Тающий шоколад
Больше переводов в ТГ канале - Short_Story
Том 5. Экстра 1.2
- С каких это пор я «начальник Чэ»...
Из телефонной трубки донёсся голос, полный презрения. Шин Гён с безразличным лицом вышел из комнаты и закрыл за собой дверь.
Он сел на диван в гостиной, уставившись на закрытую дверь, и развалился, широко расставив ноги. Из-под халата виднелся возбуждённый член. Вскоре он зажёг сигарету, и в его ушах раздался голос Чэ Бомджуна из Австрии.
- На сколько лет ты сейчас настроен?
- Я в то время был начальником отдела?
Как только Чэ Бомджун перестал быть секретарём, он обрёл свободу. Оставив лишь слова: «просто исправно выплачивайте дивиденды», он уехал за границу вслед за Со Хэйюном. Пока он приводил в порядок своё имущество, он отложил регистрацию брака, и при переводе оставшихся активов пришлось заплатить огромный налог на вывоз капитала. Хорошо, что Со Хэйюн его остановил, иначе, если бы он, как хотел Чэ Бомджун, зарегистрировал брак сразу после свадьбы в США, возможно, половина его состояния улетела бы.
В общем, после того как он обрёл такую свободу, Чэ Бомджун начал говорить с ним на «ты», как в школьные годы. Поскольку более пятнадцати лет он слышал почтительное обращение, поначалу Шин Гён не мог привыкнуть, но сейчас это было естественным. Теперь между ними не было ничего, кроме отношений друзей, братьев и семьи.
- Не перегибай палку. Не доводи ребёнка до слёз.
- Я это делаю, потому что хочу посмотреть, как он плачет.
- Что, выставляешь себя психопатом?
- Кладу трубку. В следующий раз не бери.
Проигнорировав его возражения, он положил трубку. Шин Гён перевернул телефон, который продолжал звонить, и медленно затянулся сигаретой.
При воспоминании о том, как тот сначала с подозрением, а затем с растерянностью отреагировал на этот вопрос, в уголках его губ невольно появилась улыбка.
Всё это было запланировано ещё с момента их визита в больницу вчера. «Как бы повёл себя Юн Хи Су, если бы я потерял память? Неужели он воспользуется возможностью и сбежит?» - так началась эта нелепая шутка, порождённая абсурдным подозрением.
Но, вспоминая его дрожащие, расстроенные глаза, когда он спросил, близки ли они, похоже, он бы так не поступил. Любопытство было удовлетворено, и на этом можно было бы остановиться, но почему-то ему не хотелось этого делать.
Он давно не использовал вежливую речь с Юн Хи Су наедине. Его лицо, внимательно прислушивающееся к каждому его слову, было настолько милым и очаровательным, что ему захотелось поиграть с ним ещё немного.
«Я уже объяснил ему ситуацию. Пошлю директора Чхона, думаю, он прибудет завтра, так что потерпи ещё денёк». 10:04
«Если вдруг состояние ухудшится, свяжись с Сонхвой. Я уже спать, больше не звони XXX Пожалуйста» 10:05
Чхон Седжу не приедет. Эти сообщения означали, что через день эта шутка закончится, и Юн Хи Су нужно просто потерпеть. Это также был намёк на совет знать меру.
Ему не нравилось, что в трудной ситуации Юн Хи Су позвонил Чэ Бомджуну, и не нравилось, как тот разговаривал с ним, как с младшим братом, но то, что у Юн Хи Су так много людей, которые о нём заботятся, было прежде всего хорошо для самого Юн Хи Су.
Нужно было воспринимать это рационально, а не эмоционально. Шин Гён собрался с мыслями.
Он потушил догоревшую сигарету, снова поднял телефон и направился обратно в спальню. На его лице уже застыло выражение, имитирующее настороженность.
Юн Хи Су, сидевший на кровати и смотревший в окно, вздрогнул и вскочил на ноги, когда Шин Гён вошёл. Было 10 утра, и солнце над Южным морем светило ярче, чем в Сеуле.
