Восхождение Бурри. Глава 2
Голые руки покрываются мурашками. Щекотка достигает сознания Рекатрулы в тот момент, когда очередной порыв ветрах охаживает её своим ледяным языком. Она приходит в сознание мгновенно, одним рывком.
Хриплый стон срывается с губ. Искры в глазах понемногу меркнут. Барабаны в ушах отстукивают стремительный ритм константинопольского техно. Прямо над Рекатрулой нависает тяжёлое небо: испещрённое хрящами труб, сфинктерами сопл, червями кабелей. Гигантская чёрная дыра в самом его центре могла бы поглотить весь мир, если бы её не сдерживали тонны ферронита.
«Внизу? Я внизу...» — вяло перекатывается мысль, выгрызая себе место в опьянённом адреналином и стимами мозге. Рекатрула пробует пошевелиться, и тут же выгибается дугой. Зубы впиваются в нижнюю губу. Выступает кровь.
Рекатрула чувствует себя куском ветчины, наколотым на шпажку: толстую, грязную и поблескивающую ферронитом. Наклони голову — увидишь. Несколько комков подкатывают к горлу, но Рекатрула сглатывает, надеясь, что это остатки её ужина.
Жители верхних платформ Петрополя давно и успешно слопали пропаганду о «новом курсе экологической ответственности»: максимальная переработка всего, что можно пустить в дело, минимальное перепроизводство. «Нева-Фарм» осознала, на пороге какой ужасной катастрофы стояло человечество и теперь сделает всё, что в её силах, чтобы не загадить обновлённую Габэ планету. Потому в основании Петрополя, под Ямой, выстроен комплекс для спускающихся по Глотке отходов. Каждая кроха будет пущена в дело.
В целом, «Нева-Фарм» не врала. Только умолчала, что «комплекс» — это тысячи обитателей четвёртой платформы, а «переработка» — рискованный поиск всего полезного, что ещё можно починить или использовать для сборки.
Согласно представлениям Рекатрулы, она должна была попасть в шредеры для измельчения мусора, на худой конец — кануть в серо-стальные воды Финского разлива. Вместо этого она болтается под брюхом четвёртой платформы. Ветер скоро превратит её кожу в ледяной панцирь, который изнутри подточит пламя лихорадки.
«Интересно, что бы показали хэлз-споры... Выбираться. Нужно отсюда выбираться!»
Паника опутывает её плотными щупальцами.
После Мутграда любое путешествие во внешний мир за пределами метасити — авантюра, чаще всего оплачиваемая жизнью. Даже гиперлупы и цепы не обеспечивают стопроцентных гарантий. Что говорить про поход на своих двоих?
Ферронитовый кол в животе мешает двигаться, думать и причиняет невероятную боль. Рекатрула быстро понимает, что сама с него не слезет. Руки и ноги дрожат от перенапряжения. Одного взгляда на зазубренный кончик штыря достаточно, чтобы отказаться от всякой мысли о повторном введении его в свою плоть. Слишком много возможных последствий. К тому же, у Рекатрулы нет даже вшивого геля, чтобы закупорить рану.
«Мне... пиздец. Может... тут есть...»
Оглядеться получается едва-едва. В обе стороны от точки приземления видны только мусорные холмы: коричневые, зелёные и серые шматы материи медленно сползают друг с друга. Кислая и токсичная вонь перемежается свежими порывами ветра, который пахнет солью и водорослями.
Даже если она снаружи, что с того? Конечно, за пределами метасити бушует новая, уже по-настоящему дикая природа, которая отнюдь не согласна с тем, что человек её покорил. Эта природа скорее старшая сестра той, которую люди успели изнасиловать за предыдущие века своего проживания на планете. Её терпение кончилось. Она отрастила клыки и нарастила мускулы — превратила себя в чудовище несущее смерть прямоходящим на двух ногах без перьев. Прямо сейчас какая-нибудь хищная тварь может подбираться к Рекатруле, учуяв запах крови. И она ничего не может с этим поделать. Вообще ни с чем.
Длинные пальцы мягко опускаются на плечо Рекатрулы.
Тело реагирует автоматически. Рывок в сторону приносит боль, и вместе с ним комплект из звона в ушах и туннельного зрения. Горло перекрывает пробка. Через пару мгновений Рекатрула вспоминает как дышать и загребает воздух обеими ноздрями и ртом.
— Тише-тише, кот на крыше... — слышит она тихий голос. Голову не запрокинуть: первая же попытка отзывается разрядом молний в животе.
