October 6

«portez du parfum partout où vous voulez être embrassé»

«наносите духи туда, куда хотите быть поцелованы» - коко шанель

Пару сотен лет назад случилась пандемия. Вирус по необъяснимым причинам влиял на мозг, особенно на гиппокамп. Наступила, как называли болезнь в народе, «всемирная деменция» – люди постепенно теряли память.

Учёным удалось справиться. С невероятной скоростью, всего за несколько месяцев, была разработана вакцина. Неизвестно, причина тому сила болезни, халатность учёных или правительства, пустившего вакцину в оборот, – люди всё также в большинстве своём имели проблемы с памятью. Почти не страдало у переболевших, коими очутились девяноста процентов человечества, лишь обоняние, память на запахи, и на это опирались учёные, когда искали решение этой проблемы.

Теперь планета пахла. Кишила ароматами, самыми разнообразными. Людям стали присваивать их собственный запах – его вводили в организм прививкой при рождении. Конечно, мир, медицина, наука шагали вперёд – через несколько поколений проблемы с памятью становились всё менее и менее серьёзными и ощутимыми. Прививки, присваивающие запах, постепенно переставали делать за ненадобностью. К тому же, население земли стремительно росло, и присвоить каждому индвидуальный аромат почти не представлялось возможным, даже при условии, что аромат или их комбинация раскрывается на разных людях иначе.

Пусть идея и изжила себя с течением лет, но традиция осталась. Теперь для каждого человека по особенной технологии изготавливается индивидуальный парфюм. Из-за длительного использования обоняния для того, чтобы распознавать вещи и людей, многие люди до сих пор запоминают в основном запах, и если бы их попросили описать любимого супруга, еду, ощущение – они опишут то, как это пахнет. По нотам определяют судьбу и совместимость местные шарлатаны, вроде астрологов. К тому же, парфюм всё ещё играет важную, огромную роль во взаимодействиях людей между собой.

***

8 января, понедельник, 17:27

Хёнджин уже битый час, за неимением иных вариантов, беседовал с матерью. Они встали в страшной пробке. Всё шоссе охватил рёв чужих клаксонов, кто-то кричал на других, таких недотёп-водителей, кто-то курил в открытое окно, а кто-то вовсе заглушил двигатель. Госпожа Хван вальяжно распласталась на водительском кресле, иногда лениво нажимая на газ – они были ровно посередине этого кошмара и продвигались не быстрее улитки. Хван с семьёй редко проводили время вместе – Хёнджин предпочитал проводить выходные с друзьями или залипая в ноутбук по шестнадцать часов. За первую неделю каникул, проведённую в отчем доме он понял, что ужасно отвык жить с родителями. Выходные в общежитии он чаще проводил один, поскольку его сосед почти всегда уезжал на выходные к родителям в Сувон, да и не сказать, чтобы ему мешал играющий Хёнджин, а здесь всё ровно до наоборот – рано утром к тебе вломятся в комнату с убедительной просьбой вставать, ибо неча в девять часов утра ещё быть в кровати, днём будут наседать с уборкой или чем-нибудь ещё, что срочно потребовало внимания именно Хёнджина, который законно отдыхал, вечером будут возмущаться, что ты не собираешься ложиться спать, ещё и санузел приходилось делить с отцом, который, по ощущениям, там жил. Прожив у родителей очередные два месяца, Хван совсем не понял, как он делал это раньше столько лет.

В свою очередь единственной проблемой соседа было то, что он закончил университет и съехал. А Хвана, успешно вновь получившего своё место в общежитии, вот-вот ждало знакомство с первокурсником, планирующего делить с ним комнату. Его это не слишком беспокоило, однако, он всегда мог оказаться каким-нибудь придурком, с какими Хёнджин не особо умел бороться. Нет, он вполне мог дать новоиспечённому соседу в нос, но за это его бы не погладили по головушке, а скорее наоборот, погнали бы из общаги ссаными тряпками. А Хёнджин к общежитию привык. И возвращаться к родителям не хотел. Съём квартиры в Сеуле стоил неприлично дорого. Вывод один – нужно не давать новому соседу в нос. С чего он вообще взял, что он обязательно окажется придурком?

