«portez du parfum partout où vous voulez être embrassé»
«наносите духи туда, куда хотите быть поцелованы» - коко шанель
Пару сотен лет назад случилась пандемия. Вирус по необъяснимым причинам влиял на мозг, особенно на гиппокамп. Наступила, как называли болезнь в народе, «всемирная деменция» – люди постепенно теряли память.
Учёным удалось справиться. С невероятной скоростью, всего за несколько месяцев, была разработана вакцина. Неизвестно, причина тому сила болезни, халатность учёных или правительства, пустившего вакцину в оборот, – люди всё также в большинстве своём имели проблемы с памятью. Почти не страдало у переболевших, коими очутились девяноста процентов человечества, лишь обоняние, память на запахи, и на это опирались учёные, когда искали решение этой проблемы.
Теперь планета пахла. Кишила ароматами, самыми разнообразными. Людям стали присваивать их собственный запах – его вводили в организм прививкой при рождении. Конечно, мир, медицина, наука шагали вперёд – через несколько поколений проблемы с памятью становились всё менее и менее серьёзными и ощутимыми. Прививки, присваивающие запах, постепенно переставали делать за ненадобностью. К тому же, население земли стремительно росло, и присвоить каждому индвидуальный аромат почти не представлялось возможным, даже при условии, что аромат или их комбинация раскрывается на разных людях иначе.
Пусть идея и изжила себя с течением лет, но традиция осталась. Теперь для каждого человека по особенной технологии изготавливается индивидуальный парфюм. Из-за длительного использования обоняния для того, чтобы распознавать вещи и людей, многие люди до сих пор запоминают в основном запах, и если бы их попросили описать любимого супруга, еду, ощущение – они опишут то, как это пахнет. По нотам определяют судьбу и совместимость местные шарлатаны, вроде астрологов. К тому же, парфюм всё ещё играет важную, огромную роль во взаимодействиях людей между собой.
***
8 января, понедельник, 17:27
Хёнджин уже битый час, за неимением иных вариантов, беседовал с матерью. Они встали в страшной пробке. Всё шоссе охватил рёв чужих клаксонов, кто-то кричал на других, таких недотёп-водителей, кто-то курил в открытое окно, а кто-то вовсе заглушил двигатель. Госпожа Хван вальяжно распласталась на водительском кресле, иногда лениво нажимая на газ – они были ровно посередине этого кошмара и продвигались не быстрее улитки. Хван с семьёй редко проводили время вместе – Хёнджин предпочитал проводить выходные с друзьями или залипая в ноутбук по шестнадцать часов. За первую неделю каникул, проведённую в отчем доме он понял, что ужасно отвык жить с родителями. Выходные в общежитии он чаще проводил один, поскольку его сосед почти всегда уезжал на выходные к родителям в Сувон, да и не сказать, чтобы ему мешал играющий Хёнджин, а здесь всё ровно до наоборот – рано утром к тебе вломятся в комнату с убедительной просьбой вставать, ибо неча в девять часов утра ещё быть в кровати, днём будут наседать с уборкой или чем-нибудь ещё, что срочно потребовало внимания именно Хёнджина, который законно отдыхал, вечером будут возмущаться, что ты не собираешься ложиться спать, ещё и санузел приходилось делить с отцом, который, по ощущениям, там жил. Прожив у родителей очередные два месяца, Хван совсем не понял, как он делал это раньше столько лет.
В свою очередь единственной проблемой соседа было то, что он закончил университет и съехал. А Хвана, успешно вновь получившего своё место в общежитии, вот-вот ждало знакомство с первокурсником, планирующего делить с ним комнату. Его это не слишком беспокоило, однако, он всегда мог оказаться каким-нибудь придурком, с какими Хёнджин не особо умел бороться. Нет, он вполне мог дать новоиспечённому соседу в нос, но за это его бы не погладили по головушке, а скорее наоборот, погнали бы из общаги ссаными тряпками. А Хёнджин к общежитию привык. И возвращаться к родителям не хотел. Съём квартиры в Сеуле стоил неприлично дорого. Вывод один – нужно не давать новому соседу в нос. С чего он вообще взял, что он обязательно окажется придурком?
– Так что в итоге с подарком на день рождения? Телефон? – вопрос госпожи Хван сопровождается громким зевком. В этой пробке и правда можно было уснуть.
