Мой кот Карлсон – большой. И большой юморист. Причем, наследует он традиции Бастера Китона (рекомендую): жжот с непроницаемым, а то и трагическим лицом еблом.
Спит в невозможных позах; мгновенно материализуется на кухне при малейшем движении дверцы холодильника; умеет завивать хвост по-поросячьи; любит, фосфоресцируя зелеными глазищами, угнездиться на гладильной доске в ворохе одежды и цапать оттуда длинной лапой всё проходящее мимо; способен взять по меньшей мере полторы октавы для выражения своих взаимоотношений с миром; ведет сложную политику кнута и пряника с кошкой, не давая ей бронзоветь в медитациях, огребая и непритворно этому удивляясь; сам горазд медитировать поперек клавиатуры, или намертво придавив мою рабочую руку… И так далее – с неистощимой выдумкой.
Свежая его фишка состоит в том, что по выходным, когда жена долго спит (и завтрак поэтому возмутительным образом задерживается), он, безуспешно потыкав лапой ей в нос (традиционная, еще с младенчества, шутка), поворачивается и принимается вылизывать мою голову. О, граждане! – это такой кайф… Поразительно шершавый, сильный язык с оглушительным шорохом охаживает мою короткую (слава петуху!) стрижку (не то вырвал бы волосья!). Я просыпаюсь и со стоном (процедура производится на тонкой грани меж наслаждением и пыткой) поворачиваюсь, подставляя новые области черепа (не то, лижи он в одном месте, оскальпировал бы)… Кайф длится недолго: жена, растревоженная громкой этой возней, встает – и кот брызгает с кровати к миске… Я засыпаю вновь, пригладив прическу и сладко причмокнув, а когда звенит будильник – он уже невозмутимо дрыхнет, вщемившись у меня между ног…
…Я люблю поймать кота, пробегающего мимо по неотложным своим делам, и заласкать вусмерть – пока не начинает он драться, утомленный навязчивой моей любовью. Я тоже дерусь, взвизгивая от укусов и царапин, и думаю: «Неужели и Карлсон когда-нибудь умрет – как всё прекрасное в этой жизни?!»
А ведь прекрасное таковым и является, – понимаю вдруг, – потому что не вечно…