Восхождение Бурри. Глава 10
— Сволочь! Тля безрукая! Рубленный левой пяткой конч!
Декьюна кричит и рвётся из цепкого захвата Рома, которому помогают двое воспитанников старухи. Конструкция из четырёх людей сдвигается на сантиметр вперёд… На два… Рекатрула во все глаза следит за тем, как Декьюна перебарывает даже лысого!
«Ну ещё бы!» — выпаливает Теодора в восторге. Весь гараж предвкушает расправу, которую старуха учинит над серо-зелёным Женей, пока тот опирается на бок истерзанного вана. Фургон едва-едва выдержал перегон до мастерской.
Глаза Жени вспыхивают зеленью, через пару секунд тоже происходит с Декьюной. Старуха замирает, сбрасывает с себя руки и оправляет комбинезон.
— Случилось-то что, обмудки? — спрашивает она, окидывая всю нашу троицу взглядом.
Вместо ответа Женя зовёт Декьюну в гости, и ушей Рекатрулы касается лёгкий шелест разочарованных вздохов. Похоже, парни и девчонки, работающие в гараже, надеялись на красочную историю. Только сейчас украдкой обернувшись, Рекатрула замечает, какими глазами многие воспитанники Декьюны смотрят на Рома и Женю. Восхищение пополам с завистью.
«Чем они занимались до того, как выловили меня? Кто они вообще такие?» — вспыхивает мысль, но для неё не место и не время, потому Рекатрула лишь туже затягивает узел из рукавов плаща Рома, который он одолжил ей, чтобы прикрыться. Не то чтобы кого-то в Яме смущала полуголая женщина, скорее сама Рекатрула чувствовала острый дискомфорт от того, что любой желающий мог любоваться её голыми бёдрами и задницей в простых удобных трусах.
В логово троица плетётся пешком. Сил у них нет даже на то, чтобы лишний раз поднять руки. Выжаты как лимон. Рекатрула еле ворочает мыслями, пока Теодора громко храпит в своей ментальной спальне.
— Может к Бо? — сипит Женя, но девушка и лысый синхронно отказываемся. Вздохнув, предводитель заказывает доставку на дом.
«Что с ним нет так?» — вяло думает Рекатрула — единственная, кто отделалась нервной дрожью, царапинами и лёгким ожогом. Даже она не готова тащиться в лапшичную. К тому же в какой-то момент Жене приходится опереться на неё, чтобы продолжать ковылять вперёд. И Ром ей тут не помощник: перед глазами Рекатрулы до сих пор стоят раны, которые сшивал полевой врач Нони. Лысый движется куда медленнее обычного, и не так плавно. Видеть его дёрганые шаги непривычно и даже страшно.
Логово встречает своих обитателей уютом и комфортом настоящего дома. Многие ямовцы удовлетворяются лёгкой уборкой: пыль как явление их не смущает вовсе, грязь расстраивает, но не сильно. Рекатрула знает, что если бы она не жила в логове, даже с исправной АДС пол парней всё равно был бы завален мусором. Потому что «так удобнее».
Стандарты чистоты Рекатрулы куда строже. Боты потратили десятки часов, сортируя хлам по полочкам и оттирая жирные, въевшиеся в пол пятна подозрительных и потенциально опасных для здоровья жидкостей. Следом уборка добралась до полок, верстаков, кухни и санузла. Пришлось целый день валандаться на улице, зато к ночи парни с удивлением узнали, что кафель у них молочно-белого цвета, а не тёмно-серый, как они уверяли Рекатрулу. Несколько дней Женя ворчал — смена привычного уклада пробудила в нём деда-пердуна, — но потом привык и даже втянулся. Ушло в небытие топтание дорожек между гор мусоров. Места для футонов стало в пять раз больше: Женя быстро облюбовал центр логова, устроив из своей «комнаты» вечернее место встречи для всех. Рекатрула с Ромом быстро привыкли собираться у него, чтобы посмотреть интериал или зарубиться в игру. Лысый сделал небольшой тренировочный уголок. На его предложение присоединиться к занятиям Женя и Рекатрула неизменно отвечали отказом. Общими усилиями была оборудована обеденная зона с круглым столом из деревянного фальшмата и четырьмя стульями. Теперь они едят все вместе, и Рекатрула чувствует себя почти нормальным человеком. Особенно после того, как отчекрыжила себе целый угол, перекрыв его дезлинк-пологом. Большую часть времени он прозрачный, но переодеваться и спать ей нравится хотя бы в иллюзии уединения.
Нони выделил всего сутки на то, чтобы троица пришла в себя, подлатала ван и подготовила оборудование к новому крупному заказу. Работы у Ченги продумывались целую неделю. Рекатрула представить не может, как они справятся, но парни и бровью не ведут: ввалившись в логово, Женя уползает на свой футон и мгновенно вырубается. Его организму досталось больше всего. Он действительно вколол себе пиратский стим, который выжал из его надпочечников столько гормонов, что хватило бы на всю жизнь. Не сдох он просто по счастливой случайности. Ливси поставил ему капельницу, но предупредил, чтобы тот обязательно сходил к врачу. По дороге Женя трещал с Бабуло, но Рекатрула не слушала. В общем-то понятно, почему клиника мута процветает: с такими клиентами и других не нужно. Несмотря на то, что из чумазой троицы он самый чистый, даже за ним остался жирный след из крови и грязи, который боты тут же приняли уничтожать. Обменявшись взглядами с перемазанным с ног до головы Ромом, Рекатрула уступает ему право первым отправиться в ванную.
Стоит девушке расположиться на полу и вытянуть ноги, Женя поднимает голову, будто и не храпел минуту назад.
— Чего хочет Нони? — спрашивает Рекатрула, чтобы хоть как-то скоротать время. — И что за «Пасть»?
— Самый крутой клубешник в Яме. Считай, мы пальнули и попали в яблочко! — отвечает Женя.
Работы будет уйма. Заплатят меньше половины. Ну что за дерьмо?!
И правда, чего?! Сегодня Рекатруле пришлось смотреть на то, как её собственными руками убивают людей! И её саму чуть не прикончили А ещё стрёмный, судя по всему опасный тип сделал ей предложение, от которого она, как дура, отказалась. Кроме того, она находится в Яме, скрываясь от одной из самых могущественных корпораций на планете Земля, ей насильно сделали смену генетического слепка, из-за чего в её башке теперь обитает аж две дополнительных личности, и вместо того, чтобы нежиться в ванной в своей прекрасной квартирке на третьей платформе, она ведёт беседы с конченным психом, пока другой конченый псих смывает кровь со своего лица!
