Настолько плохой
Больше переводов в ТГ канале - Short_Story
Экстра 4. Конец
Дом, в котором Хэйюн должен был прожить год, находился в 16-м округе Парижа, напротив Эйфелевой башни. Хотя он сначала искал варианты поближе к Дефансу - новому району с удобной парковкой, в итоге не смог отказаться от очарования самого Парижа и выбрал квартиру в историческом центре.
К счастью, в этом здании, которому на вид было лет триста, всё же имелся лифт. Правда, построенный лет двести назад, он вмещал от силы одного человека, а низкий потолок делал невозможной перевозку контрабаса. Так что Хэйюн, поселившийся на верхнем этаже, волей-неволей тренировался каждый день, поднимаясь и спускаясь по лестнице. Что ж, хоть какая-то польза.
Парковка была адской, и после уроков он возвращался домой в стрессе, но прогулки по красивым улицам быстро улучшали настроение. Да и соседи, сначала холодные и неприветливые, стали куда добрее, когда узнали, что он играет такую прекрасную музыку…
Спускаясь по лестнице с чехлом за спиной, он столкнулся с одним из соседей, который как раз заходил в лифт.
Непривычное приветствие застряло у него на губах и тут же исчезло. К тому моменту, как он выдавил его из себя, лифт - настоящий памятник архитектуры, который даже не закрывался - уже уехал наверх.
- Что делаешь сегодня вечером? Поужинаем вместе? Только ни слова своему парню!
Сделав вид, что не расслышал этот громкий вопрос, доносящийся с верхних этажей, Хэйюн вышел на улицу. Влажный, прохладный воздух окутал его с головы до ног.
Увидев, как его дыхание превращается в пар, Хэйюн поморщился, крепко застегнул пуговицы тренча и, засунув руки в карманы, быстрым шагом направился к машине. Вчера ему повезло припарковаться рядом с домом - иначе пришлось бы идти пешком минут двадцать, как позавчера, и он бы наверняка слег с простудой. Настолько сегодня было холодно.
- Ты совсем испортил мои привычки.
Как только он завёл двигатель и включил печку, то нажал на кнопку голосового сообщения и продолжил ворчать:
- Ты всегда сам проверял погоду, готовил мне одежду и теперь я совсем разленился. Сегодня ужасно холодно, а я даже не посмотрел прогноз и вышел в одном тренче, как вчера. Ну и кто теперь за это ответит? А? Что ты собираешься с этим делать?
Заведя машину, он поехал в пригород Парижа - Версаль. Профессор Клод Мюзэ жил в доме неподалёку от Версальского дворца. Его распорядок включал чтение после завтрака и прогулки по Большому каналу дворца - для здоровья. Мюзэ, пожилой мужчина, обожал канал и окружающий его парк.
- Быстро решай и перезванивай. До моего приезда.
Хэйюн закончил запись и отправил сообщение Бомджуну. Через несколько минут, пока он ехал в Версаль, раздался звонок из Кореи.
- Хэйюн, ты и правда стал таким растяпой?
- Да! И что ты собираешься с этим делать?
Наглый ответ Хэйюна заставил Бомджуна тяжело вздохнуть, будто перед ним стояла серьёзная проблема. «Не может быть, чтобы наш Хэйюн стал таким…» - но затем он сказал уже серьёзным тоном:
- Что ж, выхода нет. Чтобы вы не чувствовали себя одиноко, мне тоже придётся стать растяпой.
- Почему нет? Если я буду только и твердить, как скучаю, кто знает - может, наш психопат сжалится и отправит меня в парижский санаторий для дурачков.
- Разве не в психиатрическую больницу где-нибудь в глуши Канвондо?
- Если честно, это звучит реалистичнее. Ладно, видимо, мне придётся оставаться в здравом уме.
Пока они обменивались глупыми шутками, замёрзшее лицо Хэйюна постепенно расслабилось. Тёплый воздух печки был ничто по сравнению с тёплым смеющимся голосом Бомджуна. Хэйюн рассмеялся как дурак и спросил о его делах.
- Что делал? Опять завал на работе?
- Да так, ничего особенного. Сейчас собираюсь уходить. Хорошо ли спал прошлой ночью?