– Так что в итоге с подарком на день рождения? Телефон? – вопрос госпожи Хван сопровождается громким зевком. В этой пробке и правда можно было уснуть.

– Омма, вы дарили мне телефон на предыдущий день рождения, зачем мне новый?

– Если тебе так не нравятся мои идеи… – Хёнджин предугадывает дальнейший бубнёж, тут же прерывая его первым пришедшим на ум предметом.

– Гончарный круг! Подарите мне гончарный круг.

– Куда ты его девать собрался? – она в абсолютном недоумении глазами хлопает, оборачиваясь на Хёнджина. Наступила их очередь проезжать вперёд, и женщина снова скрывается за водительским креслом. Хёнджин пересел назад, когда они встали в пробку – солнце мерзко светило в лицо, а солнцезащитных, весьма-весьма модных очков, у него не было, в отличии от матери, которой для пущего пафоса не хватало только закинуть ноги на торпеду.

– Поставим у вас, в моей комнате, буду приезжать почаще… – он растерянно улыбается и поправляет прядь волос, прилипшую ко лбу.

– Засрёшь мне весь паркет, Хёнджин!

Хёнджина резко подаёт вперёд, и он феерично врезается лицом прямо в переднее кресло. Скрип тормозов, мамин возглас, непрерывный, отзывающийся эхом в ушах, гудок, вероятно, чужого клаксона. Темнота и боль.

***

– Щ-щибаль! – блондин, от испуга, вжимается в кресло. В голове страшный рой мыслей, которые не заканчивались: «Что теперь? А если я кого-нибудь убил? Меня посадят! А машина? Боже, отец меня убьёт».

Феликс получил права… Неделю назад. Буквально. Ни днём позже, ни днём раньше. Отец попросил его привезти какие-то документы ему на работу, конечно, вставив «Очень аккуратно, Ёнбок». Аккуратно совсем не получилось. Хотелось испариться из машины и сделать вид, что ничего такого не происходило вовсе. «Машина? Какая машина, пап? Не было никакой машины». Ли продумывал варианты развития событий, и один был лучше другого, и он вот-вот решил, что всё это страшный сон, пока не…

– Ты спишь, что ли? Тоже ударился? – женщина усердно барабанила по стеклу, и Феликсу совсем не хотелось нащупывать кнопку, чтобы открыть окно, но он это сделал… Надо же как-то решать проблемы самостоятельно, да? Кажется, это обязательное условие существования взрослым…

– Н-нет, со мной всё в порядке! – Феликс почти кричит, дабы перебить шум оживлённой трассы. Он суетливо отстёгивает ремень. Женщина пахла цитрусовыми леденцами, соком мультифрукт, словно из детства, кисло-сладко. Аромат ненавязчивый, но Феликс с первой секунды ощущал, словно выпил стакан лимонада. Постепенно раскрывались древесные ноты, они придавали композиции немного спокойствия, сглаживали яркость. Женщина пахла, как пикник в парке летним днём. – Боже, пожалуйста, умоляю простите! Я не хотел. С вами всё в порядке?

– Да ладно тебе. Ничего страшного. Ну, за исключением разбитого носа у моего сына. – в ответ смотрит глазами-блюдцами, источая чистейший шок, а то и ужас. Женщина смотрит на него и смеётся скорее нервно, чем радостно. – Он не сильно ударился. Сам дурак, что непристёгнутый сидел. Пойдём.