— Думаю, что мы нихера не успеем собрать за сутки.
— А, да не парься! — голос Жени сочится развязностью. — Там у Нони такие запросы, что валандаться так и так будем недели две.
— Да не. Думаю, там будет сплошная органика.
— Ты просто не была в «Пасти». Расслабься, говорю же. Кстати. У меня для тебя подарок.
Рекатрула недоверчиво скользит взглядом по Жене. После полной оплаты лечения и операции, она не рассчитывала получить от него что-то в качестве подарка больше никогда. В конце концов, на ней всё ещё весит долг.
Мобик тихонько вибрирует в кармане.
«Совсем про него забыла. Давно такого не было…» — устало думает Рекатрула. Прошло больше шести часов, как она не держала пластинку в руках. Внезапный мини-детокс заканчивается прогрузкой электронного кошелька.
«Поступление: две тысячи грэнгов».
— Нафига? Забери в счёт долга.
Глаза Рекатрулы лезут на лоб, а ехидно-довольное выражение на лице Жени можно использовать для бесячего дезлинка какого-нибудь бара или клуба.
— Всё равно маловато, — со вздохом отвечает Женя, откидываясь на подушку. — Этот мудак сдал нас, ежу понятно. Солдатики сидели в засаде.
— Он предложил мне работу, — неожиданно даже для самой себя выпаливает Рекатрула, чувствуя лёгкий тычок со стороны Теодоры. Женя тяжело приподнимается на локте.
— Не будь кретином. Я здесь. С вами.
Серьёзно кивнув, Женя ложится и смотрит в потолок.
— Для птахи ты охерительно быстро смекаешь ямовские темы. Спасибо.
Ничего серьёзнее Рекатрула от него не слышала со дня первой встречи. Может быть, было что-то, когда он откромсал ей палец, но тот эпизод в памяти девушки сохранился плохо. Логово укутывает тишина, каждый думает о своём. В какой-то момент из душа появляется румяный, чистый Ром. Свежие шрамы набухли и алеют на бледной коже. Ни слова не говоря, он подходит к своему футону и активирует дезлинк-полог, отгораживаясь от нас непроницаемой стеной черноты. Рекатрула вздрагивает. Она как-то пропустила, когда лысые себе его поставил.
— Хера, ты когда его установил?! — вскрикивает Женя. Но Ром не отвечает. Должно быть, включил шумодав.
Пока Женя пытается докричаться до друга, Рекатрула тяжело встаёт и бредёт в ванную. Пропитанный кровью комбинезон немедленно отправляется в переработку. Приходится повозиться со спиной: помимо ожога обнаруживается ещё несколько неглубоких ранок, каждую из которых нужно залить антисептиком, сдерживая крик закусывая губы, а потом дать низамли-спорам как следует всё обработать и залепить. Кроссовки тоже убиты, так что и их ждёт утилизация.
Душевая кабина выдаёт список режимов. «Долгий и горячий».
Лишь стоя под плотными обжигающими струями, Рекатрула отчётливо слышит голос серой:
«Почему ты до сих пор не вскрыла меморум Олеха Гевчока?»
Голова — радиостанция, которая трещит на полной громкости без кнопки «Выкл.». Конструкцией не предусмотрена.
Бесконечный поток ругани Теодоры изредка прерывает мягкий, но твёрдый голос серой. Трудно понять о чём они спорят, на чьей стороне перевес и как это вообще закончить: они просто рвут мозг на части. Ментальная гражданская война. Возможно, виной всему попытка выжить, но Рекатрула даже не вмешивается в спор. Напевая под нос навязчивый мотивчик, она кое-как добирается до футона и заваливается спать, надеясь, что ночь принесёт облегчение. Но от голосов в голове просто так не сбежишь, и ад разверзается внутри черепной коробки. «Ты, ты, ты…», «Я, я, я…». Слова и смыслы сливаются вместе в оргиастическом действе, порождают дикие выводы, из которых единственным подходящим кажется острое лезвие и вскрытые вены. Ворочаясь с бока на бок Рекатрула то и дело трогает шов в том месте, где спрятан меморум. Пальцы сами находят его и гладят, гладят, гладят… Как будто там спасение.
«Слыш, сестра, короче, я должна рулить».
«С удовольствием, — соглашается вымотанная до предела Рекатрула. — Забирай».
Движение Теодоры к поверхности похоже на мощный гребок обеими руками в толще воды. Рекатрула с нетерпением ждёт отчуждения, уже испытанного ею прежде. Оказаться наедине с самой собой, что может быть лучше? Но облегчение не приходит.
«Этот вызов тебе не по силам», — возникает третья. Она удерживает Теодору одним лёгким движением, которое отзывается болью в затылке. Рекатрула едва сдерживает вой. Её останавливают шаги.
— …ом, я рада, что вы живы. Ван-то всегда починить можно.
Мы устраиваемся в креслах и пьём заваренный Ромом чай. Декьюна, кажется, отошла. Она сидит, закинув ногу на ногу, и внимательно слушает красочный рассказ Жени. Он не стесняется деталей. Его голос так и не восстановился, потому он хрипит как неисправный динамик. Добавляет атмосферы. Женя умеет рассказывать, вскоре даже Рекатрула отвлекается от своих проблем и начинает слушать, будто бы и не была полноправным участником всех событий.
«А мне казалось, я ещё тысячу лет не захочу их вспоминать».
Закончив, Женя подхватывает чашку и делает шумный глоток. Его глаза поблескивают из-за белого, потрескавшегося края.
— Ну, стоило ожидать, — заключает Декьюна. — Нони тот ещё засранец, но хотя бы нож в спину не сунет, как подвернётся случай.
— Да, — длинный палец старухи трижды бьёт по носу, — опыт кой-какой имеется.
Лично Рекатруле карлик не внушил такого доверия, но она готова довериться Декьюне — та давно живёт в Яме. Ченгу же старуха обозвала «мерзким слизняком» и пообещала, что если он или его шестёрки заявятся к ней в гараж, будет гнать их ссаными тряпками.
— Ты как, пташка? — спрашивает Декьюна, поворачиваясь к Рекатруле.
Проницательности ей не занимать, к тому же, она не стесняется этого демонстрировать. Ей даже говорить ничего не нужно. Отражение в зеркале уже показало Рекатруле, что если с войной в голове не будет покончено, она мало-помалу превратиться в призрака, высушенную оболочку. Круги под глазами залегли глубокими тенями. Морщины шрамами очертили губы. Взгляд стеклянных глаз заставлял думать о кукле, а не о живом человеке. Не раз её посещали мысли о том, что когда-то они должны все слиться в одну, четвёртую личность. Но кто это будет? Пламенная Теодора никогда не уживётся с рассудительной серой, а сама она — напуганная птаха с третье платформы: станет ли она лишь отголоском себя прежней, забудет свою прежнюю жизнь? Сохраниться ли любовь к еде, цветам, музыке? Да чёрт с ним, вкус к мужчинам и девушкам, отношение к насилию? Что вообще останется от неё, настоящего, целого человека.