«В Париже было 11:47 утра, а в Корее - 19:47. И он «собирается уходить» только сейчас, почти в восемь вечера? Эта чёртова компания действительно перегибает палку. Эксплуатируют людей по полной.» Хэйюн недовольно скривился.
- Я спал отлично. Ты хотя бы поужинал?
- Нет, я умираю от голода. Кажется, один укус твоей попки спасёт меня, ха-а.
- Что же делать… Может, отправить её EMS?
- Сколько дней это займёт? Нужно успеть до моей голодной смерти.
- Сначала оформление в парижском почтовом отделении, потом проверка документов - дней десять, наверное.
Прожив 20 лет в неторопливых Штатах и затем привыкнув за год к невероятно быстрой и точной системе Кореи, Хэйюн столкнулся с катастрофой под названием «французская бюрократия». Сколько же мучений ему доставило оформление визы! Если бы Бомджун не помог ей через консьерж-сервис, действующий по всему миру, Хэйюн, возможно, уже облысел бы от стресса.
- Пожалуй, быстрее будет, если я открою там свою курьерскую компанию.
Смеясь в ответ, Хэйюн продолжил болтать с ним о всякой всячине. Пока они обсуждали дела, Бомджун уже добирался домой, а Хэйюн прибыл в Версаль. К счастью, он сразу нашёл парковку и, довольно улыбаясь, вылез из машины, вставив беспроводные наушники. Достал с заднего сиденья футляр с контрабасом, закинул за спину и спина мгновенно выпрямилась.
Всего в 17 км от Парижа, но в безветренном Версале было ощутимо теплее. Солнечные лучи, пробивающиеся сквозь облака, мягко согревали тело. Закрыв глаза и наслаждаясь редким для начала зимы солнцем, Хэйюн сказал Бомджуну:
- Сегодня у меня хорошее предчувствие. Думаю, репетиция пройдёт отлично.
- Уже по твоему голосу слышно. Сегодня ты полон энергии?
- Сначала было холодно, но здесь нормально.
Как и корейская крепость Хвасон, Версаль был назван в честь местности. «Наверное, дворец построили здесь, потому что место хорошее», - подумал Хэюн и направился к ресторану.
Парковка была проблемой, но таскать контрабас на поезде 40 минут - ещё хуже. Поэтому Хэйюн предпочитал приезжать в Версаль на машине за пару часов до урока.
В любом случае, нужно было поесть и выпить кофе, так что это не казалось ему обременительным. Обед в местном ресторане, наблюдение за людьми за чашкой кофе - всё это снимало стресс и напряжение, подготавливая к занятию.
- Просто сэндвич. Не очень голоден.
- Может, с лососем? Да, пожалуй.
Будучи популярным туристическим местом, район был оживлённым и светлым. Высокие деревья выстроились в ряд, отбрасывая тени на газоны, а под ними гуляли с собаками люди с типично французскими невозмутимыми лицами. Говорят, уровень счастья здесь высок, но почему-то французы казались вечно недовольными обществом. Может, это просто предубеждение.
- Bonjour. Сэндвич с лососем и яблочный сок, пожалуйста.
«Bonjour. Говорят, что это пишется по-корейски как «Бонжур», а читается как «Бонжу», но, честно говоря, когда он слышал, как люди говорят, это звучало и как «Бонжу», и как «Бужу». Поэтому Хэйюн иногда здоровался как «Бужу».
- Дорогой, я только что сказал «бужу», но они поняли как «бонжур». Видишь? Оба варианта правильные.
Сегодня тоже никто не поправил его приветствие. Хэйюн и не подозревал, что среди персонала его зовут «красивым контрабасистом со странным акцентом», и продолжил болтать с Бомджуном.
- Кажется, у вас талант к французскому. Может, наймём преподавателя? Почему бы не выучить его, пока ты там? С практикой прогресс будет быстрым.
- Нет, лень. Когда мне этим заниматься?
Английского и корейского ему хватало. И уж точно не было ни малейшего желания учить французский и свободно говорить на трёх языках.
- Хэйюн… Ты совсем на меня не обращал внимания? Мне обидно. Я слышал даже, сколько ты заплатил.
