September 13, 2018

Теории Счастья

Главные кандидаты

Обычно философы разделяют два подхода к счастью: гедонизм и теорию удовлетворенности жизнью. Гедонисты отождествляют счастье преобладанием приятных переживаний над неприятными у конкретного индивида; аналогичного мнения придерживаются гедонисты-благосостояния. Разница между этими видами гедонизма состоит в том, что гедонист относительно счастья не обязан принимать более жесткую доктрину гедонизма-благосостояния. Этот момент отчетливо проявляется в аргументах против ориентации классического утилитаризма на счастье в качестве цели социального выбора. В такого рода аргументах обычно принимается отождествление счастья и удовольствия, но оспаривается идея о том, что счастье должно быть нашей главной или единственной заботой, а зачастую также и мысль, что для благоденствия важно только счастье.

Теории удовлетворенности жизнью отождествляют счастье с позитивной установкой индивида относительно собственной жизни в целом. Эта базовая модель может наполняться различным содержанием, но обычно в ней присутствует некоторое общее суждение, выражающее согласие человека со своей жизнью в целом или её принятие. Это суждение можно выносить более или менее явно, оно может включать некоторого рода аффекты или сопровождать их. Оно также может включать или сопровождать совокупность суждений относительно отдельных элементов и сфер жизни человека.

Третья теория, теория эмоционального состояния, отходит от гедонизма в несколько ином направлении: вместо отождествления счастья и приятных переживаний, она отождествляет счастье с эмоциональным состоянием агента в целом. С одной стороны, в эмоциальное состояние входят те аспекты эмоций и настроений (или, быть может, только настроений), которые агент не переживает в рамках сознательного опыта, с другой стороны, в него не входят такие формы удовольствия, которые прямо не связаны с эмоциональным состоянием индивида. К эмоциональному состоянию также может относиться склонность человека к разного рода настроениям, которая может трансформироваться с течением времени. Счастье, согласно данной позиции, скорее является противоположностью депрессии или тревожности, это некоторое обще психологическое состояние, тогда как гедонистическое счастье противопоставлено лишь неприятным переживаниям. Например, глубоко опечаленный индивид может достаточно успешно отвлекать себя постоянной активностью, чтобы поддерживать в целом приятное существование, и лишь иногда, в момент странной тишины, это существование будет прерываться рыданиями и нервными срывами. Такое положение дел, пожалуй, можно считать счастьем с точки зрения гедонизма, но не с точки зрения теорий эмоционального состояния. Согласно теориям эмоционального состояния, ассоциированные со счастьем состояния могут быть весьма разнообразны, куда разнообразнее, чем подразумевают обыденные представления о настроении и эмоциях. Согласно одному из подходов, счастье включает три широких категории аффективных состояний: во-первых, состояния «принятия», например, радость, а не грусть, во-вторых, состояния «вовлеченности», например, чувство потока или ощущение жизненных сил, в-третьих, состояния «настроенности», например, спокойствие, уверенность, эмоциональную экспансивность в противоположность подавленности. С учетом отклонений от повседневных представлений о «хорошем настроении», данный подход характеризует счастье как «психическое утверждение» или «психическое процветание» в ярко выраженной форме.

Четвертое семейство теорий, гибридные теории, стремятся найти мирное разрешение конфликта между различными интуициями относительно счастья: они отождествляют счастье и с удовлетворённостью жизнью, и с удовольствием, и с эмоциональным состоянием, и с другими состояниями, например, удовлетворенностью конкретной сферой жизни. Наиболее очевидным кандидатом на роль счастья здесь является субъективное благоденствие, которое обычно определяется как комплексная структура, состоящая из удовлетворенности жизнью, удовлетворенности отдельными сферами жизни, а также соотношения позитивных и негативных аффектов. Привлекательность гибридных теорий, главным образом, обусловлена их инклюзивностью: все компоненты субъективного благосостояния кажутся важными, и, вероятно, среди них нет такого, который не подразумевался бы иногда под словом «счастье» в обыденном употреблении.