— Женя, Сеть подарила нам пташку. Хотя, это может быть и игрой. Взглянешь? — говорит всё тот же голос. Помимо него — ни одного признака живого существа: ни шума дыхания, ни шороха одежды. Бот? Но тогда бы пели монотонный псалом антигравы и поскрипывали сочленения. К тому же, у незнакомца есть пальцы, человеческий голос.
«Чтобы синтезировать такой, пришлось бы угрохать кучу грэнгов...»
— Я знаю, что пташка насажена на шип, Женя. Разве не для этих случае ты снабдил меня плазменным когтем? Даже если он её поцелует, проблема куда серьёзнее. Ну, вот и я о чём. Готовь свою злую фарму. Пташке придётся побороться.
Электронный писк заставляет Рекатрулу вздрогнуть. Массивная рукоять резака отвлекает девушку от перекатывающихся в животе стеклянных ежей. Чудовищно длинные пальцы не столько держат её, сколько опутывают. «Поцелуй плазменного когтя». Нежданный инсайт выдавливает из Рекатрулы трусливое хныканье.
— Не... не... — шепчет она, пытаясь руками защититься от опасности.
— Тише-тише, — повторяет незнакомец, без особого труда отталкивая её ладони, — пташка. Я не причиню тебе вреда. Не каждый день Яму посещает такой высокий гость. Мы не дикари, мы знаем, что такое гостеприимство!
Тонкие пальцы с эротичной щепетильностью жмут на точку в основании шеи Рекатрулы. Её тело сковывает оцепенение. Физический ступор активизирует работу мозга, но из длинной тирады незнакомца девушка извлекает лишь одно слово.
— Яма? — спрашивает она. Плотно-сомкнутые губы вздрагиваюбт, но так и не подчиняются хозяйке. Вместо слова выходит жалкое мычание.
Дуло резака выдувает изогнутое пламя.
Оно медленно приближается к штырю: опускается совсем низко, — всего пара миллиметров до рванной раны — задумчиво покачивается, ползёт вверх. Сантиметр, полтора, прыжок сразу до трёх. Остановка.
— Пташка, тебе не повезло, так что придётся потерпеть. Только не волнуйся. Такие укусы никого ещё не убивали.
Она не успевает ответить. Да и что ей сказать? «Не трожь»? «Я хочу сдохнуть прямо здесь»? Или спросить имя незнакомца? В конце концов, неплохо знать того, благодаря кому все нервные окончания в теле загораются одновременно, рискуя спалить мозг к чертям. Самое время отключиться. Но сознание Рекатрулы несётся на волне химии, а значит, она воспринимает каждую секунду пытки: рвота подступает к глотке, готовая в любой момент хлынуть наружу сквозь рот и нос; зубы оставляют кровоточащие ссадины на внутренней поверхности закушенных щёк; новая судорога рвёт путы оцепенения. Рекатрула выгибается дугой и сама снимает себя с укороченного штыря. Воздух наполняется запахом палёной кожи — раскалённый металл прижигает рану.
Никакого кровотечения. Чего не скажешь о лихорадке, болевом шоке и заражении крови...
— Тихо-тихо, куда ты? — спрашивает незнакомец. Отчаянные попытки походят на потуги марионетки двигаться без помощи кукольника. Пальцы Рекатрулы шарят вокруг и проваливаются в густую жижу. Осколки, лезвия, мутировавшие бактерии.
Слишком длинные пальцы хватают её за плечи. Рекатрула морщится. Слёзы текут по щекам, оставляя на грязном лице разводы. Незнакомец помогает ей встать и разворачивает к себе.
— Ром, — говорит он. Высокий, болезненно-худой парень с бритой налысо головой, хищными чертами лица и далёким взглядом неторопливо изучает свой улов. Полы тяжёлого плаща едва колышутся на ветру. Под ним на незнакомце ничего нет, но впалая грудь размеренно движется в такт глубокому дыханию. Ни следа дрожи. На массивном поясе дешёвых и преступно-грязных штанов болтается рукоять резака. Толстые подошвы тяжёлых ботинок крепко стоят на остатках ферронитовой конструкции, которые стали капканом для Рекатрулы.
Взгляд девушки лихорадочно ощупывает предмет. Осколки мыслей собираются в кучу.
— Ром? — хрипло переспрашивает она. — Давай.
— Нет. Я — Ром, — улыбнувшись, говорит парень и тыкает себя в грудь. — И нам пора.
