Тающий шоколад
Больше переводов в ТГ канале - Short_Story
Том 1. Глава 6
Мои слёзы прервали поток событий, но извращённые забавы мужчины на этом не закончились. Он держал меня до самого рассвета, пока моя задница не онемела от боли, а голос не сорвался от стонов. В процессе я окончательно убедился, что у мужчины вуайеризм. Извращенное сексуальное влечение, когда нравится подглядывать за кем-то.
Его статус «господина председателя» и пентхаус за миллиарды, казалось, не позволяли ему опускаться до низменных преступлений. Поэтому он довольствовался наблюдением за чужими сексуальными играми или созерцанием чужого смущения в зеркале.
Но приносило ли ему это достаточно удовольствия? Я ни разу не видел, чтобы он кончал. Вчера было то же самое. Его глаза, смотревшие на меня, задыхающегося, светились искренней радостью, но его член оставался твёрдым, так и не кончив.
Что, если просмотр моего секса с Бомджуном тоже его не удовлетворит? Насколько далеко мне придётся зайти ради более сильных ощущений?
Одних только размышлений на эту тему было достаточно, чтобы перегрузить мозг. Зато это отвлекало от ненависти к моему проклятому телу, которое так легко откликалось на его прикосновения. Что до слов Ким Чжихуна о том, что я в итоге стал продажным... Я решил закопать эту мысль поглубже. Сейчас она была бесполезна. Ярость всё равно ничего не изменит.
Думай только об одном, Хи Су...
Убаюкивая себя, я наконец заснул, когда солнце уже стояло высоко. Проснулся в кромешной тьме. Не желая вставать, я долго смотрел на огни города, пока урчание живота не напомнило о себе. Как смешно. Даже в моменты страданий и размышлений о жизни и смерти это тупое тело требовало еды.
Но в этом была и доля облегчения. Мои болезненно чувствительные сексуальные реакции, вызывавшие у меня отвращение к себе, оказались всего лишь инстинктами - такими же, как голод.
Неважно, кем был мой отец или сколько людей переспало с моей матерью. Это не имело ко мне никакого отношения. Не потому что во мне течёт их кровь, не потому что мне суждено подставлять задницу, а просто потому что моё тело естественно реагировало на стимуляцию. Возможно, оно было чуть чувствительнее, чем у других. С этой мыслью стало немного легче.
Я встал, принял быстрый душ. Синяки на теле уже почти сошли. За исключением жёлтых пятен, кожа выглядела относительно чистой. Только соски, которые он кусал и сосал, всё ещё были красными и опухшими, а на шее остались яркие следы, как от клубники. Я потёр их рукой, но, смутившись, просто поскорее оделся.
Вытер голову наспех и вышел в гостиную. Дом, будто ничего и не происходило, был безупречно убран, без намёка на присутствие людей. Облокотившись на кухонный остров, я осмотрел кухню и гостиную. Что-то было не так.
В этом доме бывали только трое: мужчина, Бомджун и я. Теперь, пожалуй, можно добавить ту женщину, но она, кажется, появлялась редко. Так или иначе, я никогда не видел здесь никого, кроме них. И всё же дом всегда оставался безупречно чистым.
Диван, вчера заляпанный моей спермой, блестел, как новый. В мусорном ведре, куда я выбрасывал упаковки от доставки, не было ни пылинки. Палочки для еды, которые мне жалко было выбросить и я положил в ящик у раковины... Их тоже не было.
Он убирается сам? Вряд ли. Или здесь работает уборщица? Но когда? Ночью? Я часто ворочался без сна, но никогда не слышал ни звука.
Размышляя об этой странности, я взял планшет. Долго выбирал, наконец заказал пиццу и острые крылышки. Пока ждал, лёг на диван и включил Netflix. Сосредоточиться не получалось. Я не понимал, как могу спокойно смотреть сериалы в том самом месте, где вчера происходило это. Но сидеть и плакать было ещё бессмысленнее - эти мысли бились в голове, как мячики.
