Киберпанк современности: как технологии создают цифровую кастовую систему
КАК АЛГОРИТМЫ СТРОЯТ НОВЫЙ ЦИФРОВОЙ КАСТОВЫЙ ПОРЯДОК?
Неоновые вывески, летающие машины, тотальный контроль мегакорпораций и люди, торгующие своей памятью — таким мы представляли себе киберпанк, будущее из фантастических фильмов и книг. Но оно наступило, и оказалось гораздо прозаичнее. Без спецэффектов и навязчивой эстетики, оно прячется за экранами наших смартфонов и других гаджетов, в бесчисленных строках кода, которые каждый день определяют, кто мы в цифровом мире, что мы можем и куда нам можно – или нельзя.
МИР БУДУЩЕГО УЖЕ ЗДЕСЬ: КТО ГЛАВНЫЙ В ЦИФРОВОМ ГОРОДЕ?
Современный город — это не просто бетон и стекло. Это сложный, управляемый комплекс, где каждое ваше действие фиксируется: GPS-координаты, скорость набора текста, распознавание лица, даже сердцебиение, считываемое умными часами. Все эти данные не просто собираются — они становятся аналитическим топливом для формул, определяющих, насколько вы «удобны» или «неугодны» системе, насколько вы надёжны, выгодны или даже опасны. Камеры на каждом перекрестке, нейросети, отслеживающие взгляд в магазинах, привязка вашей карты в метро к паспорту — всё это удобно, быстро и, несомненно, - поддается контролю.
В прошлом власть принадлежала монархам, потом — нациям. Сегодня бразды правления перешли к инженерам, дата-центрам и владельцам цифровых экосистем. Они не выбираются народом, не имеют флагов или парламентов. И мы не выбираем, какие алгоритмы управляют нашей новостной лентой, нашим маршрутом или нашей идентичностью. Именно они определяют, кем мы можем быть в этом новом цифровом мире. Но так ли это на самом деле?
ЦИФРОВАЯ КАСТА: КТО ВЫ В ЭТОМ АЛГОРИТМИЧЕСКОМ ПОРЯДКЕ?
Переход к цифровой экономике породил не только рост производительности, но и новую форму социальной стратификации — негласную, неофициальную, однако ощутимую каждый день. Эта иерархия определяется не профессией или доходом, а доступом к цифровым системам, степенью контроля над нами и тем, как алгоритмы интерпретируют наши действия.
Как отмечает Шошана Зубофф в своей работе «Эпоха надзорного капитализма», основным источником власти в цифровом капитализме становятся данные о поведении пользователей, на основе которых формируются предсказательные модели и механизмы управления. В этом контексте возникает новая «цифровая иерархия»:
1. ЦИФРОВАЯ ЭЛИТА: ВЛАДЕЛЬЦЫ ИНФРАСТРУКТУР И АРХИТЕКТОРЫ АЛГОРИТМОВ
Это управленцы и топ-инженеры крупнейших платформенных корпораций, таких как Meta*, Alphabet, Microsoft, ByteDance, Tencent. Они не просто создают технологии — они устанавливают стандарты, правила и протоколы, которые становятся универсальными. Google определяет, какие сайты окажутся в топе поиска, влияя на информационную картину мира. Компании вроде OpenAI и Microsoft, обладающие инфраструктурой для обучения больших языковых моделей, по сути, управляют развитием искусственного интеллекта на глобальном уровне. Сотрудники этих компаний, особенно инженеры, имеют прямой доступ к созданию и изменению алгоритмов, влияющих на жизни миллиардов людей. Их ответственность не регулируется государством напрямую, она ограничена внутренними этическими рамками корпораций, которые зачастую непрозрачны.
2. ЦИФРОВОЙ СРЕДНИЙ КЛАСС: АДАПТИРОВАВШИЕСЯ К ПЛАТФОРМЕННОЙ ЛОГИКЕ
К этой группе относятся специалисты, работающие в рамках цифровых экосистем: программисты, дизайнеры, SMM-менеджеры, блогеры, маркетологи. Они не создают систему, но умеют в ней выживать, подстраиваясь и оптимизируя своё присутствие под требования алгоритмов. Их стабильность напрямую зависит от изменений в политике платформ. Например, обновления YouTube могут вдвое сократить доход блогеров за одну ночь, если изменится подход к монетизации. Фрилансеры на Upwork или Fiverr могут столкнуться с ограничением заказов из-за рейтинговой модели, в которую они не могут вмешаться. SMM-специалисты ежедневно сталкиваются с изменениями в алгоритмах TikTok или Instagram, которые напрямую влияют на охват и видимость их кампаний. Их положение привилегировано до тех пор, пока они следуют метрикам платформ, но это скорее зависимость, чем гарантия.