«Уже не целого», — подсказывал внутренний голос, и Рекатрула била кулаком в стену и затыкала уши музыкой, чтобы только не слышать постоянно пререкающихся голосов. А ещё она ловила на себе внимательные взгляды Рома, тревожные — Жени. И вот сейчас это заметила Декьюна. Просто так старуха своего инсайта не отпустит.
«Нет! — рявкнула Теодора так, что в ушах задребезжало. — Слыш, не смей…»
«Если хочешь — действуй. Но помни о последствиях».
«Лучше так, чем постоянный страх… постоянный, непрекращающийся шум в голове. Я с ума сойду».
— Я… убила двух людей, — неожиданно для самой себя выпаливает Рекатрула.
— Большое дело! — придурковато вставляет Женя, но его тут же осаживает резкий взгляд Декьюны.
— А наверху… чёрт, я вообще думала, что это всё в прошлом. Такие разборки. Переделы территорий. Убийства. Нет, конечно, они есть, но чтобы с ними столкнуться нужно быть эсбешником или хотя бы серобрюхом. Я ж обычный гомбо-прогер. Моё дело — проги, модификация спор, взаимодействие систем...
Слёзы замечает Теодора, но не может их остановить. Рекатрула даже не пытается их спрятать. Она не уверена, кому принадлежат слова, соскальзывающие с языка, но сейчас должны прозвучать именно они.
— Спокойнее, девочка, — говорит Декьюна. В её голосе ни капли издёвки, только теплота и суровость. — Яма — место непростое. Опасное. На нашей планете вообще больше дерьмовых мест. Так что лучше, когда умеешь защищаться.
Ром кивает, хотя Декьюна не нуждается в чьём-то одобрении.
— Шок скоро пройдёт. Тебе может показаться, что правил больше нет. Но они есть. Смерть — главное правило. Его не удалось нарушить никому из живущих, и никогда не удастся. Оно уравнивает всех. Поверь старухе, не стоит намеренно приближать чужую смерть или отдалять свою за счёт других. Но крепко храни то, что у тебя тут. — Сухой длинный палец старухи, чёрный от масла и смазки, осторожно касается виска девушка. — Тогда всё будет в порядке. А пока по-переживай. Живому хорошо переживать об убитых. Правильно.
Рекатрулу выключает из остатка разговора, да он и касается всякой мелочи. Женя упрашивает Декьюну отремонтировать ван к послезавтра, она ворчит и кроет его последними словами, но по глазам видно, что уже согласилась: покинув логово отправиться не домой, а в гараж и вызовет самых преданных своих воспитанников на подмогу. Дело не в грэнгах. Женя и Ром — её сыновья. Может, они напоминают ей тех, кто ушёл. Или у неё никогда их и не было, а тут появились. Два амбициозных и странных оболтуса, о которых она может заботиться. Они ничем не лучше воспитанников в гараже просто почему-то, ближе. Иногда жизнь связывает людей сама собой, по одному ей известному принципу. От таких связей не отмахнёшься.
Ром, допив чай, тепло прощается с Декьюной и уходит к себе. За мгновение до того, как полог опустит непреодолимый для взгляда барьер, Рекатрула ловит гримасу боли на привычно невозмутимом лице. Как же крепко лысому досталось. Может даже сильнее, чем Жене, но Ром привык скрывать то, что чувствует. Отчасти, его можно понять. Так проще, но отдача сильнее. И может аукнуться в самый неподходящий момент.
Воспоминание захлёстывает неожиданно, будто стук в дверь посреди ночи. Однажды Рекатрула занималась организацией свурб-вечеринки, и вместе с подругой они выстроили целый лабиринт из дезлинк-пологов. Их строжайше запрещалось пересекать, но по факту, выдержки бродить по нему хватило только самой Рекатруле. Война Теодоры и серой напоминает девушке этот лабиринт. Она может подчиняться правилам, а может грубо их нарушать, и никто не посмеет ей ничего сказать. Потому что не узнает. Сидя в кресле, одним ухом слушая трёп Декьюны и Жени, Рекатрула смешивает карты обоим противникам.
Кое-как поставленные границы трещат и рушатся.
«У нас одно тело, и никто не сможет окончательно победить и занять его в одиночку. Потому что Теодора не приспособлена к социальной жизни, а серая не сможет защитить себя. Мы нужны друг другу».
Нехотя, Теодора и Рекатрула соглашаются. Рекатрула знает, что это не мир, а перемирие. Но даже этой короткой передышки ей хватит. Она придумает, что делать дальше.
Вечер заканчивается. Попрощавшись с Декьюной, Рекатрула отправляет упирающегося Женю в душ. Боты немедленно принялись убирать со стола. Несколько секунд Рекатрула наблюдает за ними, закусывает губу.
«Я точно такой же обслуживающий бот. Не больше, но и не меньше».
Полог укрывает Рекатрулу и её уголок, через мгновение гаснет свет и включается проекция: бесконечный фрактальный лабиринт плавно раскрывается навстречу девушке. Её то и дело одолевает дрёма, но раз за разом она просыпается от слёз, катящихся по щекам, и спазмов в горле.
Утро встречает Рекатрулу подобием облегчения. Вчерашние баталии уничтожили её чувство голода, потому сегодня желудок настойчиво требует к себе внимания.
Выбравшись из своего угла и умывшись, девушка осторожно будит Рома. Тот мгновенно открывает глаза, но всё равно даёт коснуться себя, степенно кивает и плавно встаёт. Измождение и его не обошло стороной: бледная кожа натянутая на скулах делает Рома похожим на горгулью. Глаза лихорадочно поблескивают из-под нависающих дуг бровей. Он посылает в сторону Рекатрулы зубастую улыбку.
— Лаком покрыть и буду блестеть, — отвечает он.
— Не хочешь прогуляться до Бо?
Потягиваясь, он бредёт к ванной.
Женю добудится не удаётся. Рекатруле приходится стянуть к его футону все дзайн-споры, что есть в их АДС и запустить перегруженный жёсткий бит. Развалившись посреди вибрирующего хаоса, Женя только бормочет что-то и переворачивается на другой бок. От этого трека Рекатруле быстро становится плохо, в дёснах появляется неприятное зудение, а Теодора под черепной коробкой вопит будто резанная и требует выключить «это паршивое дерьмо». Совершенно бесшумно рядом возникает Рома и бесцеремонно пережимает одну из трубок на руке Жени. Через полторы секунды он вскакивает, дико озираясь.
