Лес заблуждений
Больше переводов в ТГ канале - Short_Story
Глава 25
Хэсу каждый день с радостным сердцем навещал палату Урима. Когда он видел Урима, приветствовавшего его с опухшим лицом, ему приходилось изо всех сил скрывать смех. В той палате не было ни единого улыбающегося человека, а значит, и ему приходилось сдерживаться.
- Они говорят, что опухоль не спадает, поэтому не могут сразу сделать операцию.
Чин Урим рыдал в его объятиях. Его плечо промокло. Хэсу просто держал Урима в объятиях и чувствовал переполняющее удовлетворение. Всё шло так, как он хотел, как он мечтал. Как и ожидалось, с исчезновением спорта Чин Урим пришёл в его объятия. Сердце, всегда чувствовавшее голод, наполнилось теплом.
- Но… может… можно просто жить без операции?
Он не слышал бессвязных слов, прерываемых рыданиями. Ему было всё равно, что произойдёт. Даже если он не сделает операцию и в итоге не сможет ходить, Чин Урим будет с ним.
- Я всё равно не смогу заниматься шорт-треком. Раз уж не могу, то какая разница, делать операцию или нет…
- Я просто не хочу причинять маме ещё больше трудностей. Теперь, когда папы нет, как она со всем этим справится одна? Хэсу, что же мне делать?
При этих словах брови Хэсу дрогнули. Казалось бы, теперь Урим должен думать только о том, чтобы быть с ним, но на него свалилась ещё одна забота. Стоимость операции. Неожиданные слова по одному врезались ему в память. Появилось ещё одно препятствие, которое нужно убрать. Но на этот раз это было то, что он мог решить самостоятельно.
Хотя он был молод, на банковском счёте на имя Хэсу всегда были деньги, и у него было немало акций и земли. Даже часть этого легко покрыла бы стоимость операции. Если бы и этого было недостаточно, он мог бы спокойно потратить все карманные деньги, которые давали ему родители и брат каждый раз, когда они его навещали. Он спросил согласия взрослых лишь потому, что был несовершеннолетним, но мать стала оспаривать его решение.
- У него нет денег на операцию. Если у него будут эти деньги, ему не придётся плакать.
- Нет. Даже если он твой друг, нельзя бросаться деньгами просто так.
- Почему? Это же не просто так.
Хэсу не мог понять, почему здесь применялось слово «просто так». В чём была проблема в том, что Квон Хэсу хотел решить заботу Чин Урима?
- Он не просил тебя о помощи. Как он мог попросить о таком у своего друга?
- Я хочу помочь, потому что он беспокоится.
Мать объяснила довольно твёрдо. Конечно, Хэсу не мог принять это. Он говорил и с отцом, и с Доктором, но получил похожие ответы.
Он не мог понять. Они заставляли его заводить друзей, а теперь говорили, что нельзя переступать черту. Значит, в конце концов, он должен позволить этим бесполезным переживаниям отнять у него Чин Урима? Это был шанс полностью переложить Квон Хэсу, которого они так опасались, на Чин Урима. На самом деле, не Квон Хэсу был тем, кто ничего не понимал, а взрослые.
Вот почему. Без колебаний он перерезал запястье.
Хэсу поднял истекающую кровью руку, чтобы её уловила камера наблюдения. Глядя на мигающую красную точку, он криво улыбнулся. Вскоре кто-то ворвался в дом. Среди них был и отец, одетый так, словно выбежал из офиса.
- Почему вы не слушаете меня, я же говорю.
Отец в тот момент не смог вымолвить ни слова. Глядя на побелевшие лица родителей, он, казалось, убедился. В том, что в конечном счёте всё пойдёт так, как он сказал.
Всю дорогу в больницу, с полотенцем, обмотанным вокруг запястья, Хэсу безучастно смотрел в окно, погружённый в мысли.
«Для меня страшнее не кататься на шорт-треке, чем делать операцию».