– Омма, вы дарили мне телефон на предыдущий день рождения, зачем мне новый?
– Если тебе так не нравятся мои идеи… – Хёнджин предугадывает дальнейший бубнёж, тут же прерывая его первым пришедшим на ум предметом.
– Гончарный круг! Подарите мне гончарный круг.
– Куда ты его девать собрался? – она в абсолютном недоумении глазами хлопает, оборачиваясь на Хёнджина. Наступила их очередь проезжать вперёд, и женщина снова скрывается за водительским креслом. Хёнджин пересел назад, когда они встали в пробку – солнце мерзко светило в лицо, а солнцезащитных, весьма-весьма модных очков, у него не было, в отличии от матери, которой для пущего пафоса не хватало только закинуть ноги на торпеду.
– Поставим у вас, в моей комнате, буду приезжать почаще… – он растерянно улыбается и поправляет прядь волос, прилипшую ко лбу.
– Засрёшь мне весь паркет, Хёнджин!
Хёнджина резко подаёт вперёд, и он феерично врезается лицом прямо в переднее кресло. Скрип тормозов, мамин возглас, непрерывный, отзывающийся эхом в ушах, гудок, вероятно, чужого клаксона. Темнота и боль.
***
– Щ-щибаль! – блондин, от испуга, вжимается в кресло. В голове страшный рой мыслей, которые не заканчивались: «Что теперь? А если я кого-нибудь убил? Меня посадят! А машина? Боже, отец меня убьёт».
Феликс получил права… Неделю назад. Буквально. Ни днём позже, ни днём раньше. Отец попросил его привезти какие-то документы ему на работу, конечно, вставив «Очень аккуратно, Ёнбок». Аккуратно совсем не получилось. Хотелось испариться из машины и сделать вид, что ничего такого не происходило вовсе. «Машина? Какая машина, пап? Не было никакой машины». Ли продумывал варианты развития событий, и один был лучше другого, и он вот-вот решил, что всё это страшный сон, пока не…
– Ты спишь, что ли? Тоже ударился? – женщина усердно барабанила по стеклу, и Феликсу совсем не хотелось нащупывать кнопку, чтобы открыть окно, но он это сделал… Надо же как-то решать проблемы самостоятельно, да? Кажется, это обязательное условие существования взрослым…
– Н-нет, со мной всё в порядке! – Феликс почти кричит, дабы перебить шум оживлённой трассы. Он суетливо отстёгивает ремень. Женщина пахла цитрусовыми леденцами, соком мультифрукт, словно из детства, кисло-сладко. Аромат ненавязчивый, но Феликс с первой секунды ощущал, словно выпил стакан лимонада. Постепенно раскрывались древесные ноты, они придавали композиции немного спокойствия, сглаживали яркость. Женщина пахла, как пикник в парке летним днём. – Боже, пожалуйста, умоляю простите! Я не хотел. С вами всё в порядке?
– Да ладно тебе. Ничего страшного. Ну, за исключением разбитого носа у моего сына. – в ответ смотрит глазами-блюдцами, источая чистейший шок, а то и ужас. Женщина смотрит на него и смеётся скорее нервно, чем радостно. – Он не сильно ударился. Сам дурак, что непристёгнутый сидел. Пойдём.
Она берёт Феликса за запястье и мягко тянет за собой к машине. Дверь чёрного авто открывается, и Ли лицерзеет картину маслом – парень, с заткнутым ватой, и Феликс боится даже предполагать, откуда он её взял, немного отёкшим носом, держится за голову и театрально вздыхает, когда открывается дверь. Брови женщины съезжают к переносице.
– Хёнджин, я же вижу, что ты придуриваешься. Ты просто нос разбил!
Ёнбок засматривается, даже не зная, за что «схватиться» глазами сначала. Его профиль, даже с потерпевшим поражение в схватке со спинкой кресла носом, выглядел так, словно Хёнджин вылез из картины Сандро Боттичелли. Густые волосы лежали в слегка растрёпанной, лёгкой, но на взгляд Феликса безупречной в своей незатейливости, укладке. Мягкие губы хотелось потрогать, провести большим пальцем, понаблюдать, как он снова сожмёт их – наверное, привычка… Определённо, красивая привычка. Ему идёт.