— Урсе — урсову порцию, — отзывается Ром направляясь к своему ящику с одеждой.
— В лапшичную пойдёшь? — спрашивает Рекатрула. Женя не сводит взгляда с Рома: сжимает кулаки и следит, будто бросится сейчас. Прерывистый глубокий вдох возвращает Рекатруле знакомого человека.
Бодрая и весёлая троица неторопливо вышагивает в сторону лапшичной. Разговор не клеится: Женя зависает в мобике, Ром — в окружающем пространстве. Рекатрула вслушивается в себя, но Теодора угрюмо молчит, а серая будто испарилась.
Бо Сэн приветствует клиентов обычным дружелюбием. Рекатрула тыкает в меню наугад, Ром и Женя чуть более осознаны. Помимо большой порции лапши каждому достаётся по пирожку с говядиной и рулетик с водорослями и креветкам. Скорее всего, половину придётся забрать с собой, но это никакого не останавливает. Голодные, достоявшие свою жизнь в первобытном противостоянии и срубившие куш имеют право на всё. Хотя бы сегодня.
— Куда грэнги сольёшь? — спрашивает Женя.
— В смысле? Первые заработанные бабки трушные ямовцы спускают под чистую. Грэнги текут к тем, кто не боится тратить.
Две тысячи — серьёзная сумма. Можно спокойно жить два месяца наверху или семь-восемь в Яме. Рекатрула собиралась отложить большую часть: рано или поздно денежная подушка пригодится. Но Теодора хочет чего-нибудь «прикольного»: крутую вычурную шмотку и личное, лучше всего холодное, оружие. Мачете Рома не даёт ей покоя, яркие картинки полные крови и отрубленных конечностей на мгновение заполняют внутренний взор. Оперативник, хлюпающая рана на шее, белый позвонок. Образ настолько яркий, что Рекатрула закрывает глаза и глубоко дышит, чтобы её не стошнило. По телу проходит волна: ужас и удовольствие в одном флаконе. Ром и Женя переглядывается, но с вопросами не лезут.
«Ладно, мы точно что-нибудь купим. Но что-нибудь полезное», — сдаётся Рекатрула.
Дожидаясь заказа, Рекатрула достаёт мобик и запрыгивает в сеть.
Споронет Ямы отличается от петропольского. Он так же работает на заряженных микроспорах, которые переносят информацию, но в отличие от верхних платформ, на первой нет единого диспенсера спор. Энтузиасты, фунгательеры, бандиты-наместники — все вкладываются в общий поток, поэтому скорости внизу невероятные, а правил нет. Маркеты и доставки открываются не просто на неделю-другую, а буквально на сутки, сбрасывая ворованный товар. Цены такие низкие, что хочется хохотать и бить пятками по полу. Но по этой же причине крайне легко потерять грэнги: заплатить мошенникам и потерять кровные. Женя просветил Рекатрулу насчёт заказа деталей ещё в первые дни работы, так что проверенных поставщиков железа она знает. Но сейчас её интересуют шмотки и личные гаджеты. Приходится двигаться наобум, доверяя внутреннему чутью. Жёсткий сёрф бросает Рекатрулу со страницы одного ямовского маркета на другой, пока она не находит тот, что вызывает доверие. Нейтральное название — «Уайттайм», — фиксация на белом цвете и прописанное в правилах «ОПЛАТА ПОСЛЕ ПОЛУЧЕНИЯ И ПРОВЕРКИ» подкупают. В конце концов, Рекатрула живёт вместе с двумя матёрыми головорезами. Ей ли бояться курьера?
— Чё там? — спрашивает Женя, заглядывая девушке через плечо. В который раз Рекатрула жалеет, что у неё нет бакталинз. Надо потратить время и установить, стоят же гроши. Особенно в сравнении с тем, что она собирается купить.
Мобильный спороцех. Такой же, какой у неё был во времена работы в лаборатории Гевчока. Как она кайфовала: скорость, может, и меньше чем у промышленного, зато функций больше. И для работы с АДС его хватит за глаза — не нужно будет таскать с собой здоровенный кейс. Стоит мобильный спороцех немало, наверху — тысяч шесть-семь, но на «Уайттайм» ценник останавливается на полутора тысячах. Оригинал от «Фунгорейтед». С ума сойти. Сто процентов ворованный, но ведь Рекатруле с ним не на собеседование в корпу идти, так что она оформляет заказ на самое ближайшее время.
«Я помню. Давай, клинками обзоведёмся в следующий раз. Ты вроде хотела шмотку».
«Прямо любую?! Даже с бронепластинами?!»
«Уайттайм» предлагает всего три типа курток, отличающихся, по факту, длинной и количеством карманов. Теодора выбирает бомбер, аугментирует его биопластовыми пластинами — легкие и прочные, не сковывают движений. А вот на выборе дезлинка Теодора залипает. Бесконечная галерея сводит с ума. Даже отфильтровав цену — не больше десятки, она никак не может выбрать. Когда кажется, что страница вот-вот закончится, подгружаются новые вариант. В «избранном» скапливается больше двадцати товаров. Пора тормозить. Развернув мобик в планшетный режим, Рекатрула поворачивает его к парням.
Им хватает минуты на раздумья.
— Восьмой и четырнадцатый. Остальной шлак можно и на «Давинчи» найти, — чавкая, сообщает Женя.
Ни слова не говоря, Женя выхватывает планшет и вводит в строку адрес.
— Двадцать грэнгов в год, и вся пиратка у тебя на кончиках пальцев. Хоть каждый день меняй.
Женя хрюкает прямо в тарелку, разбрызгивая вокруг соус.
— Нахрен он нужен? Пташка, в Яме всем плевать на подлинность! Кроме чокнутых, но оно тебе надо, водиться с чокнутыми?
Хмыкнув, Рекатрула забирает мобик.
«Давинчи» оказывается огромной галереей пиратских дезлинков. Точные копии любых брендов, даже самых люксовых, плюс всякие вариации на тему, которые оказываются даже круче оригиналов.
Пиликает оповещение. Женя скидывает ссылки на пиратские копии только что оплаченных Рекатрулой дезлинков.
— Зато поддержу художников, которые их сделали.
— Ага. Только вряд ли твои грэнги до них вообще дойдут, — пожимает плечами Женя.