Гул антигравов бьёт в спину. Рекатрула делает шаг, мир взбрыкивает, и вот она уже прижимается к груди Рома. Ноги не держат. Но он стоял совсем с другой стороны.
Кратковременные провалы в памяти из-за шока и раны. Ладонь привычно скользит в карман брюк за мобиком, но натыкается только на пустоту. Устройство осталось на столе. Наверху. Но что-то оттягивает карман, хотя и слабо. Подушечки пальцев скользят по холодной гладкой пластине. Рекатрула одёргивает руку. Не сейчас. Для этого нужно больше времени, станция и безопасность. Голова девушки поднимает, взгляд находит приближающее зелёное пятно. Крохотный кусочек страха пропадает.
Мусорный бот. Похож на те, что используют СУМ, только старый, побитый и неспособный пройти ни одну проверку пригодности. Значит, городским службам он не принадлежит. Запоздало Рекатрула вспоминает, что Ром говорил о Яме.
— Проблемы, — спокойно отвечает Ром. Видавший виды корпус бота покрыт настоящей краской: видны разводы, оставшиеся от кисти. Наверху общепринятой нормой давно стала вуаль из дезлинка, так что столь вопиющая архаика поражает Рекатрулу. Настолько, что она не замечает отсутствующей «головы» бота. Вместо неё у него литой куб с выступающими пульсирующими шарами. Дешевая пседовокожа.
— Мясо, отпусти её. Она — собственность риков. Я первый заметил...
— Не стоит, дорогой друг, — мягко отвечает Ром. Его лицо накрывает тонкая плёнка бактерицидной маски: теперь сенс-спорам бота, которыми он ощупывает мир вокруг себя, не разглядеть деталей. — Мы оба знаем правила Сети: кто первый, того и добыча.
— Павло даже ботов научил врать. Надо же...
Рекатрула чувствует, как Ром исчезает. Не отходит, не отпускает нежно или резко её плечи. Кажется, что она даже не успевает удивлённое вздохнуть. Опора пропадает. Быстро перераспределив вес, Рекатрула вскрикивает и прижимает обе руки к животу. Дорогое движение. Страшный скрежет, треск и вопль синтезированного голоса привлекают её внимание, но поднять голову девушка уже не в состоянии. Миг, и длинные пальцы вновь касаются её плеч.
— Пойдём, пока падальщики не налетели.
Ром тянет её, а затем подхватывает так, будто в ней вообще нет веса. Запоздало Рекатрула думает о том, что в таких тщедушных руках не должно быть столько силы.
«Мы достаточно натерпелись. Стоп, кто это «мы»? Я... брежу?»
Но ответ не приходит, а Яма увлекает Рекатрулу в свои недра.
Ром вышагивает прямо и ровно, как пророк. Вокруг него во все стороны расползаются мусорные поля, кажется, им нет конца и края, но это не так. Если идти строго в одном направлении, идти долго и не смотреть под ноги, рано или поздно рухнешь в одну из мусорных воронок.
— Тише-тише. Хвост трубой. Не дружу я с головой, — напевает Ром себе под нос. Слова, сорвавшись с губ, кружат в воздухе неподалёку, пока их не рвёт в клочья шквалистый ветер. Слева от высокой, долговязой фигуры мусорщика взбулькивает: словно пузырь зловонного газа поднялся из толщ гниющего болота. Мусор проваливается сам в себя, пожирает обрывки синтека и пищевые отходы, этикетки и бутылки, битый стекломорф и жирный грибной гумус. Дыра ширится, стены её движутся как в водовороте. Ром ускоряется. Подошвы ботинок безошибочно отыскивают твёрдые поверхности — Рекатруле кажется, что ей несёт бот с мощным стабилизатором. Или ангел. Ром не издаёт ни звука, даже тяжёлые полы плаща бесшумно скользят по хламу самой разной текстуры. Это завораживает. Взгляд Рекатрулы падает в дыру. На дне успевают промелькнуть сверкающие нити невозможного для свалки белого цвета.
«Новые», — понимает Рекатрула. Невидимая, проворная рука вплела их взамен тех, что не выдержали и порвались. Стенки мусорной воронки быстро сходятся: чавканье и шуршание — и от провала в бездну Финского разлива не остаётся и следа.
— Тише-тише, — перебивает её Ром, не опуская головы. Он улыбается. Волны раздражения искрами пляшут по кончикам пальцев Рекатрулы. Кожа горит. Внутрь будто накачали сверхплотного тёплого геля, а с уголка губ срывается вязкая капелька слюны. Рука дёргается. Бесполезно. Сейчас Рекатрула — жалкая сумма частей, и ничего больше.