Методология: выбор теории

Как нам определить, которая из теорий верна? Традиционные философские методы концептуального и лингвистического анализа могут указать направление, продемонстрировав, что некоторые подходы лучше согласуются с обыденным понятием о счастье. Так некоторые исследователи доказывают, что гедонизм не соответствует привычному для нас понятию счастья; скорее, интуиции, которыми обосновывали гедонизм, указывают на теорию эмоционального состояния. Некоторые утверждают, что удовлетворенность жизнью совместима с глубоко негативными эмоциональными состояниями вроде депрессии; так страдающий артист может вообще не придавать значения эмоциям, всем сердцем принимая свою жизнь. Однако называть такого человека счастливым несколько контринтуитивно. В то же время, люди иногда используют слово «счастье» для обозначения состояния удовлетворенности жизнью. Таким образом, теории удовлетворенности жизнью, как представляется, действительно соответствуют некоторым вариантам повседеневного употребления слова «счастье». Проблема в том, что СЧАСТЬЕ напоминает «смешанное понятие», как выразился Нед Блок относительно понятия сознания. Обыденные представления о данном понятии находятся в полном беспорядке. Мы используем это слово для обозначения разных вещей в разных ситуациях, и часто не имеем ясного понимания, что оно обозначает. Это наводит на мысль, что теории счастья должны отчасти иметь ревизионистский характер, и что нам стоит оценивать теории на основании иных критериев, нежели просто соответствие обыденному понятию счастья, т.е., в терминах Самнера, только на основе «дескриптивной адекватности». Один из вариантов другого критерия – практическая полезность: какая концепция счастья наилучшим образом отвечает нашим интересам в отношении данного понятия? Мы говорим о счастье потому, что оно нас заботит. Вопрос состоит в том, почему мы о нем заботимся, и какие психологические состояния в объеме обыденного понятия лучше всего объясняют эту озабоченность. Даже если не существует простого ответа на вопрос «Что такое счастье?», может оказаться, что наши вопросы о счастье так тесно группируются вокруг конкретного вида психологических состояний, что счастье лучшее всего или выгоднее всего понимать исходя из данного типа состояний. В рамках альтернативного подхода мы можем разделить несколько различных форм счастья. Менее важным, однако, будет то, как мы употребляем слова, а более важным – ясное понимание природы и значимости интересующих нас состояний.

Теории удовлетворенности жизнью против аффективных теорий

Спор о теориях счастья проходит по нескольким направлениям. Самые интересные вопросы касаются выбора между теориями удовлетворенности жизнью и аффективными теориями, например, гедонизмом или теорией эмоциональных состояний. Сторонники теорий удовлетворенности жизнью видят в своем подходе два основных преимущества. Во-первых, удовлетворенность является холистическим понятием, относящимся к целой жизни человека, или к всей полноте жизни в определенный период времени. Оно отражает не просто агрегат отдельных моментов жизни человека, но общее качество жизни, взятой как целое. И действительно, мы заботимся не просто об общем количестве хорошего в нашей жизни, но о его распределении. Например, счастливое окончание лучше хорошей середины. Во-вторых, как представляется, удовлетворенность жизнью теснее чем аффекты связана с нашими приоритетами, это соображение иллюстрирует случай со страдающим артистом. Обращать внимание на аффекты разумно постольку, поскольку мы реально о заботимся о чем-то подобном, но большинство людей беспокоится также и о других вещах, и то, насколько хорошо идет жизнь человека относительно его приоритетов, может не полностью отражаться в аффективных состояниях. Таким образом, теории удовлетворенности жизнью лучше согласуются с либеральной идеей о суверенности индивида, согласно которой именно я должен решать, насколько хорошо для меня идет моя жизнь. Моя удовлетворенность собственной жизнью, как представляется, включает такое суждение. Разумеется, теория счастья не должна охватывать все, что имеет значение для благоденствия. Ключевая мысль состоит в том, что теории удовлетворенности жизнью могут объяснить, зачем нам стоит так беспокоиться о счастье, и, таким образом, опереться не только на интуицию, но и на реальное положение вещей.

Однако против теорий удовлетворенности жизнью было представлено несколько возражений. Мы уже упоминали самое типичное из них, а именно, что человек, во всей видимости, может быть удовлетворен своей жизнью, даже если его существование весьма неприятно и эмоционально тягостно, однако считать такого человека счастливым представляется несколько контринтуитивным. Некоторые сторонники теорий удовлетворенности жизнью отрицают возможность подобных случаев, но можно рассуждать иначе: такого рода возможность демонстрирует важный аспект привлекательности данных теорий: некоторые люди могут не получать особого удовольствия от жизни, поскольку они не особенно заботятся об аффектах, а теория удовлетворенности допускает, что они при этом могут быть по-своему счастливы.