- Здравствуйте! Пиццу принесли...
Эмиттер снова проигнорировал моё приветствие. Иногда я сомневался, не глухой ли он. Обычно после нескольких попыток люди всё же отвечают...
Я угрюмо вернулся в гостиную и начал жевать пиццу, но почувствовал лёгкий запах гари от начинки. Это была печная пицца, и, похоже, что-то подгорело - запах стал настолько отвратительным, что есть дальше было невозможно. Заказывать снова? Я уставился на оставшиеся шесть кусков, и вдруг в голове мелькнула мысль.
Я не просто ел, спал и бездельничал весь день. План подружиться с охранником и сбежать при первой возможности всё ещё был в разработке, и у меня были и другие идеи.
Одна из них - навредить себе, чтобы попасть в больницу. Я не решался, потому что подозревал: мужчина, пожалев денег, просто швырнёт мне какую-нибудь мазь. Боялся и худших последствий, если поймают на симуляции.
Но что, если... если я действительно попаду в больницу не по своей воле или по уважительной причине? Даже если не смогу сбежать, он ведь не станет злиться? Судя по его поведению, вряд ли.
Мозг заработал на полную. Начиная строить первый конкретный план побега, я совершенно забыл одну важную деталь: он выкупил мой долг.
Наконец решившись, я встал, достал сковороду из-под раковины, положил в неё вонючую пиццу и поставил на индукционную плиту. Коробку от пиццы и бумажные полотенца я подсунул под края сковороды, отключил ограничение максимальной температуры, выкрутил огонь на максимум и убежал в свою комнату. Сердце бешено колотилось.
Почему я не додумался до этого раньше?
Если сработает пожарная сигнализация из-за дыма, охрана или пожарные точно придут проверить. Эмиттеру придётся открыть дверь, и раз людей будет несколько, я смогу либо попросить о помощи, либо сбежать в суматохе.
Пальцы дрожали. Время тянулось мучительно медленно. Подгорит ли пицца? Пойдёт ли дым? А если нет? Загорятся ли полотенца? Я не был уверен, но сковорода-то металлическая, а бумага... деревянная, наверное... Должна загореться.
Как только эта мысль возникла за дверью завыла пожарная сигнализация.
Сердце бешено колотилось, будто вот-вот выпрыгнет из груди. Казалось, я умру от сердечного приступа раньше, чем приедут пожарные. Глубоко дыша, я наконец задумался о маршруте побега.
Я не знал, где ключи от мотоцикла. Без документов, кошелька и ключей я не мог вернуться в общежитие. Лучшим вариантом была защита полиции, но корейские полицейские не отличались особой добросовестностью. Я уже не несовершеннолетний, и если я начну без доказательств рассказывать, что мужчина и Чэ Бомджун убили Ким Чжихуна и держат меня взаперти, меня примут за пьяного.
На мгновение мелькнула мысль о службе доставки, но возвращаться туда было безумием.
Босс вряд ли оставил бы меня в покое после нескольких дней молчания. А вспомнив, что он - дядя Чжихуна, я почувствовал себя ещё хуже. «Ты Чжихуна не видел?» - если он спросит меня об этом, что я смогу ответить? Лучше вообще не сталкиваться с ним.
Но куда тогда идти? Осознание, что мне некуда бежать, помутило зрение.
Я схватился за голову, пока пожарная сигнализация продолжала реветь. Затем послышался звук льющейся воды. Видимо, сработали разбрызгиватели из-за дыма.
Скоро приедут пожарные. Охрана тоже поднимется, а Эмиттер наверняка уже с кем-то связался.
Если мужчина или Бомджун прибудут раньше, у меня есть оправдание: «Пицца остыла, я хотел разогреть её, но ненадолго зашёл в комнату и уснул». Поверят ли мне? Хотелось бы. Нет, лучше бы первыми пришли другие - тогда не придётся оправдываться.