Из-за этого сквозь белую футболку отчётливо проступали форма и розовый оттенок его сосков. Вытянутые ноги и колени ниже коротких шорт казались наполненными цветочным соком, и кончики пальцев, щиколотки и пятки были не менее прекрасны. Весь розовый Юн Хи Су выглядел невероятно похотливо, даже просто стоя на месте.
Хотя так было всегда, Шин Гён, как это ни смешно, почувствовал себя неловко.
«Шин Гён, называющий Чэ Бомджуна начальником отдела», - это тот Шин Гён, которого Юн Хи Су не знал. Другими словами, чужой человек. И перед этим чужим он стоял в такой неприличной одежде.
Шин Гён искренне нахмурился, усомнившись в верности и моральных устоях своего возлюбленного.
- Начальник Чэ сказал, что мы с «вами» - любовники.
Юн Хи Су, вздрогнув от слова «вами» и опустив уголки глаз, вышел из-за кровати. Шин Гён смотрел на его белое лицо, смотрящее на него снизу вверх, и спросил с недоумением:
- И вы обычно ходите так распутно одетым?
В конце вопроса он поднял руку и коснулся груди Юн Хи Су. Пройдя по выступившим соскам сквозь белую футболку, он увидел, как по лицу Юн Хи Су, нахмурившемуся от слова «распутно», промелькнула головокружительная волна удовольствия.
Это были те самые соски, что он всю прошлую ночь держал и сосал своим ртом. Юн Хи Су всё ещё был очень чувствительным, иногда, если поиграть с его грудью, он мог кончить, даже не касаясь своего члена. Выражение его лица, погружённого в наслаждение, мало чем отличалось от того, что он только что показал от его прикосновения. Почему он ведёт себя так развратно перед незнакомцем?
- Неужели я связался с таким... распутным человеком? - пробормотал он.
Шин Гён медленно провёл взглядом от пальцев ног Юн Хи Су, которые ему захотелось пососать, до его лица. Юн Хи Су выглядел ошеломлённым. Глупо уставившись, он моргнул, затем фыркнул и начал спорить:
- Э-э-эту одежду купили вы, и э-э-это тоже...!
Он покраснел и указал на свою грудь. Ткнув пальцем в чётко выступившие бугорки сквозь белую футболку, он зажмурился и крикнул:
- Это ты сделал меня таким! Что значит распутный, что значит развратный? Это ты превратил меня в такого...
Обращение «ты» ему очень понравилось. От капризного тона, звучавшего даже обиженно, на его губах готов была появиться улыбка. Но Шин Гён старался контролировать выражение лица и наклонил голову. Для психопата притворство было слишком лёгким делом. Всё, что ему нужно было делать, - это просто копировать других.
То, что он сейчас изображал, было главным героем дорамы, которую Юн Хи Су смотрел в прошлом году вместе с Сонхвой и Шин Юджин. Тот главный герой, который потерял память, пытался бросить героиню и уйти, но из-за необъяснимого влечения стал одержим ею.
- Хорошо. Давайте предположим, что это я сделал вас таким.
- Нет, что значит предположим? Не предположим, а на самом деле...!
- Но как бы то ни было, я вряд ли учил вас ходить в таком виде перед другими.
- Я... учил вас... стоять так... перед незнакомцем?
Отчеканивая каждый слог, Шин Гён дотрагивался до Юн Хи Су кончиками пальцев. До его розовых щёк, до распухших губ, до сосков, выпирающих сквозь футболку, до низа штанов, надетых без нижнего белья.
От этих тычков лицо Юн Хи Су покраснело, словно вот-вот взорвётся, затем, запинаясь, он уставился на Шин Гёна.
- Ч... что это за вздор? Какой ещё незнакомец... Изначально вы не незнакомец. Какая проблема в том, что я так веду себя перед вами?
- А разве вы не знаете? Мы... мы в одной комнате... в таком виде!
Юн Хи Су был полон решимости. Он указал на свободный халат Шин Гёна, словно собираясь ответить ему тем же, и нахмурил брови, словно говоря: «Что за чушь вы несёте?»