Когда Бомджун заворчал, Хэйюн куснул губу, осознав оплошность, но тут же нагло отбрил:
- Здесь же туристическое место. Вокруг шумно, вот и не расслышал.
Место, где сидел Хэйюн, находилось в стороне от проспекта и было тихим, но это не имело значения. Всё равно он был в Версале, где стоял знаменитый дворец.
Бомджун рассмеялся над его наглой отговоркой и вскоре попрощался, пообещав перезвонить после душа. Тем временем Хэйюн допил сок и сэндвич, перешёл в более уютное уличное кафе у парка и заказал латте.
Позже раздался ещё один звонок - Бомджун готовился ко сну, а у Хэйюна уже приближалось время урока.
- После занятия оставлю сообщение. Спокойной ночи, любимый.
- Удачного урока, Хэйюн. Люблю тебя.
- Да, я люблю тебя больше всего на свете. Пока.
Он несколько раз поцеловал телефон, прежде чем положить трубку. Эти ежедневные разговоры стирали расстояние, создавая ощущение, будто они рядом. Перебирая кольцо на левой руке, Хэйюн вышел из кафе и направился к дому профессора Клода Мюзэ.
Его дом был скромным особняком неподалёку от садов Версальского дворца. Профессор Клод Мюзэ, чьи дети уже жили отдельно, делил его с пожилой супругой. Восьмидесятилетний мужчина, завершивший в прошлом году курс химиотерапии, теперь сосредоточился на восстановлении.
Когда Хэйюн позвонил в дверь, старик неторопливо вышел ему навстречу. Морщинистое лицо расплылось в улыбке, он широко распахнул дверь.
- Здравствуйте. Хорошо прогулялись?
- Носился, как белка. Птицы так смешно вспархивали, испугавшись!
Хэйюн рассмеялся в ответ на шутку профессора. Из кухни появилась его жена, уже привыкшая к ежедневным визитам Хэйюна. Немного поболтав с ней о цветах, купленных утром, он приступил к занятию.
Программа для конкурсного выступления была определена до полуфинала. Финалисты получали ноты только после прохождения в финал, затем у них было ограниченное время на репетиции с оркестром перед заключительным выступлением.
В день их первой встречи, послушав игру Хэйюна, профессор Мюзэ сказал, что дойти до финала ему будет несложно, но судьбу решит именно совместное исполнение. Он сразу разглядел в Хэйюне необычную эмоциональность и выразительность.
Уроки с ним стали для Хэйюна временем, когда он, сохраняя свою суть, оттачивал мастерство, словно скульптор, убирающий лишнее. Ему это было необходимо - умение отпустить ненужное упрямство, способность отступить, уступить, проявить терпимость.
«Если ты хочешь успеха как солист - мои уроки тебе не нужны. Но если мечтаешь играть в оркестре, как твоя мать, или выступать в ансамблях - будет трудно. Возможно, это вообще невозможно»
Профессор дал ему выбор, и Хэйюн сделал его.
«Ни разу за все время игры на контрабасе мне не было легко.»
Услышав это, профессор усмехнулся. Его взгляд стал отстранённым, будто он вспоминал Ю Джихён из далёкого прошлого, и, сжимая руку Хэйюна, он сказал:
- Твоя мать тоже всегда так говорила. Была еще большим нытиком. Ты знал?
- Вы очень похожи. Даже этот огонь в твоих глазах.
На уроках с профессором Хэйюн узнал много нового о своей матери. О том, что она часто ворчала, несколько раз хотела бросить музыку и что ей было тяжело играть на контрабасе.
Клод Мюзэ говорил, что нужно любить даже эту боль. Что музыкант, любящий безответный инструмент, должен быть готов к этому. Хэйюн согласился. Это была правда.
Так что год с Клодом Мюзэ стал чередой мук. Профессор безжалостно оттачивал Хэйюна, оставляя в нем лишь несколько тлеющих искр, которые позволяли Со Хэйюну оставаться Со Хэйюном, даже когда тот был на грани превращения в пепел.
Это было тяжёлое время, но выдержать его помогали те, кто поддерживал его. Те, кто, несмотря на снег и дождь, всегда оставались рядом и подбадривали его.