И вдруг что-то насторожило. По ощущениям, прошло минут десять-двадцать с момента сигнала... но снаружи не было ни звука.
Я хорошо знал этот район - много разъезжал здесь с доставками. Пожарная часть находилась прямо через мост от жилого комплекса, и доехать сюда можно меньше чем за пять минут.
Это был новое здание, возведённый всего несколько лет назад, поэтому сигнал тревоги должен был моментально поступить в службы, а управляющая компания уже наверняка была в курсе. В детстве, когда я жил в обычной квартире, из-за подгоревшей лапши приезжали три пожарные машины - в таком элитном комплексе система реагирования наверняка была куда совершеннее.
Ноги дрожали от беспокойства. Я стиснул зубы, но в конце концов не выдержал и осторожно вышел из комнаты. В коридоре была гробовая тишина. Электричество было отключено, и путь освещали лишь аварийные лампы. Гостиная и кухня представляли собой жалкое зрелище - всё, от телевизора до дивана, было затоплено.
Ледяная вода хлюпала под ногами, и тогда до меня дошло.
Ошеломлённый, я стоял в эпицентре потопа, лихорадочно соображая. Не могло быть, чтобы сигнал не поступил. Значит, если сработала пожарная сигнализация и включились разбрызгиватели, но никто не приехал - это означало, что кто-то помешал охраннику и пожарной службе вмешаться.
Они не хотели, чтобы кто-то вошёл в дом? Даже если из-за пожара я сгорю заживо - им всё равно, лишь бы никто не проник внутрь? Или... что, если мужчина уже всё знает?
Я нервно кусал губы. Если верно последнее, мне стоило бояться немедленной расправы. Не зная, что делать, я замер - и вдруг в прихожей послышались шаги и зажёгся свет.
Тело напряглось. Хотелось сбежать обратно в комнату, но я колебался, не зная, как мужчина отреагирует на этот беспорядок. Если он не догадывается, что я сделал это намеренно, то мой вид - запершегося в комнате, пока дом превращается в болото, будет выглядеть крайне подозрительно. Я сглотнул и посмотрел в сторону коридора, ведущего к входной двери.
Это был Чэ Бомджун. Мужчину видно не было. Не знаю, к счастью или к несчастью, но облегчение явно перевешивало. Бомджун, как всегда проницательный, сразу это заметил. Щёлкнув языком, он направился на кухню, не снимая туфель.
- Ты рад, что господин председатель не приехал?
Его интонация была неоднозначной.
Чэ Бомджун, осмотрев гостиную и кухню, подошёл ко мне. С каждым его шагом раздавалось хлюпанье воды. Слегка поморщившись, но с видом, будто это пустяк, он равнодушно произнёс:
- Господин председатель занят и не сможет приехать несколько дней. Он велел передать тебе кое-что.
Кхм-кхм, - прочистив горло, Бомджун имитировал мягкий голос мужчины: - Малыш, хорошо повеселился с огнём?
- Если упадёшь здесь, разобьёшь голову.
Он поддержал меня, когда я пошатнулся. Затем цокнул языком, явно разочарованный, и подтолкнул меня в сторону комнаты:
- Уйди с дороги, я убираюсь. Ты мне мешаешь.
- Я думал, ты хорошо адаптируешься, а ты умудрился такую большую проблему создать.
Я покорно отступил под его укоризненным тоном. Ощущение провала отошло на второй план перед нахлынувшими вопросами:
Я осмотрелся в поисках камер - ни в коридоре, ни где-либо ещё не было видно ни одной. Может, их спрятали? Это тоже часть его вуайеризма? Я вздохнул, жалея себя за то, что не подумал о камере, пошел в свою комнату и закрыл дверь.
Да и его слова «рад, что господин председатель не приехал» звучали как намёк на его ярость... Хотя, конечно, после такого бардака разозлиться - нормально для человека.
В любом случае вывод был один: я провалился.