Два других возражения более основательны. Они ставят вопросы относительно того, важна ли вообще удовлетворенность жизнью в соответствующем смысле. Первый вопрос касается того, достаточно ли часто люди имеют хорошо обоснованные установки относительно удовлетворенности или неудовлетворенности жизнью. Оценка жизни в целом может быть непростой задачей, и возникает вопрос: есть ли у людей достаточно хорошо определенные установки относительно собственной жизни, такие установки, которые бы точно отражали, насколько хороша жизнь людей по меркам их собственных приоритетов. Одно исследование, например, утверждает, что ответ человек на вопрос об удовлетворенности жизнью имеет тенденцию отражать сиюминутное суждение, основанное на любой информации, с готовностью приходящей ему в голову, и существенное влияние здесь имеют кратковременные контекстуальные факторы вроде погоды, найденного четвертака и т.п. Спор о том, опровергает ли данное исследование значимость суждений об удовлетворенности жизнью, продолжается. Однако оно действительно ставит перед нами вопрос: достаточно ли хорошо обоснованны установки удовлетворенности жизнью для наличия у них того рода важности, которую люди обычно приписывают счастью?

Третье возражение имеет несколько замысловатый характер, потому стоит потратить некоторое время на его объяснение. Идея следующая: индивидуальное восприятие успешности собственной жизни относительно имеющихся приоритетов, может быть совместимо с весьма широким диапазоном установок удовлетворенности жизнью, что вообще ставит под сомнением важность удовлетворенности жизнью. Вы можете разумно удовлетворяться, получая малую часть желаемого, или быть недовольны, получив большую часть. Одна из причин такого положения дел состоит в том, что люди склонны иметь множество несоизмеримых ценностей. Отсюда возникает вопрос о принципах сложения этих ценностей. Если посмотреть на разные взлеты и падения в своей жизни, то оценка этой жизни в диапазоне, скажем, между 4 и 7 из 10, может оказаться весьма произвольным делом. Другая причина состоит в том, что установки удовлетворенности жизнью являются не просто оценками субъективного успеха или личного благосостояния, они включают оценку того, является ли жизнь человека достаточно хорошей­ – удовлетворяющей. Однако ценности людей могут радикально недоопределять, где стоит располагать планку «достаточно хорошей» жизни, что опять же делает суждение несколько произвольным. С учетом своих ценностей вы вполне можете удовлетворяться двумя из десяти, или, напротив, требовать девяти из десяти. Если то, насколько успешной люди считают свою жизнь относительно имеющихся приоритетов, может представляться важным, то не столь очевидна важность их мнения относительно того, достаточно ли успешна жизнь для суждения о её успешности.

Если установки удовлетворенности жизнью в сущности произвольно связаны с субъективной оценкой успеха, то люди вполне могут основывать эти установки на других факторах вроде этических идеалов (например, полагая ценностью благодарность или скромность) или прагматических соображений (например, для собственного спокойствия). Изменение точки зрения также может существенным образом преобразовать установки удовлетворенности жизнью. После похорон вы можете быть очень удовлетворены своей жизнью, тогда как встреча выпускников оставит неудовлетворенность. Тем не менее, ни одно из этих суждений не обязано быть ошибочным или менее важным.

В результате, установки удовлетворенности жизнью могут оказаться плохими индикаторами благоденствия даже с точки зрения самого человека. Тот факт, что люди в определенной стране обнаруживают высокий уровень удовлетворенности жизнью может свидетельствовать всего лишь о том, как низко расположена планка их требований. Они могут удовлетворяться чем угодно, кроме состояния предсмертной агонии. Жители другой страны могут быть не удовлетворены своей жизнью, но причиной будет лишь то, что их планка находится гораздо выше. Относительно собственных приоритетов представители неудовлетворенной нации могут находиться в более выгодном положении, чем представители удовлетворенной нации. Возьмем другой пример: больной раком может быть удовлетворен своей жизнью больше, чем до того, как он узнал диагноз, поскольку теперь он смотрит на свою жизнь с иной точки зрения и выделяет для себя иные добродетели, например, силу духа и благодарность, а не смирение и скромность. Однако он вовсе не должен считать, что находится теперь в более выгодном положении. Напротив, он может считать, что находится в худшем положении, нежели тогда, когда был менее удовлетворен. Ни одно из этих суждений не должно казаться нам или ему ошибочным: дело просто в том, что теперь он иначе смотрит на свою жизнь. В действительности, он может считать, что дела идут плохо, и быть при этом удовлетворен своей жизнью: он принимает её без прикрас, и благодарен просто за то, что имеет не-такую-уж-хорошую жизнь, а не куда более дурные альтернативы.