- Господин председатель, даже если вы не знаете, кто я, я-то знаю, кто вы! Ещё вчера ночью мы зани... зани...
Он не мог закончить фразу, и Шин Гён закончил за него, отчего тот сделал шокированное лицо, словно говоря: «Какой же ты бесстыдник!» Затем на его лице, смотрящем снизу вверх, медленно появилось подозрение. Его белые щёки надулись, он выпятил губы, словно говоря: «Я тоже не дурак», и окинул бесстрастное лицо Шин Гёна взглядом.
- Вы сейчас дурачитесь, чтобы обмануть меня.
- А что я получу, обманывая вас? Вы не выглядите стоящим чего-то особенного.
«Вы». «Не стоящим». Слова, явно способные ранить сердце Юн Хи Су, но он не чувствовал никакой вины.
Ведь сейчас Шин Гёну было тридцать лет. Он должен был быть обычным психопатом, неспособным учитывать чувства Юн Хи Су.
Погружённый в актёрскую игры, Шин Гён продолжал свои язвительные оценки.
- Судя по всему, кроме миловидного личика, на вас и смотреть больше не на что. Почему же я с вами связался? Где мы встретились? На встрече выпускников Корейского университета?
- ...Я не учился в Корейском университете.
- Тогда вы из зарубежного университета? Гарвард? Йель? Браун?
- Или, может, Пекинский университет?
Все эти места не имели никакого отношения к Юн Хи Су. Задетый за живое, Юн Хи Су надул губы и украдкой отвел взгляд. Тема «университетов», наводившая на мысли о поступлении через пожертвования, всё ещё вызывала у него подавленность.
- Но это не так уж важно, правда?
Тем не менее, не желая казаться подавленным, Юн Хи Су так же украдкой парировал и контратаковал:
- Но разве вы в том возрасте, чтобы ходить на встречи выпускников?
Как мило. Юн Хи Су, следя за его реакцией, не осмеливался грубо противоречить и лишь робко возражал.
Шин Гён молча улыбнулся, приподняв уголок губ, затем подошёл и сел в кресло у окна. Прислонившись к спинке и закинув ногу на ногу, он заметил, как взгляд Юн Хи Су упал между его ног, а затем поспешно поднялся вверх. По-настоящему неприличное поведение. Шин Гён пообещал себе отругать его, когда память вернётся.
- Сколько мне сейчас лет? Насколько я знаю, на встречи выпускников ходят даже после семидесяти. Вы хотите сказать, что я старше этого возраста? А то я зеркало не видел.
- ...Н-нет, не это. В общем...
Хотя это была похвала, Юн Хи Су, казалось, предчувствовал, что последуют другие слова, и сузил глаза, приближаясь. Глядя на всё ближе подходящее лицо, Шин Гён отчитал своего непутёвого юного возлюбленного.
- Ни умственной утончённости, ни стойкости, ни целомудрия. Неужели, кроме этого милого личика, вам нечего больше предложить? Может, попробуете убедить меня, почему я с вами связался? Я не могу этого понять.
Шин Гён уже наполовину сбросил маску нормального человека, но Юн Хи Су до этого не додумался. На его лице было выражение осознания того, как же безумно вёл себя Шин Гён при их первой встрече.
С немного оскорблённым, а возможно, и слегка раненным выражением лица Юн Хи Су смотрел на него. Тот факт, что он мог так легко отпускать слова, которые обычно никогда бы не произнёс, объяснялся тем, что Шин Гёну сейчас тридцать. Не испытывая никаких сомнений, Шин Гён спросил Юн Хи Су:
- Неужели правда больше ничего?
- А что вы будете делать, если ничего нет?
- Не знаю. Если память никогда не вернётся, придётся подумать.
- О чём думать? Вы что, собираетесь со мной расстаться?
У Хи Су теперь было выражение лица, будто он вот-вот заплачет. Его лицо с влажными покрасневшими глазами было до безумия милым. Чувствуя напряжение внизу живота, Шин Гён перекинул ногу на другую сторону. Естественно поправив полы халата, чтобы скрыть возбуждение, он пожал плечами.