Чтобы прийти в себя, я несколько раз шлёпнул себя по щекам и прошелся по комнате. От страха перед гневом мужчины сон не шёл, да и голод давал о себе знать. Тем временем за дверью стоял шум - Бомджун что-то громко говорил, раздавались глухие удары. Из любопытства я приоткрыл дверь и высунул голову - и тут же встретился взглядом с Бомджуном, стоявшим в коридоре со скрещёнными руками.
Покорно кивнув на его раздражённую реплику, я снова закрыл дверь.
Делать было нечего, и в итоге я лёг на кровать. Утоляя голод водой и бегая в туалет, я, кажется, ненадолго уснул. Когда стук в дверь разбудил меня, Чэ Бомджун уже стоял внутри. В одной руке он держал коробку с пиццей и смотрел на меня с выражением крайнего изумления.
- Говорят, собачья жизнь - лучше не придумаешь.
Я попытался отрицать, но он явно не поверил. Бомджун усмехнулся и вышел из комнаты. Казалось, он ожидал, что я последую за ним - я быстро поднялся и вышел. Гостиная и кухня были безупречно чисты. Но хотя всё было сухим и аккуратным, следы произошедшего оставались повсюду.
Например, гостиная теперь состояла только из стеклянного стола - диван исчез. Стены оголились без телевизора. На кухне не было ни холодильника, ни плиты. Я озирался по сторонам, словно готовились к переезду, когда Бомджун поставил коробку с пиццей на кухонный остров и сказал:
- Мебель и технику привезут завтра. С 10 утра до полудня не выходи из комнаты. Пообедай заранее или после 12. Постарайся вести себя прилично, хорошо?
Его грубоватый тон разительно отличался от того, как он говорил в присутствии мужчины. Я угрюмо кивнул, затем осторожно спросил:
- А у тебя всё-таки мозги работают? Раз догадался - может, теперь оставишь эти глупости?
Так и есть. Мысль о том, что камеры, скрытые от глаз, засняли всю мою идиотскую затею, вызывала жгучий стыд.
Я покорно кивнул. Бомджун постучал пальцами по коробке. Посыпались его обычные язвительные комментарии:
- Развлекался с огнём и строил планы - наверное, проголодался. Господин председатель велел тебя накормить.
Я открыл коробку. Внутри была та же пицца, что я заказывал ранее. Аромат сыра и томатов ударил в нос. Живот урчал - я украдкой взглянул на Бомджунa и откусил кусок. На этот раз не было запаха гари.
Новая техника и мебель заполнили дом. Телевизор чуть меньше прежнего, диван с мягкой тканевой обивкой, пушистый ковёр, так и манящий поваляться.
В этой череде изменений, казалось бы, направленных на комфорт, мужчина, как и говорил Чэ Бомджун, несколько дней не появлялся дома. Я весь сжался в ожидании грозного наказания, но, когда никто так и не приехал, начал потихоньку расслабляться. Именно в этот момент, когда я, наевшись заказанного на обед мороженого, дремал на диване, раздался голос:
Рука, гладящая мои волосы, была ласковой. Зимнее солнце, пробивавшееся сквозь окно, было жарким, как летнее, и я с удовольствием прижался щекой к прохладным пальцам, вытирающим капли пота у меня на лбу. Тихий смех, и снова шёпот:
- Показательные выступления оставь на потом. Сейчас время для наказания. Просыпайся.
От его безэмоционального голоса я мгновенно пришёл в себя. Открыв глаза, я увидел мужчину, склонившегося надо мной. От его пальто и костюма чувствовался зимний холод - он только что вернулся. Я тут же поднялся и поклонился:
Фраза, видимо, ему понравилась - он кивнул и погладил меня по голове. «Подожди немного», - сказал он, встал и направился в свою комнату. Видимо, собирался принять душ.