Тогда это были слова, которые он совершенно не мог понять, но теперь он мог представить, с какими чувствами Урим их произнёс. Хотя запястье пульсировало и болело, боль была терпимой, как говорил Чин Урим. Как ни крути, лучше терпеть боль, чем не иметь возможности помочь ему.
По мере приближения к больнице его сознание постепенно затуманивалось. Тем не менее, Хэсу, глядя прямо в глаза отцу, сказал:
На искажённом лице, казалось, вот-вот появится улыбка. Когда друзья, с которыми он играл, делали такое выражение лица, взрослые всегда разлучали их, а что сделает отец? Или, поскольку это родители, будет исключение? В конце концов, они уже живут как чужие, так, может, просто продолжать жить как есть?
Когда показалось большое больничное здание, Хэсу погрузился в глубокий забытый сон. Кажется, он тогда решил про себя: если, когда он откроет глаза, не услышит желаемых новостей, в следующий раз придётся резать другую руку.
Но как ни крути, Квон Хэсу был всего лишь ребёнком, и его сил не хватало, чтобы вертеть взрослыми по своей воле.
- Раньше казалось, он более-менее справляется, поэтому мы оставили всё как есть, но теперь, похоже, он перешёл все границы
Доносился приглушённый разговор с пониженными голосами. В голосах слышалась осторожность.
- Напрасно я проявил слабость и так надолго отпустил ситуацию.
- Что вы имеете в виду? Значит, вы предлагаете увеличить время его пребывания там?
- Если это не работает, нужно менять метод. Теперь нужно не мягко уговаривать, а жёстко подталкивать...!
Было нетрудно понять, что они говорят о нём. Хэсу, закрыв глаза, сосредоточил всё своё внимание на пульсирующем запястье. «Итак, что вы собираетесь делать с операцией Урима?» - он с трудом сглотнул вопрос, подступивший к самому горлу.
- Но это не исправит ситуацию. И без того после каждого визита туда он возвращается совершенно обессиленным…
- Но он не слушается, даже когда измождён. Это жалость, дорогая.
- Разве вам не жалко молодого господина? Ведь это... насколько это опасно...
Из-за его импульсивного пореза на запястье между родителями возникли разногласия. Отец считал, что Квон Хэсу нужно надолго запереть в загородном доме, чтобы исправить его поведение, а мать хотела, чтобы он общался с людьми. До сих пор, следуя словам матери, он оставался в том доме только в периоды ухудшения состояния, но, возможно, теперь всё будет наоборот.
- …С этим парнем с самого начала не всё в порядке. Прежде всего, что, если он сделает что-то с чужим ребёнком? Это меня пугает больше всего.
- Нужно лишить его связи с внешним миром, не позволять им встречаться. Ещё рано выпускать его в общество.
Брови Хэсу, спокойно лежавшего с закрытыми глазами, слегка нахмурились.
«Перестать видеться с Уримом? Отделить его, как других друзей? Но у меня и в мыслях не было мучить Чин Урима?»
Он понял, что результат его пореза запястья не идёт так, как он хотел, но не чувствовал сожаления. Только обида на родителей, которые не выполняли его просьбу. Хэсу, притворявшийся спящим, широко раскрыл налитые кровью глаза. Резко поднявшись, он поспешно сбросил одеяло.
От внезапного движения плечи родителей, сидевших на диване и разговаривавших, вздрогнули.
- А моя просьба? В конце концов, вы не выполните её?
Мать с растерянным выражением лица неуверенно поднялась. Налитые кровью глаза Хэсу на этот раз устремились на отца. Наверняка отец знал, о какой просьбе шла речь. Ведь он говорил об этом прямо перед тем, как потерять сознание.
- Нет. Это шантаж, а не просьба.
- Ты выбрал неправильный метод.