Она берёт Феликса за запястье и мягко тянет за собой к машине. Дверь чёрного авто открывается, и Ли лицерзеет картину маслом – парень, с заткнутым ватой, и Феликс боится даже предполагать, откуда он её взял, немного отёкшим носом, держится за голову и театрально вздыхает, когда открывается дверь. Брови женщины съезжают к переносице.

– Хёнджин, я же вижу, что ты придуриваешься. Ты просто нос разбил!

Ёнбок засматривается, даже не зная, за что «схватиться» глазами сначала. Его профиль, даже с потерпевшим поражение в схватке со спинкой кресла носом, выглядел так, словно Хёнджин вылез из картины Сандро Боттичелли. Густые волосы лежали в слегка растрёпанной, лёгкой, но на взгляд Феликса безупречной в своей незатейливости, укладке. Мягкие губы хотелось потрогать, провести большим пальцем, понаблюдать, как он снова сожмёт их – наверное, привычка… Определённо, красивая привычка. Ему идёт.

Ли чувствует запах его духов. Аромат, его тонкая струйка, просачивается в нос и захватывает сознание. Хёнджин пах как огромный букет бордовых роз. Как первое свидание в дорогом ресторане. Горящая свеча, ванильный чизкейк политый шоколадом, красная скатерть, взгляды украдкой. Хёнджин пах тяжело – очень насыщенно, терпко, плотно, кружил голову. Хотелось закутаться в этот запах, как в тёплый плед морозным вечером.

– Ну мам, правда плохо… Голова кружится. – он запрокидывает голову назад, и касается тыльной стороной ладони лба в жеманном жесте. – А ты кто? За мной спустился ангел с небес?

– О, нет… Это я в вас въехал.

Хёнджин молчит, снова сжимает губы, многозначительно цокает языком.

– Давайте поедем в больницу… Я всё оплачу! – щебечет Феликс, представляя, как его карту вот-вот покинут все трёхмесячные, если не больше, накопления.

***

Ли послушно ехал вслед за машиной Хванов в надежде не повторить своей ошибки – вторую вмятину на бампере ему бы точно не простили. Путь они держали в самую близлежащую клинику, на всякий пожарный – вдруг у Хёнджина действительно сотрясение, и в целях сэкономить время. По приезде Хёнджин быстро скрывается в кабинете врача, а его мама наконец-то представляется Феликсу, сидящему на стуле и крайне увлёкшемуся своим маникюром – в глаза смотреть не хотелось. Стыдно. Он смотрел то на свои ногти, то на свежепокрашенную стену напротив, то на женщину – мельком, виновато.

– Я Хван Джинсоль. Не переживай ты так, все же живы, вмятина – ерунда. – она успокаивающе гладит Феликса по плечу. Ли совсем не понимает такой бескорыстной доброты в свою сторону, хотя, признаться честно, куда больше он боялся реакции Хёнджина, и беспокоился он даже не о том, что Хван решит доложить о произошедшем его семье или в полицию, а, ну… Просто боялся, что Хёнджин снова цокнет на него языком и уйдёт. Ему хотелось хотя бы раз прикоснуться носом к его запястью – вдохнуть, почувствовать запах первого свидания, и Феликс бы врал, если бы сказал, что не хочет, чтобы это был аромат их свидания. – Как тебя зовут, солнышко?

– Ёнбок… Но лучше Феликс.

Они болтают о чём-то тривиальном, пока Хёнджин не выскакивает из кабинета с довольно здоровым и бодрым видом, а у госпожи Хван мобильный не разражается какой-то старой попсовой песней, которая, очевидно, была её рингтоном. Она удаляется, оставляя их наедине, глупо сидящих в пустом коридоре в ожидании её возвращения.

– Что сказал врач..? – Феликс полушепчет, уголки его губ поднимаются вверх, а зубы показываются в неловкой улыбке.

– Всё в порядке… Ну, ушиб носа… Сотрясение лёгкой степени. – рука Хвана зарывается длинными узловатыми пальцами в волосы на затылке. Ли сделал вывод, что это тоже привычка.