Он здесь... Я выпрямился на диване, растирая сонные глаза, как вдруг услышал шорох сзади. Обернувшись, я ожидал увидеть мужчину, но это был Чэ Бомджун. С довольным видом он размахивал папкой с документами и спросил:
Вспомнив день, когда впервые видел эту папку, я почувствовал раздражение. Откуда мне знать? - хотелось сказать, но я сдержался и лишь пожал плечами. Бомджун усмехнулся. С его-то лицом он наверняка никогда не слышал, что выглядит нелепо, но зрелище было неприятным.
Я уставился на него, недоумевая, чего он хочет, как вдруг за моей спиной открылась дверь комнаты мужчины. Бомджун, заметив, как у меня округлились глаза, быстро отошёл и встал у дивана.
Мужчина появился, сняв только верхнюю одежду - на нём были рубашка и брюки от костюма. Как и в прошлый раз, он сел на диван, закинул ногу на ногу и кивком подозвал Бомджуна. Теперь, приглядевшись, я заметил лёгкую усталость на его лице. Стараясь не раздражать его, я насторожился, ожидая новой порции информации. И на этот раз Бомджун обрушил на меня удар сильнее, чем с теми 280 миллионами.
- Встроенный холодильник Chef Collection корейского производства - 12,07 миллиона вон. Высокомощная индукционная плита немецкого производства - 5,84 миллиона. Кашемировый ковёр из Индии, временный, так как нужного цвета не нашлось - 11,9 миллиона. Диван из временной коллекции французского дизайнера Arland, поскольку оригинал изготовляется на заказ - 28,82 миллиона. Вместо 140-дюймового телевизора, который сейчас трудно достать, временный 100-дюймовый 8K телевизор корейского производства - 14 миллионов. Из мелочей: два барных стула для кухонного острова - 2,3 миллиона, пульт от кондиционера - 30 тысяч, две пары домашних тапочек - 370 тысяч. Итого сумма, которую Юн Хи Су должен возместить немедленно...
- ...составляет 75,53 миллиона вон, но округляем до 75,5. Вместе с долгом в 280 миллионов, который выкупил господин председатель, ваш общий долг теперь - 353,3 миллиона вон.
Голова гудела. Что этот тип вообще несёт?
- П-подождите, я... не совсем понимаю...
Заикаясь, я попытался переспросить. Бомджун усмехнулся. Мужчина молчал, скрестив ноги. Его лицо со слабой улыбкой было таким же, как всегда - невозможно было понять, о чём он думает.
- Временные вещи будут пересчитаны, когда придут новые. Стоимость продажи подержанных предметов вычтут из долга, а цена новых - добавится. Ковёр, скорее всего, будет стоить на 2–3 миллиона дороже. Диван на заказ обойдётся примерно на 30 миллионов дороже временного - итого около 35. Телевизор добавит ещё 6 миллионов. Так что, когда всё пересчитают, общий долг составит примерно 398... Ну, округлённо - 400 миллионов вон.
Цена за мою глупую попытку побега оказалась непомерно высокой. Один неудачный поджог - и 280 миллионов волшебным образом превратились в 400. Пока я переваривал слова Бомджуна, внутри образовалась пустота. Абсурдность и несправедливость лились из этой дыры бесконечным потоком. Часть меня хотела возмутиться - разве это вообще адекватные расчёты? - но, поскольку я сам напросился, возражать было нечего. Просто... было обидно.
Если бы они не держали меня здесь, ничего этого бы не случилось... Это уже перебор. Пока я стоял с опущенной головой, Бомджун ушёл.
Пока я глотал комок обиды, меня вдруг охватило любопытство. Какое выражение было на лице у мужчины? Радовался ли он моему несчастью или презирал меня как глупца, самолично загнавшего себя в ловушку? Осторожно подняв глаза, я встретил его равнодушный взгляд - ни единой эмоции, в отличие от моего смятения. И в этот момент чувства, копившиеся, как грозовые тучи, прорвались наружу. Как ты можешь оставаться таким невозмутимым?
- Почему вы... так со мной обращаетесь?
Я устал от самооправданий. Почему это произошло именно со мной? Чем я провинился перед тобой? Какое преступление совершил, чтобы заслужить такое абсурдное наказание?..