От твёрдого голоса отца медленно поднялся гнев. «Как странно. Чин Урим, увидев рану на моей руке, дрожал и говорил, что выполнит всё, что я скажу. Почему же родители так не поступают? Может, они не любят меня так, как Урим? Ведь сделать Урима счастливым - это путь спасти меня. Или им жалко денег? Хотя они называют меня сыном, на самом деле я всего лишь обуза, не так ли?»
- ...Что неправильно? Что является правильным методом?
- А у тебя есть сердце, чтобы понять это правильно?
От твёрдой позиции отца его сердце закипело. Хэсу быстро порылся в ящике прикроватной тумбочки. Но то, что он искал, не появлялось. Сжав зубы, он обыскал все уголки, но не мог найти ничего достаточно острого, чтобы перерезать другую руку.
- Что, что ты делаешь? Хэсу, что ты ищешь?
Голова кружилась, в ушах звенело. Тук-тук. Казалось, всё тело вибрировало от бешено колотящегося сердца. Хэсу, положив руки на пустую тумбочку и тяжело дыша, сжал кулаки. Когда он напряг руки, ноющая боль распространилась до локтей.
Переведя взгляд и уставившись на перевязанную рану, Хэсу вдруг осенило. Если надавить сильнее, швы могут разойтись. Тогда не придётся резать другую руку.
Хэсу беззвучно усмехнулся и с размаху ударил ослабленным кулаком по тумбочке. Глухой стук, и с каждым ударом по его руке распространялась острая боль.
Бам, бам! Сила ударов постепенно нарастала.
Он не слышал суетливых голосов позади. В ушах звенело только его собственное учащённое дыхание и глухой звук ударов по тумбочке. Ещё немного, ещё...
Бам! Вскоре повязка на запястье начала пропитываться красным. Хэсу улыбнулся удовлетворённо. Он извивался, вырываясь из сильных рук, что схватили его сзади за руки и тело.
- Почему! Вы всегда! Не слушаете меня!
Очнувшись, он увидел, что люди в деловых костюмах ворвались и прижали его. Распластавшись на полу, Хэсу продолжал биться. Он отчётливо чувствовал, как повязка на запястье становилась влажной.
- Вы же сказали, если я поеду в загородный дом, вы всё исполните! Так почему не слушаете меня? Если бы послушали сразу, ничего бы этого не было!
Каждый раз, когда он кричал в ярости, лица матери и отца искажались. Одновременно на губах Хэсу расплывалась смутная улыбка.
- Если не поможете, я снова так поступлю…!
Хлоп. Сильная рука ударила его по щеке. Перед глазами сверкнуло, и одна сторона лица стала горячей. Голова повернулась так резко, что он увидел открытую палату.
- Очнись, ты сумасшедший ублюдок!
Отец громко кричал. Он схватил его за воротник больничной одежды и принялся сильно трясти, отчего всё в глазах поплыло. Люди, державшие Хэсу, на этот раз начали удерживать отца. Палата быстро пришла в беспорядок. Знакомый запах крови коснулся его ноздрей, но он совсем не казался противным.
- Ты, ублюдок, даже не думай выходить на улицу, ни к каким друзьям, пока не придёшь в себя. Понял?
«Вот видишь. Родители не любят меня. И после этого они говорят мне учиться любить? Общаться с другими, как все? Как я могу? Меня не учили».
Сквозь медленно закрывающиеся веки скатилась слеза. В тот отчаянный момент он так хотел услышать нежный, мягкий голос Урима, читающего сказку.
Едва Хэсу сделали повторную операцию, его снова заперли в загородном доме. Раньше, как бы ни было, ему разрешали спать в спальне, но на этот раз его держали в комнате под круглосуточным наблюдением, не позволяя пошевелиться. За исключением походов в ванную или визитов в больницу для обработки ран.
В тёмном, пустом, жутком пространстве Хэсу не пил воду и не ел. Просто сидеть с налитыми кровью глазами, пристально глядя на камеры, было всем его дневным занятием.