– Ты хорошо себя чувствуешь?

– Нормально.

Феликс замолкает. Хёнджин совсем не был открыт к диалогу. Даже имя не спросил. Хван достал телефон, и начал скроллить соцсети. Ли, признаться честно, расстроился настолько, что был готов вот-вот зареветь белугой. Лн снова вслушивается в аромат хёнджиновых духов, цепляясь за каждое мгновение. он откидывается назад, сцепляя руки в замок. Глаза невольно прикрываются – хотелось утопиться в аромате. Утопиться носом в букет роз, которым ему теперь казалась хёнджинова шея, поцеловать в чётко очерченную челюсть, перейти к острой скуле, вцепиться в такие налитые, полные, бархатные губы, которые казались вкуснее любого ванильного чизкейка, измазать всего парня гигиеничкой, которая губы слегка розовила.

– Чего пялишься?

Ёнбок себя одёргивает. Они не то, что знакомы с полчаса, они не знакомы в принципе. А ещё он его покалечил. А ещё у него в целом кто-то может быть. А ещё он может оказаться полным придурком за невероятной красоты лицом. А ещё… Да много, в общем-то, чего.

– Задумался. – Ли закусывает губу. Хёнджин в ответ мычит и снова утыкается в телефон.

Госпожа Хван возвращается после телефонного разговора, и вот, Феликс, перечислив деньги за осмотр, уже сидит на водительском кресле в отцовской машине. Про документы совсем забыл, и чует, какая мозготрёпка ждёт его, когда он наконец-то доедет на место назначения, судя по десяти пропущенным от контакта «папа».


«Нет, всё-таки он соврал, когда сказал, что не ангел».

Хёнджин смотрит вслед отъезжающему белому авто. Он, безусловно, сожалеет.


***

1 марта, пятница, 15:34

– Ну, в общем, таким придурком он оказался, просто кошмар. Я думал норм чел, а он мне кусок пиццы и колы бутылку оплатил и говорит «ну че, ко мне поедем?». Я ему пощёчину дал, он чуть не грохнулся, начал орать, а потом писал мне, что в суд подаст. – Чонин рассказывает, активно жестикулируя, и Феликс боится, как бы его не зашиб своей накачанной ручищей – «общение с Чанбином и совместные походы в зал не идут ему на пользу».

Собрались они быстро – жили на одной станции метро. Феликсу машину больше не доверяли – пришлось рассказать про случившееся, и теперь любая его просьба сесть за руль заканчивалась «свою купишь и будешь в авариях бить». пришлось снова пересесть на метро. Чонин расстроился. Даже побольше Феликса расстроился – больше никто не будет подвозить его в школу. Школу Чонин, правда, в декабре закончил, и подвозить его теперь можно было разве что отдыхать – общежитие было расположено прямо напротив университета.

Ян откладывал переселение в общежитие до последнего, хотя место он получил ещё в начале января. Потому и привёз вещи он в первый учебный день – если что, на выходных будет время съездить и забрать что-то забытое, или докупить нужное новое. Родители открестились от помощи сыну, зная, что у него просто невероятное количество вещей, а ещё Чонин бы непременно ругался, если бы что-то положили не на своё место. Поэтому Феликс взвалил эту ношу на себя.

– Короче, я его заблокировал везде, сказал, что у меня отец в полиции работает, вроде больше не пишет.

– Где ты их вообще находишь? – Ли всю историю мычал, изображая активного слушателя, но он уже таких историй наслушался хоть отбавляй, и уловил только общий смысл всей этой басни. В его мыслях, признаться честно, совсем другие вещи. В первую очередь, вопрос о том, как они потащат на третий этаж два тяжеленных чемодана и сумку с чониновскими вещами. Во вторую – начало учебного года, и осознание того, что в понедельник ему снова придётся ехать в универ спозаранку. В третью – ссора с отцом из-за аварии, после которой он с Феликсом почти не разговаривал.