Термин «прекариат», согласно исследованиям Гая Стэндинга, приобрёл новое значение в цифровую эпоху. Это те, кто обеспечивает физическое и цифровое функционирование платформ, но при этом обладает минимальными правами и социальными гарантиями. К ним относятся курьеры Uber Eats или DoorDash, которых автоматически увольняют за несоответствие алгоритмическим нормам. Это модераторы контента для Facebook и TikTok, часто работающие через подрядчиков и лишённые защиты и статуса сотрудников. Это также работники Amazon Mechanical Turk — платформы микрозадач, где люди получают минимальную оплату без гарантий найма или пенсионных отчислений. И, конечно, сюда относятся работники добывающих отраслей в Центральной Африке и Южной Азии, где до сих пор используется рабский труд для добычи ископаемых, необходимых для производства цифровых технологий. Эта группа живёт в «режиме алгоритмического выживания», где любое отклонение от нормы может привести к исключению из цифрового контракта.
В эту категорию входят те, кого система по каким-либо причинам исключила из взаимодействия. Мы все знакомы с примерами: активисты и блогеры, подвергшиеся деплатформированию в Twitter или YouTube из-за своих взглядов, которые шли вразрез с политикой информационных ресурсов. За примерами далеко ходить не надо, все помнят, как с началом Специальной военной операцией на территории Украины пророссийских блогеров платформа YouTube банила, без возможности восстановить каналы. Обычные пользователи Uber, Didi, Airbnb, которым отказывают в услугах без объяснения причин. А также люди с низким кредитным или поведенческим рейтингом, автоматически исключаемые из сферы услуг — особенно в Китае, но и в других странах это становится новой нормой. Отчёт Freedom House за 2023 год указывает на внедрение форм «цифровой идентификации» во многих странах, привязывающих граждан к профилям с алгоритмической оценкой, где малейшее отклонение может лишить доступа к базовым сервисам.
Таким образом, цифровая стратификация — это не гипотеза, а подтверждённая экономическими моделями и пользовательскими кейсами реальность. В отличие от традиционных каст, цифровые не нуждаются в легитимации — они закрепляются технически, через API, скоринговые модели, интерфейсы доступа и непрозрачные алгоритмы. Это не теория заговора, это новая архитектура нашей повседневности.
КАК РАБОТАЕТ «КАСТОВОСТЬ» В ЦИФРЕ?
Мы привыкли думать, что цифровой мир свободнее офлайна. Казалось, один клик — и ты в сети, один свайп — и услуга у тебя в кармане. Но реальность оказалась куда жёстче: на смену бюрократии пришли алгоритмы, незаметно создающие новую иерархию, где одни имеют доступ ко всему, а другие лишаются даже права на объяснение.
Сегодня никого не удивляет, что аккаунт могут заблокировать без предупреждения. Больше не нужны формальные обвинения; вас просто отключают. Это новая модель цифровой репрессии: алгоритм принимает решение, а человек даже не узнаёт, в чём провинился. Facebook, Instagram, Twitter массово используют так называемый shadow banning — теневое ограничение охвата. Официально такого понятия нет, но исследования Нью-Йоркского университета и внутренние документы, попавшие в прессу, подтверждают это. Тысячи водителей Uber и Lyft потеряли работу из-за того, что система распознавания лиц посчитала их «неаутентичными». На Amazon Marketplace продавцы жалуются на автоматические блокировки магазинов по неясным критериям. Суть новой касты в том, что алгоритмы получили право судить, не неся при этом никакой ответственности.
Рейтинговые системы стали цифровым аналогом сословных ограничений. В Китае социальный рейтинг уже интегрирован в повседневную жизнь: если гражданин не платит штрафы, критикует власть или нарушает ПДД, он может лишиться права покупать билеты, брать кредиты или бронировать отели. Но и на Западе процессы развиваются схожим путём, хоть и без публичной огласки. FICO и другие скоринговые системы в США агрегируют данные о ваших покупках, кредитах, штрафах и даже социальных связях. В России цифровой скоринг внедряют банки и каршеринги: ваши поездки, парковки и штрафы напрямую влияют на возможность аренды. У «Яндекс.Драйва», например, есть собственная шкала штрафных баллов, при достижении лимита которой доступ блокируется. Это полноценный механизм социального ранжирования, где человек превращается в сумму своих цифровых следов.