- Завтра мне в больницу, так что увидимся послезавтра. Помнишь?
- Да, удачного визита к врачу. Я пойду.
Пока Хэйюн блуждал среди сложных испытаний, время текло медленно, но неуклонно. Незаметно прошла зима, прошла весна, и наступило лето, напоминавшее об айс-американо.
Выйдя из дома профессора, Хэйюн остановился и поднял глаза к небу. Было уже за пять вечера, но солнце светило так ярко, что его лучи не просто согревали, а буквально жгли.
В Корее было уже за час ночи, поэтому вместо звонка Хэйюн просто отправил Бомджуну сообщение, что закончил, и направился к машине. Раздражённый тем, что пришлось оставить её далеко, он пошёл другой дорогой и наткнулся на рынок. Под белыми тентами торговцы с оживлёнными лицами продавали сыры, фрукты, разделочные доски и прочее. Почувствовав тяжесть контрабаса за спиной, Хэйюн задумался, затем свернул к фруктовой лавке.
Он улыбнулся в ответ на приветствие продавца и осмотрел прилавок. Как раз закончились плоские персики, которые он купил в прошлый раз, и фрукты были очень кстати.
Персики, аккуратно уложенные в деревянные ящики, выглядели настолько свежими, что один их вид вызывал сладкий привкус во рту. Хэйюн купил около двух килограммов плоских персиков по 9 евро за килограмм и вернулся к машине. Дорога обратно в Париж была загружена из-за часа пик, и ему пришлось бродить по окрестностям, как бродяга, в поисках места для парковки. В итоге он оставил машину в 15 минутах ходьбы от дома и наконец смог выйти.
С наступлением жары даже прогулка от далёкой парковки до дома начала раздражать. Постояв на тротуаре и уставившись на арендованную машину, Хэйюн с облегчением вздохнул, подумав, что, пожалуй, стоит передвигаться на такси, пока не станет прохладнее.
Он проснулся рано утром, воспользовался этим, чтобы отправиться в Версаль и прогуляться вдоль Большого канала, и теперь чувствовал последствия. Из-за карманников и воров он не мог оставлять инструмент в машине, поэтому в дни, когда приходилось брать контрабас с собой, Хэйюн буквально сливался с ним воедино. С почти 20-килограммовым контрабасом за спиной он прошёл сегодня около трёх километров. Планы были простые: дома вымыть персики, принять ванну и лечь отдыхать. Старым ключом он открыл дверь в здание и вошёл.
Внизу, в холле, его ждал лифт. Решётчатые двери распахнулись, соблазнительно приглашая внутрь, но с контрабасом это было невозможно.
«Это боль от любви» - вспомнились слова профессора Мюзэ. Хэйюн коротко вздохнул, собрал остатки сил и пошёл вверх по лестнице. «Надо было селиться в Дефансе» - мысль о новом районе ненадолго задержалась в голове, но он не хотел отказываться от удовольствия пить кофе и читать книги на площади Трокадеро по выходным.
Намеренно вспоминая только приятные моменты парижской жизни, он с оптимизмом поднялся по лестнице и, добравшись до двери квартиры, едва переводил дыхание. «Придётся обойтись холодным душем вместо ванны» - скорректировал он планы, доставая ключ. Но эти планы полностью рухнули в тот момент, когда он переступил порог.
Поставив чехол с контрабасом на подставку у входа и снимая обувь, он заметил пару кроссовок Бомджуна.
«Я их тут оставил?» Память подводила. Вроде бы он намеренно не убирал их, чтобы чувствовать его присутствие... или всё же убрал на прошлой неделе? Хэйюн, недоумённо наклонив голову, прошёл в коридор. Ведь Бомджун сейчас должен быть в командировке в Дубае…
В тот же миг до его ушей донеслось лёгкое напевание. Плоский персик выскользнул из бумажного пакета и покатился по ковру. Хэйюн, не обращая внимания, почти наступил на него и ускорил шаг. И вот, наконец, перед кухней его взору предстало…
Спина Чэ Бомджуна, готовящего еду в одном лишь фартуке. Над упругими ягодицами (без трусов!) была завязана аккуратная ленточка. Широкие плечи обрамляли милые оборки по бокам бретелей. Когда он пошевелил рукой, переворачивая содержимое сковороды, мышцы спины играли под кожей. Обернувшись с этим потрясающе сексуальным видом, Бомджун лукаво подмигнул.