Про инцидент двухмесячной давности, за исключением ссоры с отцом, он уже почти забыл. А первые дни погрузился в меланхолию о том, что никому он такой не нужен, и номер у него тот парень, пахнущий букетом роз и ванильным чизкейком, не попросил потому, что Ли… Скучный. Или страшный. Ян, конечно, старался его переубедить и даже пытался с кем-то знакомить в надежде, что в Феликсе просто заиграл недостаток внимания, но тот был непоколебим. «Не нужны мне никакие свидания, мне просто тот парень понравился!» – и он, признав провал, отказался от идеи. Они с Ёнбоком дружили со средней школы, когда Феликс, собственно, переехал с семьёй из Австралии обратно в Корею. Он тяжело переживал переезд – здесь у Феликса совсем не было друзей, а менталитет больше был австралийский – он жил там почти с младенчества, и с одноклассниками у него получалось общаться с трудом. Но не с Чонином – они жили в соседних домах и учились в одной школе, а Ян в средней школе наоборот хотел дружить со всем, что не приколочено.

И Чонин впервые за столько лет совсем не понимал, что произошло с Ёнбоком.

– На тиндере.

– Так не сиди там больше.

– Ну так не интересно! – Ян показательно закатывает глаза. Ли хихикает, но осудительно – чёрт его знает, кто его там может на этом тиндере найти, и в какой лес увезти в чёрном пакете. Он особо не беспокоился за Яна, особенно после совместных походов в зал с Чанбином, но иногда хотелось повозмущаться.

Выяснилось, что в общежитии был лифт, так что с подъёмом чемодана проблем не случилось, как подумал Ликс – «И слава Богу». Они ползли по коридору общежития в поисках чониновской комнаты. Триста какая-то там… Феликс уже давным-давно забыл, и надеялся только на друга.

– С соседом уже познакомился?

– Ага… – Чонин тянет гласные в зевке, наконец находя комнату и прикладывая ключ-карту. Они заваливаются в просторное помещение, и Феликс тут же скидывает куртку и падает на кровать, даже не раздумывая, Чонина она или нет, раскидывая руки в разные стороны. – Вроде нормальный. Но он торопился, я просто предупредил, что буду тут после обеда шмотки раскладывать. Даже имени не узнал, если честно. А вот Минхо из соседней комнаты забавный, как раз познакомился, когда приезжал смотреть, что да как пару дней назад. – Ян садится рядом, упирая руки в матрас. – У него духи… С табаком. И с чем-то кислым. Как будто... Яблоко? Зелёное.

Духи Чонина, в свою очередь, Феликсу всегда напоминали крепкий американо со льдом и каким-нибудь ореховым сиропом. Ещё Чонин пах мятой – чем-то похоже на зубную пасту, ядерно-зелёную. Самое забавное – Чонин любил этот самый американо, орехи и мятные жвачки. Чонин пах.. весенним утром. Когда на улице в воздухе свежесть росы, а ты, проспав три будильника, очнулся, почистил зубы, кое-как оделся и выскочил, по пути, поняв, что терять уже нечего, захватил любимый американо.

– Интересно… – Феликс шмыгает носом и разглядывает сторону комнаты, принадлежащую соседу Чонина. В основном чисто, опрятно, на полу у кровати лежит забавный розовый ковёр. На столе у ноутбука некоторая свалка книг, учебников, блокнотов и прочей ерунды, но она картину не сильно портит. Зато Феликс замечает, как дверца шкафа приоткрыта – просто не закрывается из-за свалки вещей внутри. Видимо, весь беспорядок зарыт там.

– Ну, с чего начнём? Лучше, наверное, с сумки. там, вроде, то, что должно быть на столе…

Ёнбок вздохнул, но встал и принялся расстёгивать сумку. «Быстрее начнём – быстрее закончим».

