Квента Для Матиаса

1

Мальчик по имени Матиас родился в семье охотника. Отец был больше похож на медведя чем на человека, но сын его стал полной копией матери. И о как она была прекрасна. Её изящные тонкие руки, покрытые бледной и будто просвечивающей кожей, чем-то напоминали веточки яблони, зацветшей белыми лепестками в преддверии осени. И хотя, как я уже сказал, что кожа её отличалась бледностью, сама она буквально пыхала здоровьем и счастьем.
Именно Мама привила Матиасу любовь к искусству, она же научила его читать и писать. Она была из обедневшего, в прошлом знатного рода, а потому культура была ей близка, да и в целом её нахождение в этом богом забытом месте было странным. В деревне её окружали лишь пышные кухарки и хозяйки лавок, с которыми ей не о чем было говорить. Общество ей заменял сын и книги, которым она посвятила себя. Может за это всё её и считали породистой выскочкой, но мне кажется, что то была лишь зависть и непонимание.
Его же отец зарабатывал неплохие деньги, продавая шкуры и мясо. От тяжелой работы и морозов руки стареющего мужчины с возрастом болели всё больше, а потому юному Матиасу приходилось делать не самую чистую работу вместе с отцом. С ранних лет он помогал таскать туши до из леса до двора, где они вместе сдирали будущие шубы с будущих обедов. Матиас уже не помнит, чтобы хоть когда-то медвежьи лапы отца не были в крови, да и не помнит тепла от этих рук, лишь смрад засохшей крови, да жужжание пригретых в сарае мух.
Но не смотря на это, он любил отца. Матиас знал, что папа не даст их с матерью в обиду, защитит их, накормит. И пускай отец почти не выражал эмоций, мальчик знал, что этот простой и немного дикий человек любит их.
Когда Матиас достиг нужного возраста, его мама настояла на обучении мальчика в приходской школе. Одноклассники Матиаса были так же грубы и необразованны как и их родители, они холодно относились к тихому и хрупкому мальчику, так же как и их родители относились к его матери, они не понимали его, так же как и их родители не могли понять его мать. Потому он так и не смог завести друзей, ему их заменил преподобный. Мальчику казалось, что в глазах старца виден весь мир, что эти глаза запечатлели все узоры и хитросплетения человеческой души. И многие минуты пролетали незаметно для юноши за изучением истории и различных наук.

Но более всего Матиасу нравилось учиться у преподобного рисованию. Старые руки этого мужчины когда-то создавали иконы, когда-то давно... Сейчас они уже слабо держали даже карандаш, о чём учитель наверняка очень жалел. В его комнате можно было увидеть небольшие пейзажи, написанные маслом, портрет какой-то милой женщины в белом платье, все его работы излучали внутренний свет, жили. Преподобный, как казалось Матиасу, делал что-то противоположное отцу, он давал жизнь тому, что должно быть неживым.

Но Матиас не мог проводить в школе всё время. Вечерами он возвращался домой, где у костра сидела его мама, совсем уже угасающая в клетке. Ради сына она натягивала улыбку, которая своими острыми краями лишь резала душу. И ему в ответ приходилось лишь натягивать ту же улыбку и идти помогать отцу в амбаре. Резкий запах крови ударял в нос, казалось, что им пропахло всё: от пальцев рук до волос. С дюжину чёрных бусин отражали огонь свечей. Жужжали всё те же мухи, вторя кряхтению отца. На столе обычно лежало несколько пустых трупов, всё что наполняло эти тела осталось где-то в темени леса.

2

Однажды, вернувшись из школы, Матиас увидел людей у дома, они все молчали. Слышался лишь плачь. Запаниковав юноша влетел в хижину. Один из местных кивнул в сторону спальни родителей, откуда доносились звуки рыдания. Матиас всё понял, но не мог поверить, он лишь аккуратно приоткрыл дверь.

Кровь. На простыне, на одежде, на полу. Кровавая дорожка вела прямо к кровати, откуда слышался плач. Мама не обратила внимания на сына, она прильнув щекой к руке мужа смотрела на его посиневшее безжизненное лицо. Ноги Матиаса обмякли, они с мамой теперь одни. Он обнял её и прижал к себе. Они сидели так до тех пор, пока плачь не утих.

Ничего больше не было как прежде. Пускай мама не часто говорила с ним, она всё же любила мужа, хотя бы как защитника, она успела привыкнуть к его молчаливому присутствию, к дикому виду. Конечно выйти за него был не её выбор, родители отдали её, чтобы хоть как-то поправить дела семьи. Но сейчас их уже не было. Не было и его.

Она точно знала, что Матиас должен получить другую жизнь. Отдав ему все сбережения семьи, она отправила мальчика в Вену. Благодаря помощи преподобного, талантам мальчика, его стремлению, он был принят в недавно основанный Венский Университет Искусств. Там же он нашёл работу. Недалеко от университета находилась лавка, где изготавливали чучела животных. Мастер почти без раздумий принял Матиаса на работу. Наученный своим отцом, он снимал шкуру с животных чище и лучше любого другого подмастерья. Потому мастер-таксидермист так же учил Мата и своему делу.

Вот уже молодому мужчине удалось снять жилье, небольшую комнату под крышей старого дома. Он ходил в университет, всё больше уходя в скульптуру, которая как ему казалось, позволит передать всё, что может таить жизнь. Денег, которые он зарабатывал хватало на оплату жилья и на скромную пищу. Остатки он отсылал матери, которая теперь работала сиделкой, у каких-то деревенских торгашей. Ему было ужасно обидно за то, что она там сгнивает, что не смогла получить то, о чём мечтала. Но он пообещал себе, что вытащит её, перевезёт в город. Пообещал, что прославится, чтобы мама им гордилась. Денно и нощно он работал ради этого.