Тот без лишних слов проецирует экран в воздух. Ром смотрит сквозь него, завороженно наблюдая за мастерством поваров. Сквозь плотную голубую разметку чертежа взмывающие в воздух ножи и половники кажутся эфемерными, а танец огромных воков — изысканнейшим перфомансом.
— Нони прислал планы «Пасти». Работы до жопы. Но тебе — лафа. У него своя система, сама интегранёт навесы. Главное их грамотно вырастить.
— Опять эко? А что за система?
— Это ж «Пасть», всё по высшему разряду, — отвечает Женя, убирая экран за мгновение до того, как на стойку приземляются тарелки. — А систему завтра сама увидишь.
Женя умеет выводить из себя. Рекатрула пытается что-то возразить, но Теодора уже радостно и полу-безумно хохочет, устраивая набег на его тарелку. Он не остаётся в долгу, и вскоре лица, стол, приборы покрываются ошмётками соуса, жаренной свинины и ломтиками огурца. Ром с блаженной улыбкой, словно отец-одиночка двух взбалмошных подростков, наблюдает. Бо Сэн, не скрываясь, хохочет. Битва заканчивается вничью. Бардак воцаряется в обеих тарелках. Но так даже вкуснее.
Протерев стойку, Бо Сэн ставит блюдо с закусками, и оно огромно. Рекатрулу слегка мутит от одного его вида. Но Теодора с готовностью набрасывается и на него.
Пока еда исчезает в желудках троицы, Рекатрула вертит в голове схему «Пасти». Что-то не сходится: помещения перепутаны, коридоры представляют собой лабиринт из кишков, а множество зальчиков никак не укладываются в концепцию клуба. Понятно, что Нони занимается и всякими тёмными делами, но зачем всё так запутывать? А схема коммуникации? Если в ней всё указано верно, то большая часть помещений даже не подключена к электросети!
— Погоди-ка, — говорит Рекатрула, — там на плане что, лёгкие?
— А ты догадливая, — улыбается Женя. — Но всё завтра. Сегодня у нас выходной!
Еду приходится забирать с собой: Бо Сэн невозмутимо раскидывает её по контейнерам. Тепло попрощавшись с владелицей заведения, троица, охая и ахая, выдвигается в обратный путь. Рекатруле кажется, что она набрала килограммов пять, а Жене — так все десять. Один Ром всё так же плавен, худ и невозмутим. Аж подбешивает.
Минутах в пяти от логова мобик Рекатрулы подаёт голос. Оповещение от «Уаттайм»: «Курьер прибудет через пятнадцать минут». Резво. В сообщение вложена ссылка на интерактивную карту. Согласно ей курьер прямо сейчас движется сквозь… жилой комплекс.
— Хера, — говорит Женя, ничего не знающий о личных границах. — Они на дронах гоняют? Додики.
Но в его словах больше восхищения. Рекатрула уже успела заценить грузовые и пассажирские дроны, те же ребята Нони пользовались ими, но вот о частных ей приходилось только слышать. В основном ими пользуются курьеры и всякие мутные личности, вроде мафусаилов. Крайне ненадёжная и опасная штука. На них ставят мощные двигатели и максимально облегчают. Летают они быстро, но впечататься на дроне в стену или другого участника воздушного движения легче лёгкого.
Рекатрула не успевает зайти в логово, как АДС сообщает ей о прибытии курьера.
— Чего заказала, транжира? — спрашивает Женя.
— Увидишь. Вы мне ещё спасибо скажете, — отвечает девушка мимоходом. — Не придётся таскать с собой одну тяжеленную дуру.
— Как же мы без тебя, Теодора?
Как жаль, что не всегда под рукой есть что-то увесистое, что можно запустить в наглую ехидную рожу.
«Уайттайм» верны своему стилю: неподалёку от входа дожидается мужчина в ярко-белом комбинезоне. Должно быть он покрыт каким-то гидрофобным веществом, потому что глазам становится физически больно от чистоты униформы курьера.
— Доставка. Для Теодоры Бурри.
Палец ложиться на сканер. Дождавшись сигнала, курьер улыбается и снимает со спины армированный кейс. Уф, серьёзная штука. В таких часто перевозили мелкое оборудование и документацию в кампусе «Невы-Фарм». Воспоминание оставляет кровоточащий след в памяти, Рекатрула пропускает вдох или два. Какая-то мысль настойчиво прорывается в голову, но никак не обретёт законченную форму. Девушка в ступоре пялится на курьера.
— Проверять будете? — повторяет он. Улыбка никуда не девается, но глаза похожи на две мёртвые стекляшки. Скованно кивнув, Рекатрула нервно разрывает упаковку и вынимает спороцех. Один в один тот, что был у неё наверху, только не серебристый, а матово-чёрный. Подключение занимает всего пару секунд, стандартный тест расцветает ворохом таблиц на экране мобика. Спороцех легко разделывается с задачами. Курьер внимательно наблюдает за всеми действиями девушки.
Паранойя поднимает голову: она похожа на кобру раскрывшую капюшон. Рекатрула бормочет несвязный бред, Теодора громогласно предлагает вырубить курьера и затащить его внутрь. Пакет с курткой едва удостаивается взгляда. Цел да и ладно.
— Здорово, — отвечает курьер, закидывает тяжёлый кейс на плечи и идёт к припаркованному неподалёку кристально-белому дрону. Что-то в его походке кажется Рекатруле знакомым. Весь он заставляет память кипеть. Слишком подтянутый. В Яме большая часть людей примерно той же комплекции, но с лишним весом из-за гормональных осложнений после вмешательства дэнтехников. Курьер больше напоминает спортсмена-тяжелоатлета. Лихорадочно перебирая воспоминания, Рекатрула дожидается, пока он отчалит, и скрывается внутри берлоги.
Слишком заметный, слишком примечательный. Раскачанные мышцы ныне — дело одной таблетки, так что в моду вошла естественная худоба, лёгкая аутентичная атлетичность. Людей с «банками» видно за версту и они крепко врезаются в память. Рекатрулу терзает свербящие чувство узнавания. Лицо, походка, комплекция. Паззл не складывается, хотя все кусочки перед ней.
«Не свурб, я бы точно запомнила… Что-то формальное. Типа того. Курьер или…»
Рекатрулу прошибает холодный пот.
— Ну, покажь чё там? — спрашивает Женя, смотрит на девушку и сам меняется в лице. — Чё стряслось?
Как она сразу не поняла? Это ведь так очевидно!
Каждые два дня Рекатрула встречала его на проходной «Невы-Фарм»: та же вежливая улыбка при полном безразличии зрачков-стекляшек.