– Сосед, кстати, говорил, что может забежать между парами.

– Да и хрен с ним.

***

16:58.

Феликс десятки раз признался себе, что сожалеет, что вообще ввязался в это. Нет, помочь другу, безусловно, важно, но если с сумкой они ещё как-то разобрались, то у чемоданов, по ощущениям, дна не было. Ли брал во внимание, что всё это ещё без обуви, которой у Яна целая коллекция, да ещё какая, и одежда тут явно не вся, и это приводило его в самый настоящий ужас.

Даже сам Чонин понял, что сходит с ума – в его голове вещей было совсем не так много, и слинял на улицу “прогуляться”, а Ёнбок молча молился, как бы его не оставили одного копаться в этом ужасе. Он всё-таки садится на кровать, решая сделать небольшой перерыв. Не хотелось даже брать в руки телефон – хотелось просто посидеть со свободными руками. В тишине. Ликс прикрывает глаза на несколько секунд, но ему быстро надоедает.

Снова принимается разглядывать соседскую половину комнаты, которая тоже не обошлась без чониновской кофты, ненароком брошенной в чужой угол. Снова оглядывает стол с кипой книг, чужой ноутбук в стикерах, замечает крошечный кактус на столе. Огромный стакан с карандашами, большой канцелярский нож и банку белил. Видимо, творческая личность.

Поднимается на ноги. Оглядывает незакрывающийся шкаф, и решает туда не лезть, а то появилось ощущение, что там живёт какой-нибудь монстр, комок из трусов и носков, и лучше его не беспокоить. Кровать аккуратно заправлена, прикрыта сверху коричневым пледом. Над столом висят несколько полок. На одной были аккуратно в ряд расставлены книги, на второй… на второй Феликс замечает вычурный бутылёк.

Прозрачный колпачок в виде цветка, прячущий за собой маленький распылитель. Сама бутылочка полупрозрачная, бледно-розовая, холодного оттенка. Внутри, на самом дне, плещется жидкость. Значит, у него скоро день рождения – флакон духов наполняли каждый год. Он смотрит на бутылёк ещё несколько секунд, прежде чем наконец взять в руки, в сомнениях сощурив глаза.

Легенды гласили – если понюхаешь чужой флакон, то потеряешь себя. Конечно, это были лишь легенды, и Ёнбок к различного рода суевериям относился скептически, но ничего с собой поделать не мог – на всякий случай и побаивался тоже. Колпачок в виде цветка манил. Каждый лепесток был произведением искусства – вырезан с удивительной точностью и аккуратностью. Новый флакон выбирал сам обладатель духов раз в несколько лет, поэтому Феликс сделал вывод, что у него есть вкус. Ему необъяснимо хотелось открыть, вдохнуть аромат, словно с чьего-то запястья. Ли даже не мог объяснить такой тяги – это незнакомый человек, о котором он знает только то, что у него в комнате лежит розовый ковёр, в шкафу живёт монстр, а на столе лежат принадлежности для рисования. Наверное, он любит цветы. Любит розы… Колпачок больше похож на розу.

Феликс до последнего сопротивляется соблазну. Вот-вот хочет поставить флакон на место и забыть, но… Что-то не отпускало.

И он поддаётся.

Быстро, торопливо снимает изящную цветочную крышку, поднося распылитель к носу. И тут его осеняет – это духи Хёнджина. Первое свидание, букет бордовых роз, ванильный чизкейк, политый шоколадом. Горящая свеча и красная скатерть. Взгляды украдкой.

Соседом Чонина был Хёнджин. Этот факт было трудно, уже невозможно отрицать. Ёнбок даже не думал, что сможет узнать этот аромат хоть из тысячи таких же с розами и ванилью. Он вспоминал о произошедшем только перед сном, когда всяческие мысли одолевали, а он просто пялился в потолок в попытках уснуть. Он вслушивается в аромат, и самому Феликсу кажется, что он наркоман – настолько хотелось забрать бутылёк с собой, каждое утро смотреть на изысканную розу на колпачке, каждый день вслушиваться в то, как пахнет первое свидание.