Самое несправедливое было в том, что всего этого можно было избежать, если бы меня здесь не держали. Вся моя обида теперь была направлена на него.
Я стиснул зубы, сдерживая слёзы. Глаза горели, но как он и просил, я не заплакал. Впиваясь ногтями в бедро, я спросил:
- Это... из-за того, что случилось с Ким Чжихуном? Боитесь, что я кому-то расскажу? Поэтому держите меня взаперти? Если это так, то... пожалуйста, поверьте мне хоть раз. Я никому не скажу. Отпустите меня... Если же это... не поэтому...
Голос сорвался. Я так и не смог спросить: «Вам правда нравится моё лицо?» Если бы это было правдой, мне оставалось лишь терпеть - пока он не устанет от меня.
Мужчина сохранял каменное выражение, молча наблюдая, затем протянул руку. Я вздрогнул, ожидая удара, но боли не последовало.
Его пальцы коснулись моей щеки осторожно, но в голосе, всегда таком мягком, теперь чувствовалась опасная грань.
- Я тебя бил? Делал тебе больно? Я дал тебе кров, кормил, доставлял удовольствие – почему ты так говоришь?
Его речь была странной. Разве удушение - не удар? Разве принуждение к мастурбации, а затем домогательства - не причинение боли?
Он говорил так, будто всё, что делал, было ради моего блага. И при этом его лицо оставалось абсолютно серьёзным, непоколебимым. Казалось, он даже не догадывался, что его действия причиняли мне страдания. Ощущение, будто мы находимся в одном пространстве, но он - в совершенно другом мире.
И в этот момент в памяти всплыл эпизод. Его безучастное лицо, когда он смотрел на бьющегося в конвульсиях Ким Чжихуна. То, как он душил меня, целуя, а на следующий день спокойно спрашивал, хорошо ли я спал. По телу пробежали мурашки - меня осенило.
- Хи Су, мысли здраво. Я несу за тебя ответственность, я хорошо к тебе отношусь, и в твоей ситуации нет ничего плохого. Почему ты хочешь уйти из этого дома? Совершенно не понимаю. Поэтому я зол.
Мужчина не испытывал ни капли сочувситвия к моим чувствам. Он не понимал, что я боюсь его, как боялся Ким Чжихун, не осознавал, что держит меня взаперти. Наоборот, он считал, что... защищает меня.
Возникло множество мыслей, но главный вопрос был: действительно ли Ким Чжихун мёртв? Если в тот день его не убили, то вполне возможно, что мужчина искренне не понимал масштаба моего ужаса.
- Ответьте мне на один вопрос.
Мне срочно нужно было знать правду. Чтобы понять, насколько я должен бояться и остерегаться его, мне нужно было точно знать, что случилось с Чжихуном.
Даже если тот был для меня мусором, лучше было бы, если бы он остался жив, чем осознавать, что мужчина - бесчувственный убийца. В этот момент я отчаянно надеялся, что Чжихун жив. Осторожно наблюдая за реакцией мужчины, я спросил:
- Что случилось с Ким Чжихуном? Тогда, у двери...
Мужчина приподнял брови при этом имени, но, судя по всему, понял, о чём я, только после уточнения. Постукивая пальцами по подлокотнику, он позвал Бомджуна. Тот появился из прихожей, и мужчина спросил:
- Где сейчас тот наглый ублюдок?
Где? Эти слова прозвучали так, будто Чжихун жив. Сердце бешено заколотилось.
Если он не мёртв, то, может быть...
- А, и в Янъяне наверняка есть.
Лёд пробежал по жилам. Пока Бомджун говорил, в голове всплывали образы, и запах крови, ударивший в нос, когда мужчина снял шлем, вернулся с новой силой. Я не выдержал. Ук... Тошнота подкатила к горлу, и я бросился в комнату, но успел услышать, как мужчина бормочет у меня за спиной:
- Ах... Я ещё даже не прикоснулся, а уже тошнит.