«Они не забыли. Не поверили. Они здесь! Ищут меня!»
Животные прошлого, которых загоняли в расставленные ловушки, должно быть, чувствовали себя так же. Ты бежишь, ты силён, но твой враг намного сильнее и хитрее тебя. Пока инстинкты подбрасывает тебе варианты, они уже выстроили целую схему, в которой ты — известная переменная.
«Конечно, они знают. Они всё знают. Что я поменяла внешность и генетический слепок, что меморум Олеха Гевчока по-прежнему у меня. Курьер, должно быть, уже сообщает своим, что цель найдена, и сейчас «Нева» отряжает «Грех» на спецоперацию по захвату моей задницы. Про «Грех» часто ходили слухи на кампусе. Личный отряд Германа Озака, генерального директора «Невы-Фарм». Психопаты и садисты, под предводительством военного преступника, который успел уничтожить сотни людей, прежде чем попал в поле зрения эйчаров корпорации. «Грех» занимается «защитой интересов и решением спорных вопросов». Прекрасная, обтекаемая формулировка. Если кто-то и убил Олеха, так это они. И ту девчонку-инжика в мусоропроводе. Я — следующая. И Ром с Женей, если я не уйду прямо сейчас…»
— Чё случилось? — настойчиво спрашивает Женя. Он возникает перед Рекатрулой вспышкой. Теодора непроизвольно дёргается, кулак врезается в грудь парня. Тот складывается по полам и вываливает половину своего нецензурного словаря. Пакет с курткой врезается в голову Жени, со шлепком падает на пол. Ни слова не говоря, Рекатрула бросается в свой угол. Вещи лихорадочно летят в сумку, легко умещаясь на дне.
— Теодора, — хрипит Женя. — Теодора!
— Они нашли меня! — кричит девушка в ответ. Руки сильно трясутся, дрожь распространяется по телу. Ей жарко и холодно одновременно. Сильно тошнит. То и дело в поле зрения попадается спороцех, все ещё болтающийся на запястье, и Рекатрула злится, что не сдержалась. Чёрт, а ведь в него может быть встроен жучок! Крохотная спора, которую она ни в жизнь не обнаружит.
«Идиотка! Подключила к мобику, создала пару. Теперь у них вся инфа на меня. Хватит простого анализа поисковых запросов, чтобы вскрыть… найти… уничтожить… Они ведь уже меня слушают! Чёрт, чёрт, чёрт!»
Женя хватает Рекатрулу за обе руки, и Теодора срывается с цепи. Она бьётся в крепкой хватке, но парень оказывается на удивление сильным. Теодора тоже, но страх затапливает и её, убивая волю к сопротивлению. Девушка замирает.
— В смысле, «Нева-Фарм»? — спрашивает Женя, хотя он, конечно, всё уже понял. Ему просто нужна пауза и крошечная надежда, что слух подвёл его.
Никто не хочет быть врагом «Невы-Фарм». Никто.
Хватка ослабевает. Теодора падает на футон. Рекатруле больше всего на свете хочется накрыться одеялом и перестать существовать: отдать управление Теодоре, а самой медленно раствориться в черноте безымянности, в лакунах мозга, о которых до сих пор никто и ничего не слышал. Там так спокойно и хорошо. Никому нет до тебя дела.
— Упорхнула от «Невы»… — медленно тянет Женя, отступая назад. — Серьёзный замут. Хах, я думал, ты слямзила патент на какую-нибудь железку или дезлинк. Интеллектуальная, мать его, собственность «Невы-Фарм»? Серьёзно?! Тебе жить надоело?!
Нужно рассказать ему всё. По собственной воле Рекатрула и не решилась бы провернуть что-то подобное. Желание Олеха Гевчока скрыть своё открытие от глаз «Невы» уже стоило жизни восьми людям, шестеро из которых вообще не были замешаны в этой движухе.
«„Движухе“. Чёрт, я начинаю думать, как настоящий ямовец».
— Мне нужно всё рассказать. Тебе и Рому. А потом мы вместе решим, что делать. Хорошо?
Рекатрула вновь видит этот взгляд: сейчас Женя вырубит её, вколет жёстких танков и найдёт способ по-тихой переправить в «Неву», чтобы его, Рома, Декьюну и всю Яму никто не тронул. А, может, просто выбросит на улицу, чтобы проблема перешла по наследству другой доброй и глупой душе.
— Хорошо, — говорит он. — Но я зову Декьюну. Мозги старухи нам точно пригодятся.
— Хорошо, — тихо соглашается Рекатрула.
— И ради чего мы так охренительно пляшем на самой опасной сковородке в мире?
Вот сейчас он точно ей врежет.
— Я не открывала меморум, который стянула.
Импровизированный совет собирается за столом в «гостиной». Хмурый, но, кажется, чуть отошедший Женя. Невозмутимый Ром. Суровая Декьюна. Рекатрула рассказывает свою историю настолько обстоятельно насколько может. Впервые за месяц слова льются свободно, но голос Теодоры добавляет к ним неведомую доселе грань: печаль. Глубокую и неизбывную, как серые воды Финского разлива.
— Серьёзно? Прикончили Олеха Гевчока? — спрашивает Декьюна, стоит Рекатруле закончить. Спуск по Глотке её не впечатлил.
— Идиоты, — цедит Декьюна, стуча пальцами по столу. Нервозность растекается во все стороны, захватывает Рекатрулу и Женю. Один Ром уравновешивает этот кружок. Он словно якорь или мощный опорный крюк. Неосознанно все тянутся к нему. Но лысый молчит. Хочется заглянуть ему в голову и узнать, о чём он сейчас думает.
— Что на меморуме? — продолжает допрос Декьюна. Рекатрула на неё даже глаз поднять не может: чувствует себя глупой маленькой девочкой. Знала же, что нужно открыть его и взглянуть, что так хотел сохранить Олех Гевчок. Но испугалась. И чего? Пустышки, не стоившей человеческих жизней? Или того, что там что-то по-настоящему опасное? Мало того, что Рекатрула может стать хранительницей страшной тайны, так ей ещё и придётся признать, что всё произошедшее с ней — необходимость. И Гевчок был прав, что обрёк её на игру в «кошки-мышки» с одной из самых могущественных корпораций на планете Земля до конца жизни. «Нева-Фарм» против обычного человека. Известный исход.
— Я не знаю, — через затянувшуюся паузу отвечает Рекатрула. — Вот.