Мать навещала его почти каждый день. Если раньше она не испытывала ни капли вины, то теперь всё было иначе. Всё, что она делала, - это рыдала, держа его руки, но Хэсу это не особо не нравилось. Пока мать была здесь, он мог связаться с Уримом, а её жалобы сквозь слёзы стали для него руководством к тому, как следует вести себя в будущем.
Слушаться, как брат, вести себя так же, как другие дети, не делать опасных вещей, обращаться с другими так же, как с Уримом.
Спокойно выслушивая полные обиды жалобы матери, Хэсу кое-что понял. Что не нужно было резать вены и шантажировать родителей, требуя прооперировать Урима, а нужно было попросить, как ребёнок. И ещё - что если притвориться и вести себя подобающим образом, большинство людей поведутся. Теперь он наконец по-настоящему осознал необходимость той обычной жизни, которую так настойчиво пытались навязать ему родители.
С того дня, как у него появилась эта уверенность, Хэсу начал исправно есть, и прекратил странное поведение, когда, не мигая, с покрасневшими глазами смотрел в камеру наблюдения. Несколько дней правильного образа жизни и сотрудничества с лечением - и возможность вскоре представилась.
Из-за двери донёсся приглушённый голос отца. Хэсу широко раскрыл глаза и встал прямо у двери. Тот, казалось, о чём-то говорил с доктором - вероятно, о его состоянии. Хэсу до смерти хотелось распахнуть дверь тут же, но он изо всех сил сдержался.
Он присел на корточки у двери и принялся бесцельно теребить бинт на запястье. Возможно, из-за повторной операции боль была острее, чем в прошлый раз, но терпеть её всё же было можно. «Нужно лишь потерпеть ещё немного, - думал он, - и настанет день, когда Урим наконец избавится от этого груза забот. Тогда он сможет думать только обо мне».
Скрип. Плотно закрытая дверь бесшумно отворилась. В хлынувших потоках света угадывался знакомый силуэт. В комнату, где до этого пахло лишь стерильной чистотой, вплыл густой аромат лаванды.
Хэсу так и остался сидеть на корточках, не отрывая взгляда от пола. Он даже не попытался скрыть хрипоту в голосе, лишь беззвучно пошевелил потрескавшимися губами. Он уже достаточно отрепетировал, как выглядеть более несчастным и жалким.
- Мама приходила… каждый день. Она плакала. Из-за меня…
- …Простите меня. Я больше так не буду. Я наконец понял… какую боль причинил вам.
Отец по-прежнему не переступал порог. Было непонятно, причина в нём самом или в воспоминаниях о покойном дяде. Хэсу вспомнил выражение лица, которое часто появлялось у того покойного дяди. Медленно подняв голову, он расплылся в смутной улыбке, уголки губ поползли вверх. Он стоял спиной к свету, поэтому не мог ясно разглядеть лицо отца, но чувствовал, что оно сильно исказилось.
- Я буду жить… смирно, как брат. Больше не доставлю вам хлопот. Простите меня.
Хэсу напряг уголки губ, которые предательски дрожали. Он улыбался, изображая лицо доброго, несчастного ребёнка. Слёзы, навернувшиеся на глаза, застилали зрение. На лице отца тоже читалось смятение.
- Но… у меня, правда, нет ни одного друга, кроме Урима… Поэтому… я так боялся его потерять.
- Если не станет и Урима… я… останусь совсем один…
Он даже не пытался сдержать прерывистое дыхание. Он знал, что слёзы ручьями стекают по его щекам, но продолжал улыбаться влажными от слёз губами. Этот метод просто должен был сработать.
- Я буду… брать пример с Урима. Правда. Стану жить… как все обычные… люди.