Ли чувствует запах его духов. Аромат, его тонкая струйка, просачивается в нос и захватывает сознание. Хёнджин пах как огромный букет бордовых роз. Как первое свидание в дорогом ресторане. Горящая свеча, ванильный чизкейк политый шоколадом, красная скатерть, взгляды украдкой. Хёнджин пах тяжело – очень насыщенно, терпко, плотно, кружил голову. Хотелось закутаться в этот запах, как в тёплый плед морозным вечером.
– Ну мам, правда плохо… Голова кружится. – он запрокидывает голову назад, и касается тыльной стороной ладони лба в жеманном жесте. – А ты кто? За мной спустился ангел с небес?
Хёнджин молчит, снова сжимает губы, многозначительно цокает языком.
– Давайте поедем в больницу… Я всё оплачу! – щебечет Феликс, представляя, как его карту вот-вот покинут все трёхмесячные, если не больше, накопления.
***
Ли послушно ехал вслед за машиной Хванов в надежде не повторить своей ошибки – вторую вмятину на бампере ему бы точно не простили. Путь они держали в самую близлежащую клинику, на всякий пожарный – вдруг у Хёнджина действительно сотрясение, и в целях сэкономить время. По приезде Хёнджин быстро скрывается в кабинете врача, а его мама наконец-то представляется Феликсу, сидящему на стуле и крайне увлёкшемуся своим маникюром – в глаза смотреть не хотелось. Стыдно. Он смотрел то на свои ногти, то на свежепокрашенную стену напротив, то на женщину – мельком, виновато.
– Я Хван Джинсоль. Не переживай ты так, все же живы, вмятина – ерунда. – она успокаивающе гладит Феликса по плечу. Ли совсем не понимает такой бескорыстной доброты в свою сторону, хотя, признаться честно, куда больше он боялся реакции Хёнджина, и беспокоился он даже не о том, что Хван решит доложить о произошедшем его семье или в полицию, а, ну… Просто боялся, что Хёнджин снова цокнет на него языком и уйдёт. Ему хотелось хотя бы раз прикоснуться носом к его запястью – вдохнуть, почувствовать запах первого свидания, и Феликс бы врал, если бы сказал, что не хочет, чтобы это был аромат их свидания. – Как тебя зовут, солнышко?
Они болтают о чём-то тривиальном, пока Хёнджин не выскакивает из кабинета с довольно здоровым и бодрым видом, а у госпожи Хван мобильный не разражается какой-то старой попсовой песней, которая, очевидно, была её рингтоном. Она удаляется, оставляя их наедине, глупо сидящих в пустом коридоре в ожидании её возвращения.
– Что сказал врач..? – Феликс полушепчет, уголки его губ поднимаются вверх, а зубы показываются в неловкой улыбке.
– Всё в порядке… Ну, ушиб носа… Сотрясение лёгкой степени. – рука Хвана зарывается длинными узловатыми пальцами в волосы на затылке. Ли сделал вывод, что это тоже привычка.
Феликс замолкает. Хёнджин совсем не был открыт к диалогу. Даже имя не спросил. Хван достал телефон, и начал скроллить соцсети. Ли, признаться честно, расстроился настолько, что был готов вот-вот зареветь белугой. Лн снова вслушивается в аромат хёнджиновых духов, цепляясь за каждое мгновение. он откидывается назад, сцепляя руки в замок. Глаза невольно прикрываются – хотелось утопиться в аромате. Утопиться носом в букет роз, которым ему теперь казалась хёнджинова шея, поцеловать в чётко очерченную челюсть, перейти к острой скуле, вцепиться в такие налитые, полные, бархатные губы, которые казались вкуснее любого ванильного чизкейка, измазать всего парня гигиеничкой, которая губы слегка розовила.
Ёнбок себя одёргивает. Они не то, что знакомы с полчаса, они не знакомы в принципе. А ещё он его покалечил. А ещё у него в целом кто-то может быть. А ещё он может оказаться полным придурком за невероятной красоты лицом. А ещё… Да много, в общем-то, чего.
– Задумался. – Ли закусывает губу. Хёнджин в ответ мычит и снова утыкается в телефон.
Госпожа Хван возвращается после телефонного разговора, и вот, Феликс, перечислив деньги за осмотр, уже сидит на водительском кресле в отцовской машине. Про документы совсем забыл, и чует, какая мозготрёпка ждёт его, когда он наконец-то доедет на место назначения, судя по десяти пропущенным от контакта «папа».