3

Так прошло пару лет. Каждую неделю он писал маме письма, приезжал на праздники. Дела вроде более менее налаживались. Его исхудавшее болезное тело вновь обрело оттенки жизни. Денег стало хватать на себя, теперь он уже был подмастерьем у местного скульптора, а хозяину "чучелок" лишь приходил помогать с большими заказами. По вечерам он мог позволить себе зайти в таверну, но всё так же сидел там один у стены, в обнимку со своими эскизами. Он не переставал рисовать. И в эту пивную он приходил не просто так. Здесь он встретил её. Будто ожившая статуя, она парила над землей. Её мраморная кожа переливалась, отражая свет канделябров. Темные кудри опускались на непокрытые плечи. Из всех ночных бабочек она действительно была достойна этого сравнения.

Она совершенно точно заметила, что за ней в этом заведении ведётся пристальное наблюдение. Но её это не пугало, внимание молодого скульптора льстило ей, казалось, что она ненароком позирует для его зарисовок, хотя он, конечно не замечал этого. В конце концов Матиас осмелился подойти. Он спросил лишь её имя, и согласна ли она побыть моделью для его работ, на остальное не хватило духа. Девушка расплылась в улыбке, притянув молодого человека к себе, она прошептала: Марта.

4

Ещё несколько месяцев пролетели словно мгновение. Марта приходила к Матиасу лишь вечерами, оставалась до утра. Она не объясняла почему, но он беспамятно доверился ей, пути назад не было.

В один из вечеров Марта наткнулась на пусутю комнату и записку. Матиас писал, что срочно уезжает к матери, её свалила лихорадка, смерть утягивает её в свой мир. Марту охватило несвойственное ей волнение. Она была готова кинуться вслед за возлюбленным, да вот только не знала куда. Потому она лишь лежала на его кровати, разглядывая работы, которые закрывали дыры в обоях.

Матиас же уже был на пол пути. Извозчик вёз юношу даже ночью, когда лишь фонарь освещал тропы и силуэты великанов. То и дело, казалось, что в ветвях несётся какое-то мохнатое существо, но то, наверно, были лишь ветви елей.

Мама лежала в белой постели. Когда-то нежные, её руки были сморщены, как у старухи. Не привыкшая к физическому труду, хрупкая, она вынуждена была зарабатывать тяжелым трудом, у сельских, которые лишь смеялись. Им нравилось, что эта выскочка теперь выполняет их чёрную работу, их ликованию не было предела. А маленький цветок меж тем чах.

К сожалению, Матиас не смог спасти свою маму. Слишком поздно он встал на ноги. И вот он около ослабшей, выцветшей копии мамы. Она улыбалась, всё той же улыбкой, что резала ему душу много лет назад, и сказала "Будь счастлив, Матиас".

Он знал. Он точно знал, кто виноват в её смерти. Чёртово быдло, которое сломало что-то, что они не могут понять. Они всегда так делают. Сжигают, ломают, рушат. Разве это люди? У них нет души, нет эмоций, лишь животные инстинкты. Хуже чем куски мяса, хуже чем те животные, чьи трупы приносил отец.

Матиас похоронил маму и уехал в тот же день. В его душе не утихала буря и ненависть. Весь мир перевернулся за несколько дней, вместе с мамой ушла и надежда...

5

Марту разбудили шаги. Дверь открылась, и она увидела Матиаса. Синяки под его глазами контрастировали с бледной кожей, черные волосы торчали в разные стороны. Он явно был пьян. Марта лишь обняло его.

Казалось, что они стоят так уже вечность. И никто из них не знает, что делать. Немного очнувшись, Марта лишь сказала, как ей было одиноко без него. А Матиас молчал, он не мог найти в себе достаточно сил, чтобы ответить хоть что-то. Поэтому, когда Марта его отпустила, он завалился на кровать прямо в одежде, достал флягу, выпил и закрыл глаза. Марта легла рядом и прижалась к нему щекой, она чувствовала жар его тела и так же ясно чувствовала горечь в его сердце. Так они пролежали всю ночь. Оба не могли уснуть, и оба молчали.

Утро пришло неожиданно. Матиас привстал на кровати, оглянувшись, он понял, что Марта уже уснула. Это первый раз, когда он видит её не ночью. И первый раз, когда она так безмятежна и расслаблена.

Он вышел и отправился в мастерскую. Там его уже ждал его наставник. Сегодня Матиас ничего не смог создать, инструменты валились под ноги. Потому где-то к вечеру он уже был в баре. Он выпил так много, что еле нашёл путь обратно, вернее сказать ему помогла Марта, которая пошла его искать.

Просадив всё до копейки через неделю, Матиас уже был не в состоянии работать. Марта ничего не могла сделать. Он её не слышал. Бывший творец превращался в горстку пепла из работ, которые он сжигал. Она не могла на это смотреть, не могла дать ему уйти.

6

В ту ночь Матиас почувствовал, что жизнь наконец прояснилась, он не чувствовал боли в легких, вызванной пневмонией. Купленное Мартой вино, её нежное тело. Всё это лечило душу художника... а может и не это?.. Он боялся слишком много думать, да и не мог. Его руки наполнялись живым огнем, чувствовали, как её алебастровая грудь вздымается при каждом ударе сердца, а уста прильнули к хрупким плечам. Словно фарфоровая кукла, Марта светилась в огнях свечей. В ту ночь они были одни, не было боли, не было страданий. Матиас больше не думал о том, что же всё таки отличает тех людей от диких животных. Сейчас он думал лишь о ней. Его уши пошпарило её дыхание...

Она произнесла: Прости меня.