- Я не это имел в виду, но вы так поняли? Я лишь хотел сказать, что подумаю над причиной, по которой я с вами связался.
- Судя по тому, что вы сразу заговорили об этом, не вы ли, Юн Хи Су, думали сбежать при первой же возможности, если я потеряю рассудок?
Создав ситуацию, когда его неизбежно поймут неправильно, Шин Гён задал встречный вопрос. Юн Хи Су окаменел от последовавшего вопроса, а затем, стиснув зубы, уставился на него. На его белом и милом лице начали проявляться гнев, упрямство и обида. Шин Гён быстро понял, что Юн Хи Су, выражаясь грубо, «взбесился».
«Ах, это опять новое для него выражение лица». Хотя они провели вместе так много времени, он всё ещё иногда показывал новые стороны, поэтому не было причин прекращать эту по-детски глупую шутку.
Скрывая своё удовольствие, Шин Гён дал Юн Хи Су возможность высказаться. Однако была одна вещь, которую Шин Гён не учёл: за долгое время, проведённое вместе, и получив так много любви, Юн Хи Су теперь умел не только огрызаться.
Когда Шин Гён его дразнил, у Юн Хи Су было достаточно выходов для того, чтобы выговориться и получить утешение, и к тому же он верил, что, что бы ни случилось, Шин Гён будет любить его. Это была истина, которая не изменится до самой его смерти.
И именно так выглядит чувство предательства, проистекающее из такой прочной веры.
- Вы уверены, что готовы нести ответственность за эти слова о том, что «подумаете»?
Сейчас Юн Хи Су был тем, кто мог спросить не «как ты смеешь говорить мне такое?», а «ты точно обдумал свои слова?».
От неожиданного ответа Шин Гён приподнял бровь. Уставившись на его удивлённое лицо, Юн Хи Су чётким голосом предупредил:
- Да, я поступил в университет по блату, и работу получил по протекции, и, э-э, у меня и правда есть только лицо, так что если не хотите встречаться, так и скажите.
- Тогда я пойду к маме и попрошусь жить к ней...
Шин Гён прекрасно знал, что та «мама» была не биологической матерью Юн Хи Су, а Сонхвой. Что же ему делать с этим наглым Юн Хи Су, который заявляет, что если он скажет «ты мне не нравишься», то пойдёт жить к его маме?
Но прежде чем он успел начать размышлять, Юн Хи Су повернулся.
- Поговорим позже. Подумайте хорошенько. Я оставлю вас в покое.
Не дав ему возможности ответить, он вышел из комнаты. И вдобавок, словно подросток, хлопнул дверью.
Тут он наконец почувствовал, что что-то пошло не так, но Шин Гён не был тем человеком, кто сразу же мог одуматься, будучи способным на сожаление и раскаяние. Напротив, он лишь задавался вопросом о поведении Юн Хи Су.
«Сейчас я - тридцатилетний Шин Гён».
Истина, подразумеваемая в этом утверждении, не важна. Важнее было то, что Юн Хи Су знал этот «факт», чем то, что вся эта ситуация была искусственной.
Мир Шин Гёна вращался вокруг Юн Хи Су. Поэтому, если тот считал его тридцатилетним, Шин Гён и должен был стать по-настоящему тридцатилетним.
И поскольку у тридцатилетнего Шин Гёна не было и капли человечности, обретённой через Юн Хи Су, такое поведение было логичным.
Так почему же Юн Хи Су рассердился? Разве он не должен жалеть меня? Стороной, демонстрирующей неправильную реакцию, был Юн Хи Су, так почему же у него на душе стало так неприятно?
Шин Гён сидел в комнате с закрытой дверью, тихо размышляя, затем подошёл к тумбочке, взял свой телефон и позвонил Чэ Бомджуну. Было 11 утра, в Австрии уже больше 4 часов ночи, но ему было всё равно. Тот не ответил. Он снова нажал кнопку вызова. И снова не ответил.
После сороковой попытки ему наконец удалось заставить Чэ Бомджуна ответить на звонок.
- Когда ты уже в психушку ляжешь, ёбаный психопат.