Суммируем сказанное в контексте наших задач: опасение состоит в том, что удовлетворенность жизнью может и не обладать той важностью, которую обычно приписывают счастью. Это может создать трудности для отождествления удовлетворенности жизнью и счастья, поскольку люди часто используют понятие счастья для указания меры благоденствия, а благоденствие, в свою очередь, является достаточно конкретным и ценностно нейтральным эквивалентом, который облегчает приблизительную оценку уровня благосостояния. Узнав, что кто-то счастлив, мы можем сделать вывод, что дела у него идут хорошо. Напротив, если мы узнаем, что кто-то несчастлив, можно заключить, что дела у него идут плохо. Такого рода выводы могут быть пересмотрены: если позднее мы узнаем, что жена и друзья счастливого Неда скрыто ненавидят его, нам нет нужды считать, что он все-таки несчастлив, можно просто отказаться от заключения, что дела у него идут хорошо. До тех пор, пока счастье достаточно точно и в большинстве случаев соответствует благоденствию, такого рода оценки вполне допустимы. Однако если мы отождествим счастье с удовлетворенностью жизнью, может возникнуть проблема: например, Салли может быть удовлетворена только потому, что она считает важным быть благодарной за все хорошее в жизни. Такого рода случаи не являются сугубо теоретической возможностью. Быть может, очень высокий уровень удовлетворенности жизнью, который фиксируется в США и многих других странах на основе собственных оценок респондентов отражает лишь широкое принятие норм благодарности и общую склонность выделять позитивные моменты жизни, или, быть может, это то ощущение, что непринятие собственной жизни равняется отсутствию самоуважения. Ничего удивительного, что большинство людей, даже те, кто претерпевает большие тяготы, могут с готовностью находить основания для удовлетворенности собственной жизнью. Жизнь может быть весьма непростой штукой для человека, который неспособен её принять.

Подобная критика теорий удовлетворенности жизнью по большей части оформилась недавно, потому нам еще предстоит наблюдать развитие дебатов на данную тему. Возможно, иные способы понимать удовлетворенность жизнью, к примеру, отказ от общего суждения в пользу агрегирования множества конкретных случаев удовлетворенности и неудовлетворенности, снизит силу этих возражений. С другой стороны, смягчить значимость данных возражений в контексте определенных целей, например, в контексте построения теории благоденствия, могут более абстрактные или более ограничительные формы концептуализации удовлетворенности жизни.

Гедонизм от Лебедева

Гедонизм против теории эмоционального состояния

Вторая группа вопросов касается различий между двумя позициями, которые подчеркивают аффективную природу счастья: гедонизмом и теориями эмоционального состояния. Привлекательность гедонизма в общем понятна: нам очень важно то, насколько приятны наши переживания. Многие философы утверждали, что только это и важно. Что, однако, мотивирует создание теории эмоционального состояния, которая, очевидно, весьма схожа с гедонизмом, но исключает из понятия счастья многие удовольствия? Вопрос о мотивации представляется основной проблемой, с которой сталкивается теория эмоциональных состояний: что мы получим, сконцентрировавшись на эмоциональном состоянии, а не на счастье?

Один из аргументов в пользу этой позиции представляется интуитивно ясным: странно было бы думать, что психологически поверхностные удовольствия неизменно влияют на то, насколько человек счастлив. В качестве примера таких удовольствий можно привести простую радость съесть крекер, или интенсивное удовольствие оргазма, которое, тем не менее, нисколько не трогает человека, как бывает при беспорядочной половой активности. Интуитивная разница напоминает о дистинкции, проведенной некоторыми древними философами. Рассмотрим, например, следующий пассаж из Бесед Эпиктета:

“Голова у меня болит”. Не говори: “Ох, горе!”, “Ухо у меня болит”. Не говори: “Ох, горе!” И я не говорю, что не дано стенать, но изнутри не стенай.