Они не виделись два месяца. В тот момент, когда взгляд Хэйюна скользнул по неизменно прекрасному Бомджуну, он почувствовал, как тлеющие угли в его душе вспыхивают ярким пламенем. Самый дорогой человек, который делал Со Хэйюна - Со Хэйюном, стоял прямо перед ним.
Казалось, весь этот тяжёлый день был ради этого момента. С покрасневшими глазами Хэйюн бросился вперёд и вцепился в Бомджуна.
- Скучал, скучал, так сильно скучал.
Не переставая шептать это, он покрывал его лицо поцелуями, и вскоре его глаза наполнились слезами. Бомджун с нежностью во взгляде крепко обнял его.
- Я тоже скучал. Урок прошёл хорошо?
Его тёплый голос смыл усталость и горечь поражения, пропитавшие каждую клеточку тела Хэйюна. До конкурса оставалось всего три месяца и эта встреча стала невероятным подарком, который дал ему силы продержаться до самого конца.
Международный конкурс контрабасистов, проводившийся по всему миру, на этот раз принимал немецкий Кёльн - город, где базировался оркестр Гюрцениха, в котором играла мать Хэйюна, Ю Джихён.
Как бы смешно это ни звучало, но с того момента, как Хэйюн узнал место проведения, он почувствовал некий поток судьбы. Это осознание породило навязчивую идею: «Я обязан выйти в финал», - и этот груз давил на его плечи.
Год прошёл в мучительном напряжении. Хэйюн прошёл предварительный отбор, а затем, словно само собой разумеющееся, преодолел отборочный тур и два этапа основного конкурса в Кёльне.
И вот, финальное испытание - первый концерт для контрабаса №3 Кусевицкого.
Четыре финалиста должны были исполнить его с одним и тем же оркестром, порядок выступлений определялся жеребьёвкой. Результаты объявлялись сразу после выступления, с распределением мест.
По злой иронии судьбы, Хэйюну выпал третий номер - время, когда внимание публики обычно ослабевает. Но он знал: если ты достоин победы, твоя игра разбудит даже спящих зрителей.
- Участник номер три. Со Хэйюн…
Объявили его имя, возраст и страну. Хэйюн вытер вспотевшие ладони о брюки и выпрямил спину.
- Удачи, Хэйюн. Я болею за тебя.
Дирижёр, стоявший сзади, шутливо подбодрил его, словно говоря: «Расслабься». Хэйюн напряжённо улыбнулся и поднялся на сцену под аплодисменты. Оркестр, с которым он репетировал, уже занял свои места.
Он поклонился партитуре, затем склонился перед оркестром и занял своё место. Последний поклон дирижёру, взгляд на зал и вдруг его уши будто заложило, он перестал что-либо слышать.
«Я оглох?» - промелькнула ошеломлённая мысль, но его тело, подготовленное к этому дню, действовало на автомате. Когда он провёл смычком по толстой струне для настройки, звук, дарующий ему жизнь, разорвал тишину и вернул его к реальности.
Он очнулся. Конкурс. Финал. Последний рывок. Осознание сжало сердце. Восприятие прояснилось, и Хэйюн настроил контрабас. Всё было в гармонии: воздух, обволакивающий кожу, резонанс, рождённый трением струны и смычка - всё было идеально подготовлено.
Поймав взгляд дирижёра, он увидел его улыбку, прежде чем тот поднял палочку. И вот, с мощного вступления оркестра началась музыка.
Концерт №3 Кусевицкого - произведение, которое он слушал так часто, что оно, казалось, врезалось в душу. Хэйюн положил огрубевшие пальцы левой руки на гриф, а правой поднёс смычок, покрытый канифолью, к струнам.
Как только 15-секундное яркое вступление оркестра стихло, Хэйюн начал играть. Тяжёлые волны звука, рождённые трением струны и смычка, ставших единым целым, наполнили концертный зал.