Ли слышит, как кто-то копошится у дверей, прикладывает ключ-карту и вот-вот дёрнет за ручку. «Если Чонин – плохо. если Хёнджин – ещё хуже». Ставит бутылёк на законное место так суетливо, будто через несколько секунд он взорвётся, а Феликс своими руками дорожил.

– Приве-е-ет… – знакомый голос разражает тишину. Слишком знакомый. Феликс оборачивается, и видит обладателя парфюма. Стоит глупо, с рюкзаком в руке, в огромном чёрном пальто и глазами хлопает.

– Привет. – Ли за неимением какого-либо понимания, что ему делать, стоит, будто на расстрел – прямо, руки вдоль тела, и без того большие для азиатских глаза раскрыты так, словно прямо сейчас глазные яблоки из орбит выскользнут. Руки страшно тряслись.

– Мне кажется, или ты по другому выглядел..? Прости, у меня плохая память на лица. Я больше запахи воспринимаю, а твои духи я не запомнил…  – Хван растерянно бросает рюкзак у дверей, принимаясь расстёгивать пальто.

Феликс понял – не помнит. Совсем. Ощутил себя так, будто в сердце вогнали огромный разделочный нож. Больно до ужаса, до истерического смеха, до беспамятства. Ему тоже захотелось всё забыть, подчистую, и эти несчастные духи, и его лицо – такое красивое, что при взгляде глаза слезились. Как он может не помнить, если Ли помнил всё, каждую секунду, каждую встречу взглядов, каждую ноту его парфюма?

Хёнджин скидывает уличную одежду и приближается, останавливаясь рядом с Феликсом, и погружая руки в карманы брюк. Его брови взмывают вверх в удивлении.

– Ты что, плачешь? – Ли сам не заметил, как глаза заслезились. Он быстро вытирает слёзы тыльной стороной ладони. – Я тебя чем-то обидел? Что случилось?

Хван испытывает распирающие шок и неловкость касательно происходящего. Он вслушивается в парфюм, как он думал, своего нового соседа, прикрывая глаза.

– Ты вкусно пахнешь.

После этой фразы Ёнбок уже не может сдержать слёз. Казалось, что все его только что снова появившиеся надежды потерпели крах.

Феликс пах, как покой. Как весенний вечер, в который ты проветриваешь квартиру, стелишь чистое постельное бельё, принимаешь тёплую ванну и перед сном пьёшь зелёный чай с жасмином и бергамотом, смотря какой-нибудь глупый фильм.

– Нет, нет, всё в порядке… Я не твой сосед. Я приехал помочь Чонину разобрать вещи. – Феликс пытается перестать плакать, всеми силами пытается, но не получается, и слёзы предательски скатываются по щекам снова и снова.

– А ревёшь почему…? – Хёнджин чувствовал себя странно, когда смотрел на слёзы этого парня. Необъяснимо хотелось утешить, успокоить, сделать этот самый зелёный чай с жасмином и бергамотом. – Ну-ка, иди сюда, садись. – Хван осторожно берёт Ли за плечи, усаживая на свою кровать. Он садится рядом, закидывая одну ногу на другую, и утешающе гладит его по плечу, а тот почему-то рыдает всё сильнее. – Как зовут тебя?

– Ёнбок… Лучше Феликс.

– Звучит знакомо. – Хван треплет свои волосы рукой, отводя взгляд в сторону в раздумьях.


В тот вечер Хёнджин всё-таки узнал, как звали того парня.

– Феликс такой хороший! Очень милый мальчик. – Восклицает Джинсоль, пока наконец везёт их домой после всех приключений.