Ещё одна малоосвещённая грань цифровой «кастовости» — это труд невидимых модераторов. В то время как технологические гиганты заявляют, что контент фильтруется алгоритмами, последнюю линию обороны составляют тысячи низкооплачиваемых сотрудников аутсорсинговых компаний. Эти люди ежедневно просматривают самые травмирующие материалы, от сцен насилия до самоубийств, что приводит к депрессиям и ПТСР, как показало расследование The Verge в 2019 году. В 2020 году Wired опубликовал документы TikTok, где подробно описаны правила «приглушения» политического контента, а также какие импульсы понимает TikTok (например, алгоритмы TikTok "понимают" такие импульсы, как продолжительность просмотра видео, лайки, комментарии, репосты, подписки, а также общую вовлеченность пользователя в контент). Модераторы по сути становятся инструментами цензуры, не имея права обсуждать свою работу. На YouTube подобная практика привела к коллективным искам о компенсациях за психологические травмы. На одном полюсе — топ-менеджеры Big Tech с миллионными бонусами, на другом — «цифровые уборщики», несущие моральные издержки эры гиперсвязанности.
Если раньше о кастовой системе говорили в контексте средневековой Европы или Индии, то сегодня куда более изощрённая и невидимая иерархия формируется в цифровом пространстве. В индустриальную эпоху привилегии определялись собственностью на завод или землю, теперь — доступом к алгоритму и правом им управлять. Вы не узнаете, что ваш статус понижен, не получите права на пересмотр и не сможете пожаловаться — разве что самому алгоритму. Это и есть новая цифровая кастовость, которая не требует диктатуры, а вырастает из удобства и автоматизации.
ТЕХНОФЕОДАЛИЗМ: СИСТЕМНАЯ АНТИУТОПИЯ
Многие из нас утешают себя мыслью, что происходящее — лишь переходный этап, что цифровой мир ещё не устоялся, а значит, его иерархии неустойчивы. Но исследования показывают: алгоритмическая власть не случайна. Это логическое продолжение экономических и политических моделей, в которых мы живём.
Испанский социолог Сесар Рендуэлес Менендес де Льяно и философ Янис Варуфакис называют это явление технофеодализмом. В чём его суть? Алгоритм — это феод. Он закрыт, непрозрачен и принадлежит владельцу платформы. Платформа — это замок. Она защищает свои данные и создаёт экономику ренты: за каждое действие вы платите комиссию или отдаёте информацию. Пользователь — вассал. Его права определяются правилами сервиса, которые можно менять без согласования. Технофеодализм воссоздаёт старую иерархию: земля превращается в данные, замки — в приложения, крестьяне — в пользователей.
Это не просто «корпорации захватили мир», это закономерный этап глобального капитализма и новая форма мировой зависимости. Китайская система социального рейтинга, индийский биометрический реестр Aadhaar — это параллельные модели кастового контроля. Мы живём в системе, где экономическая власть, данные и право устанавливать правила сконцентрированы в замкнутых экосистемах. Цифровой мир не стал демократией. Он лишь сменил символы: теперь вместо железных ворот — Условия использования, вместо налогового сбора — комиссии, вместо полиции — алгоритмические модераторы. Технофеодализм и цифровая зависимость — это уже не прогноз, а реальность, в которой мы существуем.
МОЖНО ЛИ СОПРОТИВЛЯТЬСЯ ЭТОЙ ЦИФРОВОЙ АЛГОРИТМИЧЕСКОЙ СИСТЕМЕ?
Вопрос звучит философски, но становится всё более практическим. У цифрового контроля есть слабости, которые уже сейчас начинают использовать те, кто не готов быть статистами в чужой экономике данных.
Первый и самый простой уровень сопротивления — анонимность. Ещё несколько лет назад шифрованный мессенджер казался чем-то для «параноиков», а сегодня доля пользователей браузера Tor стабильно растёт, и VPN-сервисы больше не экзотика. Это выбор, который не делает вас невидимым, но даёт ощущение, что ваше поведение — не полностью товар. И это уже жест против монополии алгоритма.
Те, кто идёт дальше, обращаются к распределённым социальным сетям — системам без единого центра, где правила определяют пользователи. Да, они не так удобны и красивы, у них меньше рекламных бюджетов. Зато там нет кнопки «Забанить», которой может воспользоваться анонимная команда модераторов. Эти проекты пока остаются нишевыми, но сам факт их существования важен: цифровая инфраструктура может быть другой, если на это есть социальный запрос.