«Нет, всё-таки он соврал, когда сказал, что не ангел».
Хёнджин смотрит вслед отъезжающему белому авто. Он, безусловно, сожалеет.
***
1 марта, пятница, 15:34
– Ну, в общем, таким придурком он оказался, просто кошмар. Я думал норм чел, а он мне кусок пиццы и колы бутылку оплатил и говорит «ну че, ко мне поедем?». Я ему пощёчину дал, он чуть не грохнулся, начал орать, а потом писал мне, что в суд подаст. – Чонин рассказывает, активно жестикулируя, и Феликс боится, как бы его не зашиб своей накачанной ручищей – «общение с Чанбином и совместные походы в зал не идут ему на пользу».
Собрались они быстро – жили на одной станции метро. Феликсу машину больше не доверяли – пришлось рассказать про случившееся, и теперь любая его просьба сесть за руль заканчивалась «свою купишь и будешь в авариях бить». пришлось снова пересесть на метро. Чонин расстроился. Даже побольше Феликса расстроился – больше никто не будет подвозить его в школу. Школу Чонин, правда, в декабре закончил, и подвозить его теперь можно было разве что отдыхать – общежитие было расположено прямо напротив университета.
Ян откладывал переселение в общежитие до последнего, хотя место он получил ещё в начале января. Потому и привёз вещи он в первый учебный день – если что, на выходных будет время съездить и забрать что-то забытое, или докупить нужное новое. Родители открестились от помощи сыну, зная, что у него просто невероятное количество вещей, а ещё Чонин бы непременно ругался, если бы что-то положили не на своё место. Поэтому Феликс взвалил эту ношу на себя.
– Короче, я его заблокировал везде, сказал, что у меня отец в полиции работает, вроде больше не пишет.
– Где ты их вообще находишь? – Ли всю историю мычал, изображая активного слушателя, но он уже таких историй наслушался хоть отбавляй, и уловил только общий смысл всей этой басни. В его мыслях, признаться честно, совсем другие вещи. В первую очередь, вопрос о том, как они потащат на третий этаж два тяжеленных чемодана и сумку с чониновскими вещами. Во вторую – начало учебного года, и осознание того, что в понедельник ему снова придётся ехать в универ спозаранку. В третью – ссора с отцом из-за аварии, после которой он с Феликсом почти не разговаривал.
Про инцидент двухмесячной давности, за исключением ссоры с отцом, он уже почти забыл. А первые дни погрузился в меланхолию о том, что никому он такой не нужен, и номер у него тот парень, пахнущий букетом роз и ванильным чизкейком, не попросил потому, что Ли… Скучный. Или страшный. Ян, конечно, старался его переубедить и даже пытался с кем-то знакомить в надежде, что в Феликсе просто заиграл недостаток внимания, но тот был непоколебим. «Не нужны мне никакие свидания, мне просто тот парень понравился!» – и он, признав провал, отказался от идеи. Они с Ёнбоком дружили со средней школы, когда Феликс, собственно, переехал с семьёй из Австралии обратно в Корею. Он тяжело переживал переезд – здесь у Феликса совсем не было друзей, а менталитет больше был австралийский – он жил там почти с младенчества, и с одноклассниками у него получалось общаться с трудом. Но не с Чонином – они жили в соседних домах и учились в одной школе, а Ян в средней школе наоборот хотел дружить со всем, что не приколочено.
И Чонин впервые за столько лет совсем не понимал, что произошло с Ёнбоком.
– Ну так не интересно! – Ян показательно закатывает глаза. Ли хихикает, но осудительно – чёрт его знает, кто его там может на этом тиндере найти, и в какой лес увезти в чёрном пакете. Он особо не беспокоился за Яна, особенно после совместных походов в зал с Чанбином, но иногда хотелось повозмущаться.
Выяснилось, что в общежитии был лифт, так что с подъёмом чемодана проблем не случилось, как подумал Ликс – «И слава Богу». Они ползли по коридору общежития в поисках чониновской комнаты. Триста какая-то там… Феликс уже давным-давно забыл, и надеялся только на друга.
