Мне суждено умереть
Больше переводов в ТГ канале - Short_Story
Экстра 1
Начался бесконечный сезон дождей.
Моё лето, когда-то залитое жарким солнцем, с какого-то года стало влажным и мрачным. Это лето не стало исключением. Это лето - не исключение. Каждый день с неба льёт как из ведра, и выйти куда-то просто невозможно. Я использовал погоду как предлог, чтобы откладывать важное решение.
Но больше так нельзя. Я понял: время не бесконечно, а расставания всегда приходят неожиданно. И потому сегодня утром, когда туман сгустился так, что не видно было ни на шаг вперёд, я наконец принял решение.
Встревоженный взгляд уставился на меня, будто ждал этого.
Мои слова повисли в воздухе, как последние сомнения, и Санг крепко обнял меня.
- Если ты так решил - не буду останавливать. Возвращайся скорее.
Оставив тёплые проводы позади, я оказался у Собора Чондон. Скрип. Я открыл потертую дверь и вошёл в зал - передо мной была опрятная фигура пожилого человека в сутане. Как безжалостно время. Когда-то он казался мне таким же надёжным, как отец, а теперь выглядел таким… маленьким.
Он только закончил молитву, и его спокойные глаза дрогнули, увидев меня. Наверное, подумал, что раз незнакомец пришёл в такой ливень - случилось что-то серьёзное. Я почувствовал лёгкую настороженность и поспешил улыбнуться.
- Простите, что пришёл без предупреждения, отец. Вы очень заняты?
- Нет-нет. Как раз закончил готовиться к мессе. Проходите.
Пока я шёл за ним в приёмную, в голове стоял такой же шум, как и дождь за окном. Я ведь пришёл с твёрдым решением сказать всё, но всё ещё колебался - видимо, всё-таки волновался. Боялся реакции священника после откровений.
Я снял мокрую верхнюю одежду и сел на диван. Он мягко начал разговор:
- К счастью, автобусы ещё ходили.
Конечно, я приехал не на автобусе, а с помощью Ключа Ноя, но он этого не знал.
- В такую бурю обычно не ездят… Видно, Господь вас направил.
После лёгкого смешка воцарилась тишина. Священник не торопился спрашивать, зачем я пришёл. Наверное, долг духовника - дать человеку время собраться с мыслями перед исповедью.
От напряжения мои сцепленные пальцы стали влажными. Не понять - то ли это дождь, то ли холодный пот.
- Я пришёл, чтобы поговорить о прошлом.
- Ну… о том времени, когда Санг жил в детском доме.
Его спокойные, обычно невыразительные глаза вдруг округлились.
- Симеон рассказывал вам о своём прошлом?
- Да. А, и кстати… я Хаджае. Отец.
- Ах, вот как. Хаджае. Видно, тот ребёнок вам очень доверяет.
На его лице появилась довольная улыбка.
- Симеон с детства не раскрывал душу даже мне, и я всегда волновался…
Мысль о том, что мне придётся разрушить этот покой, заставила меня замешкаться.
Даже после того, как всё встало на свои места, я сомневался. Стоит ли раскрывать свою истинную сущность единственному человеку, кроме Санга, который знал Йохана? Можно ли теперь, после того как я ушёл, оставив лишь прощальное письмо, сказать: «Я - Йохан»? Я всё ещё не знал ответа.
Санг говорил: «Он уже похоронил Йохана в своём сердце - лучше не говорить». Я тоже не хотел лишний раз шокировать священника, учитывая его возраст. Но вдруг мне пришла мысль:
- Как Симеон? Летом он всегда плохо спит.
- К счастью, в последнее время спит хорошо.
Для него заботиться о других так же естественно, как дышать. Но что насчёт его переживаний за Йохана? Я знаю, как мучительно ждать человека, о котором нет вестей. И потому, ради него - того, кто до сих пор молится за Йохана, - я должен был раскрыть правду.
- У вас остались старые фотографии?
Он достал альбом с полки за диваном. Грубая надпись шариковой ручкой казалась такой далёкой. Видно, альбом не открывали годы - страницы слиплись, и при перелистывании раздавался звук, будто идёшь по старому линолеуму. Но фотографии сохранились хорошо.
- Вот Симеон, когда он только к нам попал. Совсем не похож на нынешнего, правда?