– Феликс? Его так зовут? – Хёнджин наконец вытаскивает из ноздрей вату из разбитого носа, корчась. Наверное, запахи он нормально чувствовать не будет ещё дня так три. И духов этого самого Феликса он не почувствовал совсем.

– Ты даже не поинтересовался? – Женщина оборасивается, чтобы посмотреть на сына с непониманием и удивлением.

– Нет… Постеснялся.

– Зря. Вы бы подружились. Ну, я так думаю.

Госпожа Хван продолжает болтать ни о чём. А Хёнджин падает в очередные раздумья об ангеле, которого зовут Феликс. Забавно. Ему идёт.

Признаться честно, Хёнджин испугался. Он такой красивый, словно и впрямь спустился с небес, но на него смотрел так, будто Хван его прибьёт на выходе из клиники. И он решил не смущать Феликса лишний раз. И он, безусловно, сожалел.


Феликс.

– Это ты мне нос разбил, въехав нам с мамой в жопу?

– Я.

Вот и поговорили. Здорово. Многословно. Информативно.

– А рыдаешь почему? – Хван хлопает глазами в тотальном недоумении. Перед ним сидит такой красивый парень, который пахнет, как спокойствие, как в голове тишина, и плачет. Громко всхлипывая. И он вообще не не в курсе, из-за чего.

– Ты мне нравишься! Очень. С первой секунды. Я думал, больше никогда тебя не увижу, ты меня так проигнорировал. – Феликс нервно смеётся. Продолжает безуспешно пытаться вытереть слёзы руками. – Ты пахнешь как первое свидание. Букет роз и ванильный чизкейк.

Хёнджин смотрит несколько секунд, обрабатывая поступившую информацию. Берёт суетливого Ликса за запястье, чтобы он перестал трогать лицо руками – такими темпами раздражение пойдёт.

– Феликс… Пойдём на свидание? Первое. С букетом роз и ванильным чизкейком.

Тишина. Слёзы Ёнбока текут по лицу, стремясь капнуть на чёрные джинсы.

– Пойдём… – полушепчет, сам не веря в реальность происходящего.

Дверь открывается со скрипом. Чонин встаёт в проёме, широко раскрывает, как они выглядели обычно, глаза-щёлочки.

– А вы… Э… Вы че?

***

the lost song – the cat empire

Удивительно тёплый весенний день. После морозного января, промозглого февраля, дождливых и мрачных первых дней марта. Солнце высунулось из-за облака, и Феликс, глядя в окно, почувствовал, что скучал – холод и темнота ему не нравились.

Хёнджин совсем не смотрел в окно. Да и на погоду ему, в общем-то, было плевать. Он оглядел хороший ресторан – гостей было немного, но они с Ёнбоком всё равно выбрали скромный угловой столик у окна. С красной скатертью и белыми салфетками. Переводит взгляд на Ёнбока. Дурацкий. Лыбится солнцу в окне.

На столе, в вазе, красовался огромный букет бордовых роз с прозрачной обёртке и с красивой красной лентой – Хван вынес чуть ли не все, что были в цветочном магазине. Денег оставил неимоверное количество, но самая глупая и искренняя улыбка Ликса того стоила. Он выглядел невероятно – в белой шёлковой рубашке и бордовом вельветовом пиджаке. Сам как букет. Хёнджин решил, как он это назвал, «не выпендриваться», и надел первый попавшийся чёрный пиджак из того самого шкафа с монстром. Из красного нашёл только какие-то кожаные перчатки. Откуда они взялись – даже близко не представлял.

Официант ставит на их стол чайник – зелёный чай с жасмином и бергамотом, и две тарелки с чизкейком – ванильный, политый шоколадом.

Ли поворачивается, чтобы поблагодарить официанта, и замечает на себе пристальный взгляд Хвана.

– Мы договаривались, что будем смотреть украдкой.

– Не могу оторвать от тебя глаз. Извини.

– Дурак.