– Ага… – Чонин тянет гласные в зевке, наконец находя комнату и прикладывая ключ-карту. Они заваливаются в просторное помещение, и Феликс тут же скидывает куртку и падает на кровать, даже не раздумывая, Чонина она или нет, раскидывая руки в разные стороны. – Вроде нормальный. Но он торопился, я просто предупредил, что буду тут после обеда шмотки раскладывать. Даже имени не узнал, если честно. А вот Минхо из соседней комнаты забавный, как раз познакомился, когда приезжал смотреть, что да как пару дней назад. – Ян садится рядом, упирая руки в матрас. – У него духи… С табаком. И с чем-то кислым. Как будто... Яблоко? Зелёное.
Духи Чонина, в свою очередь, Феликсу всегда напоминали крепкий американо со льдом и каким-нибудь ореховым сиропом. Ещё Чонин пах мятой – чем-то похоже на зубную пасту, ядерно-зелёную. Самое забавное – Чонин любил этот самый американо, орехи и мятные жвачки. Чонин пах.. весенним утром. Когда на улице в воздухе свежесть росы, а ты, проспав три будильника, очнулся, почистил зубы, кое-как оделся и выскочил, по пути, поняв, что терять уже нечего, захватил любимый американо.
– Интересно… – Феликс шмыгает носом и разглядывает сторону комнаты, принадлежащую соседу Чонина. В основном чисто, опрятно, на полу у кровати лежит забавный розовый ковёр. На столе у ноутбука некоторая свалка книг, учебников, блокнотов и прочей ерунды, но она картину не сильно портит. Зато Феликс замечает, как дверца шкафа приоткрыта – просто не закрывается из-за свалки вещей внутри. Видимо, весь беспорядок зарыт там.
– Ну, с чего начнём? Лучше, наверное, с сумки. там, вроде, то, что должно быть на столе…
Ёнбок вздохнул, но встал и принялся расстёгивать сумку. «Быстрее начнём – быстрее закончим».
– Сосед, кстати, говорил, что может забежать между парами.
***
16:58.
Феликс десятки раз признался себе, что сожалеет, что вообще ввязался в это. Нет, помочь другу, безусловно, важно, но если с сумкой они ещё как-то разобрались, то у чемоданов, по ощущениям, дна не было. Ли брал во внимание, что всё это ещё без обуви, которой у Яна целая коллекция, да ещё какая, и одежда тут явно не вся, и это приводило его в самый настоящий ужас.
Даже сам Чонин понял, что сходит с ума – в его голове вещей было совсем не так много, и слинял на улицу “прогуляться”, а Ёнбок молча молился, как бы его не оставили одного копаться в этом ужасе. Он всё-таки садится на кровать, решая сделать небольшой перерыв. Не хотелось даже брать в руки телефон – хотелось просто посидеть со свободными руками. В тишине. Ликс прикрывает глаза на несколько секунд, но ему быстро надоедает.
Снова принимается разглядывать соседскую половину комнаты, которая тоже не обошлась без чониновской кофты, ненароком брошенной в чужой угол. Снова оглядывает стол с кипой книг, чужой ноутбук в стикерах, замечает крошечный кактус на столе. Огромный стакан с карандашами, большой канцелярский нож и банку белил. Видимо, творческая личность.
Поднимается на ноги. Оглядывает незакрывающийся шкаф, и решает туда не лезть, а то появилось ощущение, что там живёт какой-нибудь монстр, комок из трусов и носков, и лучше его не беспокоить. Кровать аккуратно заправлена, прикрыта сверху коричневым пледом. Над столом висят несколько полок. На одной были аккуратно в ряд расставлены книги, на второй… на второй Феликс замечает вычурный бутылёк.
Прозрачный колпачок в виде цветка, прячущий за собой маленький распылитель. Сама бутылочка полупрозрачная, бледно-розовая, холодного оттенка. Внутри, на самом дне, плещется жидкость. Значит, у него скоро день рождения – флакон духов наполняли каждый год. Он смотрит на бутылёк ещё несколько секунд, прежде чем наконец взять в руки, в сомнениях сощурив глаза.
Легенды гласили – если понюхаешь чужой флакон, то потеряешь себя. Конечно, это были лишь легенды, и Ёнбок к различного рода суевериям относился скептически, но ничего с собой поделать не мог – на всякий случай и побаивался тоже. Колпачок в виде цветка манил. Каждый лепесток был произведением искусства – вырезан с удивительной точностью и аккуратностью. Новый флакон выбирал сам обладатель духов раз в несколько лет, поэтому Феликс сделал вывод, что у него есть вкус. Ему необъяснимо хотелось открыть, вдохнуть аромат, словно с чьего-то запястья. Ли даже не мог объяснить такой тяги – это незнакомый человек, о котором он знает только то, что у него в комнате лежит розовый ковёр, в шкафу живёт монстр, а на столе лежат принадлежности для рисования. Наверное, он любит цветы. Любит розы… Колпачок больше похож на розу.