Его шутка была неуместна, но голос звучал смертельно серьёзно. Этот контраст пугал ещё больше.
- Может, воображаемая беременность?
Бомджун тоже был не в себе. Оставив их, я ворвался в ванную и обхватил унитаз. Во рту было горько и кисло. Желудочный сок хлынул наружу, словно кто-то выжимал мои внутренности.
Зрение затуманилось, и щёки стали мокрыми. Мне было страшно. Эти двое, спокойно обсуждавшие такое, пугали меня до дрожи. А, тогда тот парень... Мысль о том, что однажды и я стану темой их беседы, леденила кровь.
Тошнота прошла, но я даже не пытался вытереть измазанное лицо, просто уткнулся головой в колени. Слёз больше не было, но тело тряслось. Успокоиться не получалось. Было такое чувство, будто я держу смерть в своих объятиях.
В какой-то момент раздался его голос. Но я не мог поднять голову. Хотя понимал, что должен отреагировать, тело не слушалось. Пусть он не видит меня. Пусть не знает, что я здесь. Но это были пустые надежды. Холодные пальцы коснулись шеи, скользнув по позвонкам.
Его твёрдый тон усилил дрожь. Его дыхание рядом, его тепло - голова кружилась. С трудом подняв лицо после глубокого вдоха, я увидел его.
Мужчина, переодевшийся в халат, словно только что принявший душ, смотрел на меня с бесстрастным выражением лица. Его пальцы осторожно коснулись моего измученного лица. Прикосновение было таким нежным, что трудно было представить, будто он когда-нибудь убьёт меня. Контраст между тем, что он сделал с Чжихуном, и тем, как обращался со мной, был огромен. Непроизвольно я открыл рот:
Голос звучал как рыдание. Он смотрел на меня с выражением жалости. Потом спросил:
Я кивнула. Мне было страшно. Я схватила мужчину за руку и взмолилась:
- Оставьте меня в живых. Я буду слушаться. Я не хочу умирать. Я буду вести себя тихо. Не делайте этого...
Он обнял меня. Я тоже обнял его, запертый в этих огромных руках, ожидая ответа. И молил, молил снова. «Оставьте меня в живых, пожалуйста. Не убивайте...» Он улыбнулся, словно находил мои действия милыми, и, наклонившись, прижался губами к моим волосам.
- Не переживай. Раз уж я подобрал такую милую и прелестную вещь - я обязан о ней заботиться.
Его слова немного успокоили меня, но не принесли полного облегчения. Как долго я еще буду казаться красивым в его глазах? Что сделать, чтобы оставаться милым? Я хотел жить. Хотел выжить.
- Хи Су, убить эту собаку было ошибкой. Это был несчастный случай, и проще оказалось просто избавиться от тела, чем везти в больницу.
Ошибка. Несчастный случай. Избавиться. Убийца говорил это таким мягким, спокойным голосом.
- Если будешь послушным, с тобой такого не случится.
Это прозвучало зловеще. Это была прямая угроза: не послушаешься - убью. Все мое тело задрожало, как осиновый лист. Тогда мужчина сильнее сжал руки, обнимая меня. Он был страшен, но его запах, проникающий в самую глубину легких, был просто теплым и уютным.
Сейчас у этого мужчины нет намерения убивать меня. Нужно было максимально использовать эту его слабость. Я прижался щекой к его груди. Кожа, коснувшаяся меня сквозь разрез халата, была невероятно твердой.
- Т-тогда п-пожалуйста… не ошибитесь со мной… Не причиняйте мне боли… Я правда буду послушным…
Я сам не понимал, что лепечу. Просто, раз он назвал убийство Ким Чжихуна ошибкой, мне захотелось умолять не повторять этого.
Мужчина рассмеялся. Он отпустил мою талию, взял за подбородок и приподнял моё лицо. Его глаза больше не были пустыми.
- Думал, ты совсем ручной, а в тебе есть дерзость.