Чёрная пластинка ложится на стол. Рекатрула одёргивает от неё пальцы, будто от ядовитого насекомого. Гладкая поверхность идеальна. Из-за мягкого света она кажется жидкой. Поднеси палец и утопи его в прямоугольном бассейне неочищенной нефти. Органофобное покрытие. Сотни бактерий уничтожают частички кожи, сальный жир и пыль с поверхности. Едят, размножаются и дохнут. Идеальное колесо сансары без мук выбора.
Комната будто наполняется гулом. Глаза, прикованные к пластинке, вибрируют, и вместе с ними начинает дрожать весь мир. Сначала едва заметно, но с каждой секундой всё сильнее. Звук — тонкий, на границе слышимости — стоит его заметить, как он тут же прибавляет в громкости, доходит до невероятных децибел. Барабанные перепонки лопаются, следом за ними и голова. Нужно закрыть глаза, отвести взгляд, сделать хоть что-то, но меморум гипнотизирует одним своим присутствием. Впрочем, звук, похоже, слышит только Рекатрула. Музыка момента захватывает её и несёт сквозь бытие. Она состарится и умрёт в этой комнате, так и не оторвав взгляда от чёрной пластины. Тот, кто обнаружит её труп, станет жертвой того же наваждения, и те, кто обнаружат его — тоже. Весь Петрополь вымрет из-за крохотного артефакта.
— Надо посмотреть, — голос Декьюны доносится будто из туннеля, отделанного звукоотражающим материалом. Рекатрула слышит сразу три голоса.
«Я тоже слышу нас всех разом».
Возможно, мозг перешагнул через свои возможности и позволил всем трём личностям слушать одновременно, не сводя разные потоки в один.
Старуха подаётся вперёд. Сухие пальцы осторожно касаются ладони девушки, подползают под неё и обвиваются вокруг костяшек. Только через несколько секунд до Рекатрулы доходит, что её успокаивают и поддерживают. Тело трясёт, руки страшно похолодели. Кожа Декьюны кажется девушке обжигающей.
— Надо взглянуть, — говорит она. — Потом будем думать, что делать дальше. Не бойся. Яма своих не выдаёт. Особенно «Неве». Тут скорее все сдохнут, чем позволят этой гнилой корпе добраться до тебя.
Слышать о независимости ямовцев Рекатруле приходилось, но разве у неё нет пределов? Разве они будут отстаивать вчерашнюю птаху? Но один тот факт, как легко Декьюна причислила Рекатрулу к своим, не задумываясь и не запнувшись, заставляет девушку поверить.
«Олех был прав. Яма сохранит его секрет».
Рекатрула прикладывает меморум к мобику. Связь устанавливается мгновенно. На экране всплывает приветствие для Рекатрулы Чахи, и девушка вздрагивает.
«Генетически слепок же сменился… Как он…»
Декьюна ничем не выдаёт удивления, Ром неподвижен, истуканом пялится в стену, и только Женя вскакивает с места, не в силах сдержать чувств. Два шага — и он у раковины. Шумит вода.
Несколько раз глубоко вздохнув, Рекатрула проверяет меморум. Всего один файл. Видео.
— Эм… Рекатрула… Здравствуй. Наверное, твоя жизнь сейчас совсем не напоминает ту, что ты вела здесь… Прости… Я бы хотел сказать, что увидев это видео, ты сможешь вернуться домой, но это не так. Точно так же, как я не смогу вернуться. Ведь если ты смотришь его, значит — я мёртв.
Олех Гевчок собственной персоной на фоне молочно-белой стены своего кабинета. Он взъерошен, глаза красные и опухшие. Он пытается выглядеть уверенно и спокойно, но хватает одного взгляда, чтобы понять: учёный на грани срыва. Той ночью, когда Рекатрула спустилась по Глотке в Яму на нём была другая одежда, так что видео он записал заранее. Но к чему такая спешка? Почему к этому моменту он уже был настолько измотан?
— Надеюсь, что его смотришь именно ты… Хотя, никто другой и не сможет. Так что… Я не смогу ответить на все твои вопросы: мне не хватит времени. Даже если бы я мог… Нет, не смогу. На тебя одну свалятся все последствия моего открытия. Только ты сможешь… войти в состояние и обратиться к мудрости… Я не знаю что тебе делать! Прости! Но я уверен, что сделал правильный выбор и ты сможешь довершить… защитить… в общем, справиться с тем, что я открыл. Что я тебе передал. Наверное, мне уже пора перейти к сути…
Все, кто смотрят видео, одновременно задерживают дыхание.
— Да он свихнулся! — выкрикивает Женя, как только ролик заканчивается.
И это самая мягкая оценка того, что они только что посмотрели.
— Не торопись, — говорит Декьюна, но по сжатым кулакам, лежащим на столе, видно, что она в замешательстве. Борется сама с собой.
— Ага, — почти шепчет Ром, встаёт и отходит в кухню.
Женя и Декьюна смотрят на Рекатрулу. Двенадцать минут видео заставили всех перемещаться на маленьком пяточке пространства перед экраном, и теперь девушка оказалась на одном конце стола, а Женя с Декьюной — на другом. Позиция для тяжёлых переговоров.
Рекатрула не сводит глаз с замершего, вечного Олеха. Она ненавидит его. Когда-то боготворила, но с того самого момента, как он всучил ей меморум и столкнул в мусорную клоаку, внутри полыхает чёрное пламя. Рекатрула погружается вглубь себя, чтобы ненароком чего не вытворить. Не это ли пламя разбило цельную личность на три ипостаси?
— Теодора, — тихо зовёт Декьюна. Рекатрула поворачивается к ней, но послеобразом перед ней стоит Олех. Истерзанный, вымотанный.
А, может, заметила, но списала на решающую фазу исследований и долгие подготовки к отчёту перед советом директоров? Невозможно было представить, чтобы гения обуяла страсть к сомнительной эзотерике. Но ведь можно было спросить. Уберечь Олеха от фантомов, которые заставили его пожертвовать своей и чужими жизнями.
— Перед тем, как всё случилось, Олех не казался поехавшим? Всё было нормально?
Декьюна не верит. Точно так же, как и Женя, замерший в ожидании ответа. Они не верят, потому что в то, что «открыл» Олех невозможно поверить. Чудовищно опасно в это верить.
— Да. Он заканчивал исследования. Команда уже занималась своими проектами, кто-то присматривал новое место: после «стажировки» у Гевчока можно попасть в любую лабу. Он полишил презентацию и занимался последними вычислениями. Я… мы просто думали, что он задерживается допоздна, поэтому такой взъерошенный и уставший. Никто… никто…
— Всё хорошо, — говорит Декьюна и сжимает ладонь девушки крепче. — Мы справимся.