Феликс до последнего сопротивляется соблазну. Вот-вот хочет поставить флакон на место и забыть, но… Что-то не отпускало.
Быстро, торопливо снимает изящную цветочную крышку, поднося распылитель к носу. И тут его осеняет – это духи Хёнджина. Первое свидание, букет бордовых роз, ванильный чизкейк, политый шоколадом. Горящая свеча и красная скатерть. Взгляды украдкой.
Соседом Чонина был Хёнджин. Этот факт было трудно, уже невозможно отрицать. Ёнбок даже не думал, что сможет узнать этот аромат хоть из тысячи таких же с розами и ванилью. Он вспоминал о произошедшем только перед сном, когда всяческие мысли одолевали, а он просто пялился в потолок в попытках уснуть. Он вслушивается в аромат, и самому Феликсу кажется, что он наркоман – настолько хотелось забрать бутылёк с собой, каждое утро смотреть на изысканную розу на колпачке, каждый день вслушиваться в то, как пахнет первое свидание.
Ли слышит, как кто-то копошится у дверей, прикладывает ключ-карту и вот-вот дёрнет за ручку. «Если Чонин – плохо. если Хёнджин – ещё хуже». Ставит бутылёк на законное место так суетливо, будто через несколько секунд он взорвётся, а Феликс своими руками дорожил.
– Приве-е-ет… – знакомый голос разражает тишину. Слишком знакомый. Феликс оборачивается, и видит обладателя парфюма. Стоит глупо, с рюкзаком в руке, в огромном чёрном пальто и глазами хлопает.
– Привет. – Ли за неимением какого-либо понимания, что ему делать, стоит, будто на расстрел – прямо, руки вдоль тела, и без того большие для азиатских глаза раскрыты так, словно прямо сейчас глазные яблоки из орбит выскользнут. Руки страшно тряслись.
– Мне кажется, или ты по другому выглядел..? Прости, у меня плохая память на лица. Я больше запахи воспринимаю, а твои духи я не запомнил… – Хван растерянно бросает рюкзак у дверей, принимаясь расстёгивать пальто.
Феликс понял – не помнит. Совсем. Ощутил себя так, будто в сердце вогнали огромный разделочный нож. Больно до ужаса, до истерического смеха, до беспамятства. Ему тоже захотелось всё забыть, подчистую, и эти несчастные духи, и его лицо – такое красивое, что при взгляде глаза слезились. Как он может не помнить, если Ли помнил всё, каждую секунду, каждую встречу взглядов, каждую ноту его парфюма?
Хёнджин скидывает уличную одежду и приближается, останавливаясь рядом с Феликсом, и погружая руки в карманы брюк. Его брови взмывают вверх в удивлении.
– Ты что, плачешь? – Ли сам не заметил, как глаза заслезились. Он быстро вытирает слёзы тыльной стороной ладони. – Я тебя чем-то обидел? Что случилось?
Хван испытывает распирающие шок и неловкость касательно происходящего. Он вслушивается в парфюм, как он думал, своего нового соседа, прикрывая глаза.
После этой фразы Ёнбок уже не может сдержать слёз. Казалось, что все его только что снова появившиеся надежды потерпели крах.
Феликс пах, как покой. Как весенний вечер, в который ты проветриваешь квартиру, стелишь чистое постельное бельё, принимаешь тёплую ванну и перед сном пьёшь зелёный чай с жасмином и бергамотом, смотря какой-нибудь глупый фильм.
– Нет, нет, всё в порядке… Я не твой сосед. Я приехал помочь Чонину разобрать вещи. – Феликс пытается перестать плакать, всеми силами пытается, но не получается, и слёзы предательски скатываются по щекам снова и снова.