- Ха-ха, да. Выглядел на три года младше сверстников.
Взгляд, прячущийся от камеры в углу, рост намного ниже, чем у других детей, плечи, напряжённые от страха. Раньше я думал лишь о том, какой он хрупкий, но теперь, зная, каким он вырос, чувства смешались. Затем мой взгляд упал на мужчину рядом с ним.
- Наш волонтёр. Всегда улыбался, был добр к детям.
- Кажется, он и Симеон были близки?
- Ещё как. Как утёнок за матерью - ходил за ним по пятам.
Рядом с Сангом, словно тень, всегда стоял мальчик. Прямой взгляд в камеру, широкая улыбка, странно грустные глаза. Детское лицо было знакомым, но в то же время чужим.
То лицо, о котором соседи твердили, что оно - вылитая мать, теперь можно увидеть только на фотографии. Когда-то я радовался этому сходству, когда-то ненавидел, а в итоге - стал скучать. И сейчас, увидев его после стольких лет, я почувствовал странную радость.
Я тихо разглядывал фотографию и пробормотал, будто разговаривая сам с собой:
- Вы помните его? Того Йохана.
- Не забыть. Но… однажды он внезапно ушёл из собора, и с тех пор о нём ни слуху ни духу.
- Не знаю. Он был таким чутким ребёнком - думал, хоть записку оставит…
Он крепко сжал губы и тихо взял в руки чётки.
- Говорят, отсутствие новостей - хорошая новость, но когда нет вестей, мысли всё равно склоняются к худшему.
На его строгом лице появилась лёгкая улыбка.
- Я просто молюсь, чтобы он был счастлив - здесь или у Господа.
Его слова о том, что он «похоронил Йохана в сердце», были искренними. Может, и правда лучше оставить всё как есть - пусть не узнаёт, что я Йохан. Я уже собирался передумать, но он поднял голову и посмотрел мне прямо в глаза:
- Но если после всех этих лет ожиданий мы встретимся… я хотел бы извиниться перед ним.
- Перед тем как решиться уйти, он, наверное, долго мучился - а я так и не смог понять, что у него на душе.
Обида, разочарование - это то, что он должен был испытывать. Но он, оказывается, хотел извиниться. Перед тем неблагодарным малышом, который исчез на рассвете, оставив лишь записку. Он сожалел, что не смог понять его чувств. Хотя никто не дал ему ни намёка, он всё равно винил себя.
- Ох, ну вот. Чай бы предложить - а я опять забыл. Минуточку.
Я смотрел, как он торопливо кипятит воду в чайнике, и мои бурлящие мысли понемногу успокаивались. Чего я вообще боялся? Он всегда был удивительно проницательным человеком. Даже если я случайно разбивал любимый горшок, он первым делом спрашивал, не поранился ли я… Так чего же я так боялся?
- Зелёный чай подойдёт? Или растворимый кофе?
- Как ваша спина? Та травма, когда вы упали на лестнице…
- В дождливые дни, как сегодня, немного ноет…
Его добродушный смех, заполнивший комнату, вскоре резко оборвался. Даже в наступившей тишине «виновный» не мог вымолвить ни слова. Я сложил руки и ждал, пока он, не скрывая растерянности, повернулся ко мне.
- У вас есть кто-то, кто поможет наклеить пластырь вместо меня?
Едва я договорил он выронил чайный пакетик. «Неужели…» - его шёпот, будто говоривший сам с собой, отчётливо прозвучал у меня в ушах. Затем он осторожно, шаг за шагом, подошёл ближе и прикоснулся к моей щеке.
Отец Питер, словно не веря своим глазам, бережно провёл пальцами по моему лицу. Его руки дрожали, будто у человека, вышедшего на мороз. Я слегка улыбнулся - и сомнение на его морщинистом лице постепенно сменилось уверенностью.
Я молча кивнул, и он крепко обнял меня. Раньше он мог запросто поднимать тяжёлые мешки с рисом, но теперь, обняв его после стольких лет, я почувствовал, как он исхудал. То ли время виновато, то ли я просто вырос.
Но его голос, произносящий моё имя, по-прежнему был глубоким и тёплым.
Будто вернулся в тот день, когда ушёл, даже не попрощавшись.