Он ругался низким голосом, разбуженный. Игнорируя его слова, Шин Гён спросил:
- Кажется, Юн Хи Су рассердился.
Чэ Бомджун вздохнул, словно ожидал этого.
- Ты шутишь? Прошло меньше часа с тех пор, как я сказал тебе знать меру.
- Но сейчас я - тридцатилетний Шин Гён.
Голос Бомджуна, выкрикнувшего это с возмущением, в следующий момент стал очень тихим.
- Прости, Хэйюн. Я скоро вернусь. Спи.
«Похоже, Со Хэйюн проснулся. Вот зачем было кричать?» Шин Гён с презрением цокнул языком, а Чэ Бомджун на том конце провода фыркнул, словно это было невероятно абсурдно.
- Ты сейчас мне... Ах. Ладно, просто иди и быстро извинись.
- Что значит «за что»? Извинись за то, что пошутил.
«Ну, это же примерно того же уровня, что и его обычные шутки». Шин Гён задумался, в чём же была его большая ошибка. Чэ Бомджун, словно читая его мысли, спросил:
- Что ты ему сказал, что он уже рассердился?
- Я отругал его за то, что он ходит так развратно перед другими.
- Что? Он что, разделся и вышел на улицу?
- ...Неужели этот «другой» - ты?
Чэ Бомджун пробормотал, словно действительно не понимая. Однако, как и подобает человеку с долгой историей дружбы, он быстро понял ход мыслей Шин Гёна, даже без дополнительных объяснений.
- Ну ты даёшь. Если не понимаешь, просто подойди и притворись, что не знаешь. Спроси, что случилось. Чёрт, ты что, школьник?
Не в силах сдержать недоверие, он спросил с искренним любопытством.
- Тебе обязательно так открыто демонстрировать перед ним, что ты псих?
- Я и раньше про себя так думал, когда был с тобой.
Действительно, Чэ Бомджун теперь выплёскивал наружу ругательства, которые раньше держал в себе. Конечно, для Шин Гёна это не имело никакого значения.
Он думал, что, перестав быть секретарём, ему больше не придётся заниматься «очеловечиванием» Шин Гёна, но оказалось, что это не так.
Из-за того, что он был другом, братом и семьёй психопата, в четыре часа утра в отеле, в 8600 километрах от Кореи, Чэ Бомджун должен был объяснить ему, почему Юн Хи Су рассердился.
Чэ Бомджун сказал, что, даже учитывая потерю памяти, его слова были слишком жестокими. Когда Шин Гён возразил, что ему тридцать лет и он как раз тот человек, который может делать такие заявления, Чэ Бомджун, скрежеща зубами, спросил, что это за метод актёрской игры такой, и заявил, что они оба уже слишком стары, чтобы играть в кино.
Затем он сказал, что если бы Юн Хи Су узнал, что он говорил такую ерунду в здравом уме, то разозлился бы ещё сильнее, поэтому лучше сделать вид, что это был бред во сне, или же встать на колени и умолять о прощении. Конечно, оба совета были ему неприятны.
- Да, да. Делайте как знаете, господин председатель.
В конце разговора Чэ Бомджун уловил его скрытые мысли. Несколько раз повторив это раздражённое «делай как знаешь», он положил трубку.
Чэ Бомджун, который казался не больше чем носком или полотенцем для ног Со Хэйюна, видимо, тоже был ему не особо полезен. Шин Гён швырнул телефон на кровать и встал. Было бы лучше встретиться с Юн Хи Су и поговорить.
Однако, когда он открыл дверь и вышел, его встретила пустая гостиная. Недолго думая, он снова поднял телефон.
Проверив приложение, показывающее расположение биочипов, он увидел одну движущуюся точку в удалённом месте курорта. Юн Хи Су спускался по пешеходной тропе к пляжу.
Он не знал, что тот зашёл так далеко. Шин Гён, чувствуя раздражение, взял одежду, оделся и вышел из комнаты. Он спустился на лифте и пошёл по той же тропе, что и Юн Хи Су, вскоре выйдя к лестнице, ведущей на пляж.