«Самое время вспомнить, что я знаю о Яме, а?»
Яма — самая нижняя из четырёх платформ Петрополя. Самая большая, самая густонаселённая и самая опасная из всех. Почему? Потому что ею не управляет «Нева-Фарм». Это кажется невероятным. Невозможным. Но тем не менее «свободное отребье», как принято называть обитателей нижней платформы наверху, выгрызло себе место в новом страшном мире прямо под боком у могущественной корпорации. Как им этом удалось? Постройка такого большого метасити как Петрополь — да любого метасити в принципе — стоит охренительно дорого. Дело не только в грэнгах, но ещё и в ресурсах. Ферронит, драгоценные и редкие сплавы, гомбобетон, стекломорф и люди. Ни один производитель ботов не сможет поставить столько рабочей силы, чтобы завершить строительство летучей платформы в крайне сжатые сроки. Потому «Нева-Фарм» нанимала всех подряд, завлекая едой, защитой, лекарствами и невероятным гонораром — жилплощадью в новом городе. Местечко обещали найти для каждого строителя, но когда работа закончилась, весь сброд, которому повезло оказаться на лесах и платформах строящегося города захотели большего. Они развязали войну, отгрызли себе четвёртую платформу и начали шантажировать корпорацию: если те не оставят их в покое, они взорвут все автозаводы и водорослевые фермы, и тогда Петрополь будет обречён. «Нева-Фарм» согласилась, и на свет появилась Яма. Пожалуй, самое удивительное, что бунтарей поддержали фунгательеры: они возвели свою Грибницу внизу, а не на верхних платформах. Потом ещё грибники удивляются, почему это их недолюбливают? Впрочем, грустная правда заключается в том, что ямовцы точно так же зависят от «Невы», как корпа — от свободного отребья. На обновлённое Габэ планете Земля невозможно просто так уйти и основать поселение там, где захочешь. Фауна с флорой не позволят. Потому Яме и «Неве-Фарм» остаётся блюсти хрупкий мир.
С тех приснопамятных дней прошло сорок лет. Сегодня никто из цивилизованной части Петрополя не знает, во что превратилась Яма. Единственный источник информации — интериалы, и если судить по ним, на чертвёртой платформе царят беззаконие и право сильного. Рекатрула ещё не знает, но совсем скоро она близко познакомиться с некоторыми порядками «последнего свободного поселения».
Веки заторможенно поднимаются.
— Хороший улов, Ром! — тусклый голос доносится справа сверху. Голых — если не считать жирного слоя грязи — рук Рекатрулы касается грубое одеяло из синтек-шерсти. Но дрожь не унимается. В нос бьют запахи синтетического масла, застарелого пота и кислой еды. Пропитавшаяся мусорной жижей майка исчезла, оголив грудь и живот. Рядом натужно сипит металл и скрежещут тяжёлые подошвы. Пол под лопатками кренится влево, но уже через мгновение выравнивается.
— Женя, — коротко представляется лицо, возникшее над ней. Грубые черты, несколько шрамов на щеках и носу, тёплые карие глаза.
— Рек… атрула… — выхрипывает горло.
— Не стоит, — бросает Женя, исчезая. — Твоё мясо на пределе, ещё немного, и каюк. Мы тебя на на ноги, конечно, не поставим, но я знаю отличного дока. Только сначала...
Перед глазами Рекатрулы появляется черная пластина.
— ... ответь мне, что на этой штучке? Только не надо брехни. Если ради неё ты сиганула в Глотку, значит прихватила что-то ценное.
Рекатрула буравит пластинку взглядом. Меморум. Надёжное хранилище информации. Может быть запрограммировано на конкретного пользователя или устройство. В поверхность часто инкрустируют высокочувствительные сенс-споры. Игрушка для богачей. Откуда она?
— Я... не знаю, — выдавливает из себя Рекатрула. Женя цокает языком и поднимается. Рассеянный свет проливается на его щёки и лоб: становятся видны глянцево-пластиковые отблески.
Но Рекатрула видела, как двигаются его губы.
«Охрененно дорогая маска с липсинком?»
— Слушай, мне нужно, чтобы ты сказала, что это. Если это собственность какой-то корпы...
— Женя, — голос Рома доносится спереди, с другой стороны платформы. — Серьёзные господа пожаловали в наши пенаты.
Женя отходит. Рекатрула пытается собрать мысли в подобие связной кучи и машинально следит за длинным бледным пальцем. Тот указывает на чёрное пятно.