— Да с чем там справляться? — спрашивает Женя. — Очевидно, старикан потёк! Упакуем мэмку и с анонимусом отправим наверх. Пусть «Нева» жрёт высер гения!
Он тянется к меморуму, но стоит ему коснуться чёрной поверхности, как изображение пропадает. Экран озаряет ярко-алая надпись «ОШИБКА ДОСТУПА».
— Доступ по генетическому слепку, — говорит Декьюна. — Вся поверхность меморума — сканер. Твоей ДНК в базе нет, а её — есть.
— Но я изменила генетический слепок, — говорит Рекатрула. — От старой меня остались только навыки и воспоминания. Ни одна система не смогла бы их отследить.
Декьюна задумчиво смотрит на меморум, на девушку. Откидывается на спинку стула и запрокидывает голову. Воздух вздрагивает от хруста суставов.
— Может, «Нева» ищет и не… кхм, изобретение Олеха. А защиту, которую он установил на этот меморум, — предполагает Декьюна. — Потому и прикончили своего самого лучшего учёного. Им нужно это.
Она стучит по чёрной пластинке ногтем. Красная надпись моргает и появляется вновь.
— Он всё в своей лабе залочил с помощью этой херни! — озаряет Женю. — Потому они тебя пасут, а не мэмку!
— Или так, — соглашается Декьюна.
Гевчок. Гениальный учёный, под конец жизни слетевший с катушек? Апостол архитектуры грибницы, первый, кто начал активно работать со спорами ещё до формирования культа Метагриба. Замок, который невозможно вскрыть, распознает хозяина или наследника даже после смены генетического слепка — золотая жила в мире, где взлому поддаётся всё. Но неужели он думал, что у Рекатрулы будет шанс вернуться и вскрыть его записи самостоятельно? Декьюна ошибается. Должна ошибаться, ведь послание Олеха полно страсти, но решиться на что-то такое может только безумец. Или храбрец. Поверить в то, что говорит учёный просто так невозможно. Придётся перекроить себя заново с самых основ. Кто вообще на такое способен?
— Ладно, чёрт с ним, — говорит Декьюна и бьёт ладонью по столу. Сухой резкий звук приводит Рекатрулу в чувство. — Послание Гевчока — дудка. Бывает. Сейчас нужно понять, что делать с «Невой». Говоришь, узнала харю курьера?
С губ Декьюны срываются витиеватые ругательства. До того грязные, что Теодору распирает смех. Истеричное бульканье приходится затыкать ладонью.
— Ну, то что эти пролезут я и не сомневалась. Но не так быстро. Женька молоток: не поскупился и просто так тебя не узнаешь. Что до сканеров, то ты сама сказала, что воссоздать прежний генетический слепок из нового невозможно. Они не дураки, прекрасно знают, что если выдадут себя и ошибутся, их прихлопнут раньше, чем успеет подоспеть срочный гиперлуп с подкреплением. Потому рисковать не будут.
— Но я выдала себя. Заказала наручный спороцех, такой же, какой был у меня наверху. Кому они тут нужны? Женя сказал, что хороших гомбо-прогеров в Яме нет. До меня не было.
Бровь Декьюны выписывает дугу, она резко поворачивается к побледневшему парню.
— Это ты так самооценку ей щекотал, дурак?
— Хорошие прогеры, — говорит Декьюна, махнув на Женю, — в Яме есть. И их не мало. Просто они все при деле, в личных охранках или лабах. Никто не занимается АДС. Рик аль Труи, Колченогие, муты, приращенцы, мафусаилы, фунгательеры — все затаскивают к себе гомбо-прогеров либо щедротами, либо угрозами. Наручные спороцеха в Яме любят, и разлетаются они как горячие пирожки. Думаешь начерта их сюда вообще везут?
— Цыц! Так что очень вряд ли, что они свяжут покупку с тобой. Носи пушку при себе и не стесняйся пускать её в ход. И спороцех цыкани. Вряд ли они дзайны туда подсадили — иначе уже штурмовали бы эту халупу. Скорее всего — обычные следилки. Но если найдёшь — не убирай. Просто продолжай работать. Через месяц-другой они сами отомрут, а шавки про тебя забудут. Главное поменьше светись.
Старуха говорит так уверенно, будто не в первый раз сталкивается с «Невой».
«Конечно не в первый. Она сражалась с ними лицом к лицу. Мать моя…»
— Хорошо. — Декьюна похлопывает Рекатрулу по руке, одним махом допивает свой чай. — А про послание Олеха помалкивайте. Все. И я с вами, за компанию. Сдаётся мне, что-то с ним случилось нехорошее. Может, нервы сдали, может ещё что. Жалко, конечно. Великий был человек. Но, может, и хорошо, что отмучился.
Молчание длится минуту. Лишь под конец до Рекатрулы доходит, что это дань уважения учёному, случайно собравшему их вместе.
— Ну, что, — неожиданно говорит Женя. — Партейку в «Дымодом»?
— О, вот это разговор! — поддерживает Декьюна. — Только чур, я играю за верхних.
Рекатрула улыбается, скрывая звенящую тревогой пустоту внутри. Декьюна права: вряд ли по одной покупке спороцеха «Нева» поймёт, что Теодора — это Рекатрула. Дело в видео. Олех никогда бы не пожертвовал жизнью просто так. Даже если он сошёл с ума, что-то в его послании отзывается в девушке. Пока Женя настраивает игру, Ром заваривает новый чай, а Декьюна разминает пальцы, Рекатрула обращается внутрь себя.
Чёрное озеро. Спокойная гладь сливается с чёрным камнем, вздымающимся на берегу. Озеро неподвижно. Было неподвижно всегда, с начала времён. Многие пытались добраться до него, но оно ускользало, прячась в мыслях искателя. Чёрное озеро с чёрной водой, такой лёгкой, что ею можно дышать. Оно никогда не манило Рекатрулу. Она о нём даже не думала до сегодняшнего вечера. Послание Гевчока всколыхнуло любопытство. В отголосках мыслей девушка различает его призрачный зов. И видит. Видит чёрное озеро так отчётливо, будто та, что сидит сейчас в логове Жени и Рома — всего лишь переводная картинка, сквозь которую проглядывает истинный силуэт.
Пока воды озера для Рекатрулы недоступны, но первый шаг сделан. И, как и в тот раз, когда вся её жизнь надломилась, шаг этот она сделала не сама. Её подтолкнул Олех Гевчок. Но оставшийся путь придётся пройти самой. Если хватит решимости.
Подняв голову, Рекатрула натыкается на взгляд Рома. Он внимательно наблюдает за ней, будто хищная птица в поисках напарника. В остальном лысый непроницаем как скала.