Средневековая философия
September 12, 2018

Фома Аквинский

Фома Аквинский, происходивший из знати Неаполитанского королевства, предпочитал мирные радости науки авантюрной жизни феодального барона и, несмотря на сопротивление со стороны отца, поступил в монашеский орден доминиканцев. Похищенный братьями во время отъезда из Италии в Париж, Фома содержался узником в замке своих отцов. По прошествии двух лет ему всё же удалось убежать и поселиться в Кельне слушателем прославленного философа-схоластика Альберта Великого. Он стал его восторженным учеником и страстно предался изучению Аристотеля. С этих пор все помыслы Фомы Аквинского сосредоточились на том, чтобы познакомить христианский Запад с аристотелевской философией по греческому тексту и особенно с Физикой и Метафизикой, которые существовали до сих пор только в латинском переводе, сделанном с арабского языка. Возвратившись впоследствии на родину, Фома умер в 1274 году, едва имея 50 лет, после жизни, целиком посвященной науке и размышлению.

Философия обязана Фоме Аквинскому целым рядом трактатов, относящихся к Метафизике Аристотеля, а его «Сумма теологии», мало-помалу вытеснившая «Сентенции» Петра Ломбарда, стала основой преподавания догмата в католической Церкви.

Сам Фома Аквинский не считал свою философию оригинальной и утверждал, что стремится лишь к точному воспроизведению основных идей Аристотеля. Однако он облёк аристотелевские мысли в новую, средневековую форму, чья своеобразность поднимала её до ранга самостоятельного учения. Идеи и категории Фомы Аквинского отчасти заложили основу философского языка Нового времени.

Согласно Фоме, философия в собственном смысле («первая философия») имеет своим предметом бытие как таковое. Есть два вида бытия: материальные предметы, существующие объективно, реально, и субстанции, идеальные сущности. Большинство последних, подобно первым, состоят, как учил и Аристотель, из формы и материи. Есть всего лишь одна простая сущность или чистая форма без примеси материи: Бог.

Как материя, так и форма представляют собою бытие. Отличаются они друг от друга тем, что форма существует в действительности, а материя – только в возможности, реализуемой посредством формы. Вообще материя и есть все то, что может быть, все то, что существует в возможности.

Смотря по тому, представляет ли собою возможная вещь субстанцию (первооснову) или акциденцию (одно из многих возможных проявлений первоосновы), философия Фомы Аквинского проводит различие между materia ex qua aliquid fit («материей из которой что-либо возникает», субстанцией в возможности) – и materia in qua aliquid fit («материей, в которой что-либо возникает», акциденцией в возможности). Materia ex qua не существует сама по себе, materia in qua существует, как существо относительно самостоятельное. Форма и есть то, что придает бытие вещам. Смотря по тому, представляет ли собою вещь субстанцию, или акциденцию, мы имеем дело или с субстанциальной формой, или с акциденциальной формой. Соединение материи с формой Фома Аквинский называет происхождением, которое в свою очередь является субстанциальным и акциденциальным. Все формы соединяются с материей, индивидуализируются в ней и образуют отдельные предметы и понятия – роды, виды, индивидуумы.

По философии Фомы Аквинского, только одна форма из форм, т.е. Бог, не соединяется ни с какой материей; в ней нет ни происхождения, ни порчи. Чем несовершеннее форма, тем более она стремится увеличить число индивидуумов (отдельных проявлений), реализующих ее; чем форма совершеннее, тем меньше у неё индивидуаций. Форма из форм, Бог, уже не образует вида, который можно было бы разложить на отдельные индивидуумы, а представляет собою цельное существо, в котором различия лиц беспрерывно сливаются в единстве сущности. Так как один только Бог является чистой формой, без материи, а, следовательно, и без несовершенства (ибо материя – это, в сущности, нереализованная возможность, то, чего еще нет, отсутствие, недостаток бытия), то один Бог и есть совершенный и полный разум, смысл всех вещей. В нем заключается абсолютная истина, ибо он сам есть истина.

Истина, развивает далее мысль Фома Аквинский, есть согласие между мыслью и её предметом. В человеке согласие это существует в большей или меньшей степени, но никогда в совершенной полноте. Никогда у человека оно не достигает абсолютного тождества; никогда в его уме мысль не сливается с предметом мысли. Между познанием и его предметом всегда существует более или менее значительный промежуток. В Боге же идеи не только точно воспроизводят вещи, но даже идеи Бога и суть сами вещи. С точки зрения человека сначала существуют вещи, а потом он уже о них мыслит. С точки зрения Бога мысль предшествует вещам, которые существуют только потому, что Бог их мыслит и которые существуют такими, какими он их мыслит. Итак, заключает Фома, в Боге нет разницы между мыслью и её объектом; в нем мысль и бытие тождественны. И так как это тождество и есть истина, то Бог и есть сама истина. Из того, что Бог – истина, вытекает, что Бог существует. Ибо невозможно отрицать существование истины, и даже те, которые это отрицают, думают, что они правы, а, следовательно, тем самым утверждают, что истина существует.