Стоики не рассчитывали, что человек сможет полностью избавиться от неприятных ощущений, это, очевидно, невозможно. Скорее, их замысел состоял в том, чтобы не давать такого рода ощущениям достать нас, повлиять на наше эмоциональное состояние.

Зачем вообще настаивать на соответствующем различии при характеристике понятия счастья? Для большинства людей разница между счастьем в гедонистическом понимании и счастьем в понимании теории эмоционального состояния минимальна. Но если потеряно будет немногое, то что будет приобретено? Во-первых, более «центральные» для нашего эмоционального состояния аффекты могут иметь особую связь с личностью или самостью, тогда как более «периферийные» аффекты вроде удовольствия от поедания крекера могут относиться субличностным аспектам нашей психологии. Поскольку благоденствие обычно связывается с идеей самореализации, подобное различие может указывать на разную степень важности этих состояний. Другой довод в пользу того, чтобы обратить внимание на эмоциональное состояние, а не только на конкретные переживания, заключается в том, что эмоциональное состояние может обладать большей психологической глубиной: его влияние на нашу психическую жизнь, физиологию и поведение, вероятно, глубже и объемнее. Таким образом, увеличивается объяснительное и предсказательное значение счастья, и, что важнее, его желанность: счастье, согласно этой позиции, является не просто чем-то приятным, но главным источником удовольствия и других благ. В этом отношении эмоциональное состояние можно сравнить со здоровьем. Хотя многие считают, что здоровье важно, прежде всего, в силу его связи с удовольствием, тем не менее, мало кто сомневается в его важности как таковой. Теории эмоционального состояния фиксируют ту идею, что счастье относится к психологической направленности индивида или его диспозиции: согласно теории эмоционального состояния, быть счастливым означает не просто претерпевать определенную последовательность переживаний, но самим своим существом проявлять благоприятное отношение к условиям своей жизни; это своего рода психическое утверждение свой жизни. Здесь обнаруживает себя сходство с теориями удовлетворенности жизнью: в противоположность гедонизму, обе эти позиции рассматривают счастье как нечто диспозициональное, включающее позитивную направленность по отношению к собственной жизни. Однако теории удовлетворенности жизнью обычно подчеркивают рефлексивное или рациональное принятие, а теории эмоционального состояния акцентируют внимание на вердикте нашей эмоциональной природы.

Поскольку теории эмоционального состоянии были эксплицитно обоснованы совсем недавно, остается неясным, как будет развиваться их спор с гедонизмом, хотя последний, очевидно, остается главным соперником данных теорий в специальной литературе. Кроме того, все аффективные теории сталкиваются с выше описанной трудностью, мотивирующей создание теорий удовлетворенности жизнью, а именно, проблемой является их слабая связь с приоритетами человека, а также ограниченная способность отражать качество жизни людей в целом.

Леонард Уэйн Самнер

Гибридные подходы

Учитывая ограничения более узких теорий счастья, весьма привлекательным может представляться некоторый гибридный подход вроде теории субъективного благоденствия. Эта стратегия не вполне изучена в философской литературе, хотя теория «удовлетворенности жизнью» Самнера может быть названа гибридной. Так или иначе, гибридный подход сам по себе вызывает вопросы. Если мы приходим к нему путем такого рода рассуждений, ситуация напоминает попытку скрестить либо два неудачных подхода, либо неудачный подход с удачным. Подобный союз может и не породить хороших результатов. Во-вторых, у людей имеются разные интуиции относительно того, что считать счастьем, и ни одна теория не сможет вместить их все. Любая теория, которая стремится это сделать, рискует не понравится вообще никому. Третья проблема заключается в том, что разные компоненты любого гибрида могут быть важны по весьма разным причинам, так что счастье, понятое в соответствии с таким подходом, может вообще не решать какого-то взаимосвязанного множества проблем. Атрибуция счастья может быть малоинформативной, если оно понимается слишком широко.


Источник: https://plato.stanford.edu/archives/fall2014/entries/well-being/#TheWelBei