Оно сливается с ночным небом даже если перевести бакталинзы в ночной режим. Любой ямовец знает, что такие технологии есть только у больших корп. Значит, «Нева-Фарм» пожаловала в Яму. Да ещё и тайно.
Сделав большие глаза, Женя кивает на выловленную из мусора беглянку. Ром согласно встряхивает головой, будто пёс, получивший команду. Нахмурившись, Женя пару секунд изучает матовую пластинку меморума в ладони, пока она не исчезает в нагрудном кармане его комбинезона.
— Ладно, — с улыбкой говорит он, вновь склоняясь над Рекатрулой. — Считай, птаха, тебе повезло. Сейчас поедем к доку...
Не дождавшись реакции, Женя закатывает рукав. Рекатрула не верит своим глазам. Босые ступни скользят по холодному сетчатому феррониту: встать и убежать она сейчас не сможет. Да и куда денешься с крохотного бобика?
По внутренней стороне правой руки Жени скользят две трубки из биопласта, вживлённые прямо в кожу. Их концы зарываются в бугры зарубцевавшейся кожи, опоясывающие запястье на манер браслета. Внутри трубок лениво движется прозрачная жидкость с мелкой белой взвесью.
Капли голубого цвета возникают со стороны плеча. Вскоре одна из трубок становится ярко-синей, так что Рекатрула вспоминает о своём последнем трипе на десятом этаже башни Иванова. Псиделик был такого же цвета.
Красная игла медленно выдавливается из основания ладони Жени. Она похожа на огромное жало насекомого. Хищно выгнувшись, игла потянулась к вене на руке Рекатрулы.
«Когда я вытащила руку? Я не помню, чтобы вытаскивала руку! Может быть, мне просто кажется? Это бред! Сон и бред! Я никуда не падал, я лежу дома, в своей кровати и мне снится кош…»
Рекатрула чувствует холод, расходящийся от места укола вверх и вниз. Сначала он окутывает пальцы руки, потом — плечо и шею. Сейчас всё закончится.
— Добро пожаловать в мир живых на ближайшие два часа! Сейчас мы утащим тебя из Сети. Сделаешь вклад гражданина, и пух, ты в Яме! После двинем к доку. Твоё мнение меня не интересует, времени у нас капец как мало!
Сила медленно возвращается к рукам и ногам. Странно чувствовать её сквозь холод, но лучше так, чем безвольный мешок под одеялом. Завернувшись в колкую синт-шерсть, Рекатрула плавно встаёт и осматривает бобик. Платформа старая и покрыта вековым слоем грязи и ржавчины. В памяти вспыхивает девчонка из СУМ, брызги крови, смертоносный луч. Закрыв глаза, Рекатрула делает глубокий вдох.
— Эй, не спать! — весело кричит Женя, возвращаясь к пульту управления.
— Я не сплю, — отзывается Рекатрула. Она уже смяла рвущиеся к глазам слёзы. Пришло время осмотреться.
Во все стороны расстилается мусорная Сеть — основной источник материалов для Ямы. Высокие груды, схожие на горы, плавные изгибы полу-сгнивших холмов. Десятки, сотни чёрных точек, бродящих по поверхности, роящихся в отходах процветающих обитателей высоты.
— Потому что вы — идиоты, — резко, но без злобы отвечает Женя. — Знаешь сколько ништяков мы делаем из того, что вы выбрасываете? Не поверишь!
— В умелых руках и камень — золото, — изрекает Ром, сидя на узких перилах, отделяющих проржавевшую ферронитовую сетку пола бобика от пустоты. Руки Жени лежат на пустой управляющей консоли. Его глаза горят кислотно-зелёным огнём: бакталинзы проецируют для него одного экран дополненной реальности, через который он и отдаёт команды платформе. Идеальная конфиденциальность.
— У меня вышла склока, — неожиданно включается Ром, — с ботом Павло. Как думаешь...
— Проблемы? Если не спрячем задницы в ближайшие пару минут — можешь не переживать! А так рики же милахи. Какие проблемы, а?!
— У нас... проблемы? — спрашивает Рекатрула, и тут же резкий вираж бросает её на перила. Сломанная рука бьётся о ферронит, но сигнал к мозгу от повреждённых нервных окончаний перехватывает липкая и холодная фарма.
— Секрет! — оскалившись, отвечает Женя. — Но если мы не успеем к дому, он тебя прикончит. Быстрее, чем заражение!