Сопротивление не ограничивается только технологиями. Оно растёт на стыке профессиональной этики и культуры. Айтишники и инженеры, которых крупные платформы считают «надёжной элитой», всё чаще становятся их главной угрозой. Люди, которые создают алгоритмы, начинают сами их вскрывать и документировать. Благодаря таким специалистам в 2018 году тысячи страниц правил Facebook по цензуре утекли журналистам. Выяснилось, что за автоматическими банами стоят решения, о которых пользователям никогда не сообщают. Эти документы не только разоблачили, как крупные компании попирают общечеловеческие ценности, но и показали, что у технологий есть самая большая уязвимость: она заключается в знаниях людей, которые их пишут и готовы рассказать, как они работают.
Если раньше о хакерстве говорили как о романтической фантазии, то сегодня оно стало практикой осознанного выбора. Хакер, которому не всё равно на общество, может разрабатывать ботов, помогающих обходить цензуру, или предоставлять доступ к полезной литературе, недоступной из-за авторского права. Всё это превращает цифровое пространство из недосягаемой сферы «технобогов» в поле, где хотя бы иногда можно оспорить их власть.
В этом же ряду стоит и open source (открытое программное обеспечение). Open source принципиально несовместим с кастовой цифровой системой. Там нет одного владельца, нет непрозрачного кода и нет принуждения оставаться частью платформы. Linux, Firefox, Nextcloud и десятки других инициатив показывают, что программное обеспечение может принадлежать сообществу. Это не означает, что мир немедленно откажется от удобных сервисов Big Tech. Но появляется лазейка, выход, становится понятным, что альтернатива возможна, если есть воля ею пользоваться.
Конечно, никто не питает иллюзий, что эти единичные протесты отменят тотальную автоматизацию или сотрут кастовое деление на цифровые элиты и зависимых пользователей. Но эти маленькие формы непокорности создают прецеденты. Каждый человек, который выбирает быть анонимным, делает выбор не в пользу абстрактной свободы, а в пользу конкретного пространства, где алгоритм хотя бы частично подчиняется человеку, а не наоборот. Всё это и есть новый киберпанк, где вместо глянцевой фантастики мы получаем возможность — пусть и ограниченную — влиять на то, как будет выглядеть цифровой порядок завтра.
Мы оказались в этом мире без спецэффектов и декораций. Мы проснулись в нём однажды утром, открыли смартфон и увидели, что нас уже считают, ранжируют, фильтруют и оценивают. Мир оказался куда более банальным, чем сценаристы фантастики могли вообразить. В нём нет героев с имплантами, но есть тысячи невидимых строк кода, в которых зашито право на кредит или работу. Нет корпораций, штурмующих города силой, зато есть платформы, аккуратно вытесняющие государства из ключевых сфер — от медицины до новостей.
И всё это произошло не внезапно, а постепенно. Мы привыкли к рейтингам такси, мгновенной верификации личности, автоматическим предложениям, которые угадывают желания. Человечество стремилось к удобству слишком долго, и теперь это удобство нас поглощает.
Но мы на то и люди, что у нас всегда остаётся выбор. Можно оставаться в касте послушных пользователей, которых утром будит один алгоритм, а вечером оценивает другой. Конечно, можно считать эту систему неизбежной, как погоду. Но ведь можно в какой-то момент сказать «нет» — не для того, чтобы разрушить всё до основания, а хотя бы чтобы напомнить себе, что за экранами, за системами учёта и контроля всё ещё есть человек.
Возможно, это самый главный парадокс новой реальности. Наше настоящее ещё плохо объяснено. Никто не напишет нам руководство по выживанию в цифровой системе. Никто не подарит инструкции, как вернуть право быть непредсказуемым и настоящим. Всё это каждый из нас будет создавать сам, на ощупь, иногда ошибаясь. И, может быть, именно в этом хаотичном поиске и есть шанс. Шанс, что однажды, среди этих одинаковых интерфейсов и стерильных платформ, мы снова услышим собственный голос. Такой, который не нуждается в рейтингах, подтверждениях и согласии с политикой обработки персональных данных. Голос, который напомнит: киберпанк уже здесь. Но решать, каким он будет, всё ещё можем мы.
*Признана экстремистской организацией и запрещена на территории России