Всё время, пока он, всхлипывая, несёл эту бессвязную речь, отец не произнёс ни слова. Он молча наблюдал, как его сын, в конце концов, разрывается от рыданий, а затем повернулся и вышел. Едва дверь с грохотом захлопнулась, искажённое плачем лицо Хэсу расслабилось.
Что ж, на этот раз это должно было подействовать.
Медленно переведя взгляд, он украдкой посмотрел на камеру наблюдения, что следила за ним. Ощущая на себе безжалостный стеклянный глаз объектива, Хэсу уткнулся лицом в ладони. Словно всё ещё пытаясь подавить не утихающие рыдания.
И спустя несколько дней Хэсу услышал две приятные новости: что теперь он может покинуть особняк и жить в больнице, и что всё - от операции Урима до его реабилитации - теперь будет под контролем компании «Хэым». Для него это была невероятно радостная весть.
Хэсу с невинной улыбкой сказал отцу. Он и сам чувствовал, что его глаза сияют ярче, чем когда-либо.
- Я правда постараюсь жить хорошо. Обычно.
Отец избегал смотреть Хэсу в глаза. Неизвестно, потому ли, что вспоминал дядю, или потому, что больше не хотел иметь с ним ничего общего. Так или иначе, теперь Хэсу хорошо понимал, почему необходимо вести себя смирно.
- Если ты снова устроишь что-то, что будет нелегко исправить... Мы просто так это не оставим.
Что его семья называла «трудным для исправления» делом? Возможно, это был страх, что Квон Хэсу может кого-то убить. И он не мог дать им уверенности, что этого не случится. Ведь его родители всегда говорили, что в жизни ни на шаг нельзя предугадать, что будет дальше.
Если его старший брат, будучи сверстником, хоть как-то умел с ним обращаться, то родители - нет. Да и не похоже, что они этого хотели.
Поэтому, когда нужно было остаться наедине, они всегда брали с собой секретаря или телохранителя. Не доверяя Хэсу ни на грош, они при первом же разговоре об университете первым делом протянули ему расписку. В ней говорилось, что если он устроит непоправимый скандал, то будет беспрекословно подчиняться их решениям.
Для него это не было угрозой. Держась лишь за одну мысль - заполучить повседневную жизнь Чин Урима в свои руки, - Квон Хэсу с трудом смешивался с людьми. Он неуклюже подражал другим, совершал ошибки. Каждый день был полон неудобств и раздражающих моментов, но это было терпимо.
Однако то, что Чин Урим раскрыл свои чувства, стало неожиданным поворотом событий.
- Такие слова... обычно говорят тому, кого любят.
На неловко улыбающемся лице Урима читалось напряжение. Хэсу хорошо понимал значение этих намёков. Любовь. Чин Урим говорил о любви.
Но разве чувство под названием «любовь» не имеет предела? Разве не любовью было всё: родительская нежность к ребёнку, братская привязанность, чувства, что испытывают те, кто стеснительно улыбаясь, признаются друг другу, становясь парой, и, более того, сама причина, по которой Урим занимался шорт-треком? Чем же заканчивалась та любовь? Уходом, отвержением, лишь доказывая, что всему есть предел.
Но между Квон Хэсу и Чин Уримом не может быть предела. Более того, этот мир не приемлет даже таких поступков, как порез запястья ради Урима… Уж тем более, стать партнёрами одного пола было бы слишком опасным выбором.
- Обычно парни не встречаются с парнями.
Услышав эти слова, лицо Урима побелело. Это было мучительно, но ничего нельзя было поделать. Они должны были оставаться незаметными для чужих глаз, выглядеть как самая обычная пара друзей. Остаться вместе на всю жизнь под именем «обычных друзей». Ведь это был единственный способ, которым Квон Хэсу мог оставаться рядом с Чин Уримом.
Даже отказав в этом признании, они остались друзьями. Хэсу, конечно, догадывался, что на душе у Урима было иначе, но, в конце концов, это был выбор, позволивший им надолго остаться друг с другом.