Затем снова вступил оркестр, и после соло Хэйюна начался настоящий диалог между оркестром и контрабасом-солистом.
Хотя это был его первый конкурс за долгое время, во время исполнения он не чувствовал ничего нового. Скорее, это было похоже на возвращение в прошлое, будто он снова бросил вызов сразу после третьего конкурса.
Настолько близок он стал к музыке. Мелодия концерта, начавшаяся мощно и перешедшая в лирические пассажи, словно опускалась на его жизнь. Сама жизнь превратилась в музыку и текла вместе с ней.
Он отдал всего себя потоку звуков, который, раз пройдя, уже не вернётся. Чтобы не осталось ни капли сожаления, он сжёг всё, растворив в музыке часть себя и отпустив её.
Это было совершенство момента, который, возможно, больше не повторится в жизни.
Пятнадцать минут пролетели незаметно. Аплодисменты оглушили его. Хэйюн вытер вспотевший лоб и выпрямился. Поклонился дирижёру, оркестру, затем зрителям и сошёл со сцены.
- Поздравляю с победой, властелин этой прекрасной ночи.
Анна, последняя участница, ожидавшая своего выхода, подшутила над ним. Коротко стриженная девушка, поздно осознавшая свой талант, была студенткой Кёльнской консерватории. Хэйюн пожелал ей удачи и вернулся в комнату, тяжело опустившись в кресло.
Он был измотан. В голове - пустота. «Я вообще хорошо сыграл? Кажется, где-то ошибся. Держал ли ритм?» Как ни старался, не мог вспомнить.
Ошеломлённый, он провёл рукой по лбу, и тут другой участник, смотревший трансляцию на экране, с улыбкой обратился к нему:
- Первый конкурс? Видно, что волновался.
- О, живёшь, как в первый раз. Это хорошо.
Это был Юань Шуэ, китаец лет сорока. На его счету было уже девять конкурсов, и в этом году он впервые вышел в финал. Уверенный в себе, он уже предрекал себе победу в следующем году.
Беспечная беседа немного ослабила напряжение. Лишь тогда Хэйюн наконец услышал выступление четвёртой участницы - Анны. Её игра была леденяще прекрасной. Слушая её, Хэйюн упаковал контрабас в чехол.
- Давайте поаплодируем самим себе за все старания.
Вскоре Анна вернулась в комнату. Участники обменялись поздравлениями и комплиментами, а затем появился ведущий и собрал их.
- Поднимемся на сцену. Всем удачи.
Хэйюн встал и вместе с другими построился для выхода. Лёгкой походкой они вернулись на сцену, где дирижёр и оркестр всё ещё ждали их. Хэйюн окинул их взглядом, занял своё место и осмотрел зал. Он попросил никого из знакомых не приходить, чтобы справляться с результатами в одиночку, но от одной мысли, что столько людей слушали его игру, сердце наполнилось теплом.
- Пожелаем участникам удачи. Пусть боги музыки благоволят к ним.
Ведущий попросил зал поаплодировать. Даже просто дойдя до финала из сотен, а то и тысяч участников, они заслуживали оваций.
Когда аплодисменты стихли, в зале воцарилась тишина. Ведущий вышел в центр сцены и, не затягивая, вскрыл конверт. Они и так ждали достаточно долго.
- Поздравляем победителя конкурса. Им становится…
Яркий свет, крики и свист оглушили зал. Хэйюн широко улыбнулся. Ах, теперь в его сердце не осталось ничего.
- Ты вернёшься в следующем году?
- Я же сказал - в следующем году выиграю. Верь мне.
- У тебя получится. Я верю в тебя.
Хэйюн твёрдо улыбнулся, и Юань Шуэ, широко ухмыляясь, протянул руку.
- Удачи тебе, где бы ты ни был.
Пожав ему руку, Хэйюн вышел из комнаты с контрабасом за спиной. Из концертного зала доносились звуки анкора - праздничного выступления в честь победы Анны. Это было прекрасно. Без преувеличений. Идеальное завершение вечера.
Поблагодарив сотрудников, открывших ему дверь, Хэйюн вышел из концертного зала. Окрестности оперного театра на берегу Рейна были непривычно безлюдны. Оглядевшись, он нашёл укромное место, чтобы выкурить сигарету, и зашагал туда.
