Переменная облачность

Мне мама говорит: береги фигуру! Я мне и без фигуры хорошо

одна актриса

Лев Николаич, зараза, настаивает: ясность мысли!

Легко сказать.

Я берусь за перо, в лучшем случае лишь догадываясь, что из этой затеи выйдет, а в обыкновенном – просто испытывая идиосинкразию к чистому листу.

Результат поэтому всегда удивительный. Иногда – в хорошем смысле слова.

Вот Федор Михалыч не такой. Он «Идиота», например, как творил? Придумал, значит, героя, такого Христа во плоти – и давай битые месяцы сочинять планы будущего романа! Перебирал-переписывал-кромсал по 6-7 раз на дню, да изо дня в день, из недели в неделю... Брр. Все мозги разбил на части, все извилины заплел. (Тут я смеюсь). А потом – раз! и быстренько написал. (Тут я плачу).

Говоря откровенно, Николаичу стыдно должно быть за наставления свои. Не у каждого же Софья Андревна есть, которой гаркнешь: а ну, перепиши мне «Войну и мир» 9 раз! И она такая – чик! и переписала...

В общем, у меня другой творческий механизм. В темных моих глубинах нечто шевелится. Будто червяк в грибе. Пером, аки клещами, выволакиваю неведомое на свет – и рассматриваю.

Или так лучше скажу. Жизнь моя представляет собой приготовление супа. События, переживания и размышления – ингредиенты, вроде картошки, лука и мяса – забрасываются в котел, под крышкой которого осуществляется таинство взаимодействия элементов бытия.

Идет время. Ароматный пар вырывается из кастрюли и щекочет мозг. Тогда беру перо – как ложку – и начинаю пробовать, что же там такое получилось...

А по заветам Больших Пацанов я тоже пробовал.

Сколотил, значит, рамку, расставил вешки, легенду составил, покрасил, выпилил... Пустился писать – и ка-ак вынесло меня! Весело и страшно... Тут-то и понимаешь Виктор Олегыча, который говорил, что главные русские вопросы не «кто виноват?» и «что делать?», а «где я?» и «кто здесь?».

Писал-то, между прочим, про себя. Выходит, не такой я, как о себе логически думаю. Я – лучше.

Группенфюрер СС Генрих Мюллер говорил: ясность – это одна из форм полного тумана.