Доказательство существования Бога является, согласно Фоме Аквинскому, первой и главной задачей философии; но она никогда не была бы в состоянии её исполнить, никогда бы не была в состоянии даже возвыситься до идеи о Боге, без первоначального Откровения людям от самого Творца и без Откровения от Иисуса Христа. Для того, чтобы человеческий ум был в состоянии устремить свои усилия к своей истинной цели, необходимо было, чтобы с самого начала Бог указал ему на эту цель, чтобы Он сам открыл себя человечеству. Философия хороша и законна только при условии, если она берет Откровение за свою исходную точку и приходит к нему, как к конечной своей цели. Только тогда она – на истинной дороге, когда она ancilla Ecclesiae (служанка церкви, служанка богословия). Фома Аквинский, впрочем, полагал, что истинная философия является и служанкой Аристотеля, поскольку Аристотель, по его мнению, есть предвестник Христа в области науки. Церковь Божия, согласно Фоме, есть цель, к которой стремятся все земные вещи.

Природа представляет собой иерархию, где всякий разряд есть (по тому же аристотелевскому принципу) форма низшего разряда и материя высшего. Иерархия тел завершается природной жизнью человека, которая, в свою очередь, становится основанием и «материей» для высшей, духовной жизни, которая развивается под сенью Церкви, питается её словом и таинствами, как природная жизнь питается хлебом земли. Царство природы так же относится к царству благодати, человек вообще – к христианину, философия – к теологии, материя – к таинству, Государство – к Церкви и император – к папе, как средство относится к цели, зародыш – к законченному существу, возможн��сть – к осуществлению.

Вселенная, состоящая из царств природы и благодати, есть лучший из возможных миров, ибо Бог, полагает Фома, замыслив в своей бесконечной мудрости лучший из миров, не мог сотворить менее совершенный мир, не противореча при этом своей мудрости. Думать, что Бог мог замыслить совершенство, но реализовать несовершенный мир, значит, предполагать противоречие в Боге: противоречие между его знанием и волей, между идеальным и реальным началами вещей – что так же противно для философии, как и для веры. Божественная воля не есть, следовательно, воля безразличия, и свобода Бога, далеко не являющаяся синонимом произвола и ничем не мотивированной воли, тождественна с необходимостью.

Несмотря на кажущуюся противоположность, то же относится и к человеческой воле. Подобно тому, как ум обладает принципом (разум), от которого он не может уклониться без того, чтобы не перестать быть самим собою, и воля имеет принцип, уклониться от которого она неможет без того, чтобы не перестать быть свободною волей: благо. Воля необходимо стремится к благу, но чувственность стремится ко злу и этим парализует усилия воли. Отсюда грех, имеющий своим источником не свободу безразличия или выбора, а чувственность.

Детерминистическая философия Фомы Аквинского напоминает взгляды святого Августина. Но, распространяя свой принцип до самого высшего Существа, чью волю он подчиняет разуму, Фома тем самым освобождает доктрину Августина от всего, что в ней есть оскорбительного для разума и совести. Он в одно и то же время указывает и на апогей развития католической метафизики и на начало её упадка. До святого Фомы Аквинского схоластическая философия уже показывала признаки истощения. При нем и в его лице она поправляется и сияет таким блеском, что перед ним бледнеют самые знаменитые имена. По своей преданности Церкви и её интересам, по философскому дарованию, которое он отдает в распоряжение католицизма, по своей вере в полное согласие догмы с системой перипатетиков, Фома является после святого Ансельма Кентерберийского самым совершенным типом ученого Церкви. Но его вера в гармонию догмата и разума, несмотря на всю её силу, не имеет той юношеской свежести, какая присуща убеждениям святого Ансельма. Это, скорее, вера, создаваемая волей – постоянное усилие энергичной воли в борьбе с той тысячью затруднений, какие выставляет ей размышление. Начиная с эпохи святого Фомы Аквинского разум и католическая вера, официальная теология и философия представляют две разные вещи и доходят до более или менее ясного сознания своих начал и своих специальных интересов. Метафизика еще долго будет вассалом теологии; но, несмотря на это положение, она отныне ведет уже отдельную жизнь, у неё появляется собственная сфера деятельности.

Это появление философии в собственном значении слова получает свою так сказать официальную санкцию в факте учреждения философского факультета в Париже, учреждения, состоявшегося за четыре года до смерти святого Фомы Аквинского. С этого времени начинается упадок схоластики. Сами теологи, а во главе их Иоанн Дунс Скот способствовали ускорению этого упадка.