– А ревёшь почему…? – Хёнджин чувствовал себя странно, когда смотрел на слёзы этого парня. Необъяснимо хотелось утешить, успокоить, сделать этот самый зелёный чай с жасмином и бергамотом. – Ну-ка, иди сюда, садись. – Хван осторожно берёт Ли за плечи, усаживая на свою кровать. Он садится рядом, закидывая одну ногу на другую, и утешающе гладит его по плечу, а тот почему-то рыдает всё сильнее. – Как зовут тебя?
– Звучит знакомо. – Хван треплет свои волосы рукой, отводя взгляд в сторону в раздумьях.
В тот вечер Хёнджин всё-таки узнал, как звали того парня.
– Феликс такой хороший! Очень милый мальчик. – Восклицает Джинсоль, пока наконец везёт их домой после всех приключений.
– Феликс? Его так зовут? – Хёнджин наконец вытаскивает из ноздрей вату из разбитого носа, корчась. Наверное, запахи он нормально чувствовать не будет ещё дня так три. И духов этого самого Феликса он не почувствовал совсем.
– Ты даже не поинтересовался? – Женщина оборасивается, чтобы посмотреть на сына с непониманием и удивлением.
– Зря. Вы бы подружились. Ну, я так думаю.
Госпожа Хван продолжает болтать ни о чём. А Хёнджин падает в очередные раздумья об ангеле, которого зовут Феликс. Забавно. Ему идёт.
Признаться честно, Хёнджин испугался. Он такой красивый, словно и впрямь спустился с небес, но на него смотрел так, будто Хван его прибьёт на выходе из клиники. И он решил не смущать Феликса лишний раз. И он, безусловно, сожалел.
– Это ты мне нос разбил, въехав нам с мамой в жопу?
Вот и поговорили. Здорово. Многословно. Информативно.
– А рыдаешь почему? – Хван хлопает глазами в тотальном недоумении. Перед ним сидит такой красивый парень, который пахнет, как спокойствие, как в голове тишина, и плачет. Громко всхлипывая. И он вообще не не в курсе, из-за чего.
– Ты мне нравишься! Очень. С первой секунды. Я думал, больше никогда тебя не увижу, ты меня так проигнорировал. – Феликс нервно смеётся. Продолжает безуспешно пытаться вытереть слёзы руками. – Ты пахнешь как первое свидание. Букет роз и ванильный чизкейк.
Хёнджин смотрит несколько секунд, обрабатывая поступившую информацию. Берёт суетливого Ликса за запястье, чтобы он перестал трогать лицо руками – такими темпами раздражение пойдёт.
– Феликс… Пойдём на свидание? Первое. С букетом роз и ванильным чизкейком.
Тишина. Слёзы Ёнбока текут по лицу, стремясь капнуть на чёрные джинсы.
– Пойдём… – полушепчет, сам не веря в реальность происходящего.
Дверь открывается со скрипом. Чонин встаёт в проёме, широко раскрывает, как они выглядели обычно, глаза-щёлочки.
***
the lost song – the cat empire
Удивительно тёплый весенний день. После морозного января, промозглого февраля, дождливых и мрачных первых дней марта. Солнце высунулось из-за облака, и Феликс, глядя в окно, почувствовал, что скучал – холод и темнота ему не нравились.
Хёнджин совсем не смотрел в окно. Да и на погоду ему, в общем-то, было плевать. Он оглядел хороший ресторан – гостей было немного, но они с Ёнбоком всё равно выбрали скромный угловой столик у окна. С красной скатертью и белыми салфетками. Переводит взгляд на Ёнбока. Дурацкий. Лыбится солнцу в окне.
На столе, в вазе, красовался огромный букет бордовых роз с прозрачной обёртке и с красивой красной лентой – Хван вынес чуть ли не все, что были в цветочном магазине. Денег оставил неимоверное количество, но самая глупая и искренняя улыбка Ликса того стоила. Он выглядел невероятно – в белой шёлковой рубашке и бордовом вельветовом пиджаке. Сам как букет. Хёнджин решил, как он это назвал, «не выпендриваться», и надел первый попавшийся чёрный пиджак из того самого шкафа с монстром. Из красного нашёл только какие-то кожаные перчатки. Откуда они взялись – даже близко не представлял.
Официант ставит на их стол чайник – зелёный чай с жасмином и бергамотом, и две тарелки с чизкейком – ванильный, политый шоколадом.
Ли поворачивается, чтобы поблагодарить официанта, и замечает на себе пристальный взгляд Хвана.
– Мы договаривались, что будем смотреть украдкой.