У старой кирпичной стены он достал сигарету, зажёг её и глубоко затянулся, выпуская дым вместе с тяжёлым вздохом. Погружённый в мысли, Хэйюн уставился в землю и вдруг в поле зрения попала пара аккуратных мужских туфель.
Звук шагов, остановившихся перед ним, был знакомым. Сердце ёкнуло где-то глубоко внутри, и Хэйюн поднял голову. Перед ним стоял элегантный мужчина в идеально сидящем костюме и пальто, его утончённое лицо озаряла улыбка.
Это появление казалось сном, но Хэйюн знал - это реальность. И его третье место на конкурсе, и неожиданная лёгкость на душе, и этот человек перед ним - всё было правдой.
Хэйюн поднял руку, нежно коснувшись щеки Бомджуна. Тот тихо улыбнулся, поцеловал его ладонь и прошептал в ответ:
Конкурс начался три часа назад. Несмотря на просьбы не приезжать, не смущать его, Бомджун прилетел на другой конец света и ждал у оперного театра все эти часы.
Он всегда отдавал всего себя без остатка. Хэйюн мог бы и не узнать, что тот тайком пробрался внутрь, но представил, как этот дурак нервно расхаживал перед оперным театром в ожидании. Глаза мгновенно наполнились слезами. Боясь, что Бомджун поймёт их неправильно, он попытался улыбнуться сквозь влажные ресницы. Тот внимательно посмотрел на него и осторожно спросил:
Снова отрицательный ответ. Только тогда Бомджун расслабился, слегка улыбнулся и поднял руки. Осторожно прикрыв ладонями его щёки, он посмотрел в глаза и задал последний вопрос:
Вот что значили эти слёзы. Хэйюн заранее знал, что победа будет трудной. Но теперь награды больше не имели значения, поэтому он мог отпустить результат.
Главное, чего Хэйюн хотел добиться на этом конкурсе - это соревноваться, отдавая все силы, верить в себя в процессе, пройти через оценку других и при этом не сломаться от результата.
Всё это стало плодом веры в самого себя. Теперь Хэйюна было не сломить. Он больше не сомневался в себе. И мог твёрдо идти по выбранному пути.
Со Хэйюн не мог стать Ю Джихён.
Со Хэйюн был просто Со Хэйюном.
- Пойдём поедим что-нибудь вкусное?
- Не уверен. Может, просто зайдём туда, где больше всего народу?
Раньше такой результат поверг бы его в отчаяние, но теперь он оставался спокоен. Он стал настолько крепким, что даже лёгкое сожаление можно было стряхнуть за вкусным ужином. И всё благодаря мужчине рядом. С самым нежным и любящим человеком на свете Хэйюн мог преодолеть любые невзгоды.
Сжимая большую тёплую руку, он позвал его с безграничной нежностью.
Неожиданный вопрос заставил Чэ Бомджуна остановиться. Его лицо светилось волнением. Он сглотнул, несколько раз облизнул губы, не в силах сдержать радость, и наконец спросил с дурацкой улыбкой:
- Ты правда позволишь мне стать Со Бомджуном?
С весёлым смехом Хэйюн взял Бомджуна за руку, и они зашагали прочь. Их шаги не имели определённого направления, но какая разница, куда идти, если он ведёт? Рядом с ним любое занятие казалось бы счастьем, от которого можно умереть.
- Как насчёт костюмов? Какой цвет тебе нравится?
- На мне же всё хорошо сидит, разве нет? Надену то, что останется.
- Тогда я возьму чёрный. А ты - белый смокинг, ведь ты самый красивый.
В их серьёзном обсуждении сквозило волнение. Ощущение обручальных колец на соединённых руках приносило ни с чем не сравнимое удовлетворение. Даже победа в конкурсе не подарила бы такого покоя в душе.
Концерт закончился, но счастливый день только начинался. Хэйюн шагал рядом с Бомджуном, готовый провести время, ценнее любого трофея. Вскоре двое скрылись в повседневной суете города, оставив оперный театр позади. Их бок о бок идущие тени были точь-в-точь как у супругов.