Фантазия о городских площадях, написанная любителем обиды для друзей обиды.
Публичность, чтобы функционировать описанным выше театральным способом, должна происходить на широком и пустом пространстве, где люди, заняв свое место в группе\толпе, могли бы высказывать позицию сообществу-аудитории, получая от нее критику + одобрение. Пустым пространством для городской публичной жизни долгое время являлась площадь, пристегнутая символически к некоторому событию или лицу, которое метит сообщество и пробуждает через ритуалы памяти коллективную чувственность.
В своем эссе о посткоммунистических площадях "в поисках общественных пространств постсоветского города" Оуэн Хазерли описывает, что произошло с большими пустыми пространствами в относительно недавнее время – они стали для города и его жителей непрактичным излишком авторитарной урбанистики, неуместной тратой лимитированного пространства в центре. Такие настроения свидетельствуют об упадке политической заряженности вообще – политика, оказавшись частично приоткрыта для жителя постсоветского города, однако не имела утопического горизонта, способного провоцировать человека зачем-то участвовать в невыгодном для его частной жизни проведении времени. Низкая склонность постсоветского населения к публичности продиктована все той же ситуацией "конца истории", который сам прекратился некоторое время назад. "Концом истории" мы назовем чувство угасания современности у большой части способного к политике населения, что связано с поражением советского проекта и превращением либерального индивидуализма американского образца в здравый смысл по умолчанию, как для изначальных представителей капиталистической веры, так и несогласных с этим субъектностей. Тяжело бороться против здравого смысла, особенно капиталистического, который, как многократно было сказано везде, не предполагает себе иного развития, помимо накопления ресурса, сводя этим человека к голой фактичности, из которой нельзя даже помыслить отличающегося положения дел.
С потерей мифологемой "американо-европейского мира" устойчивости на фоне группы событий недавнего времени, непререкаемая здравость либерального индивидуализма становится сомнительной для все большего числа потенциальных действующих лиц политики.
Марта Нуссбаум в своей книге "не ради прибыли" повествует о важности получения гуманитарного\художественного образования немалой прослойкой населения для построения трезвой+устойчивой демократии. Такой политический строй, для удержания которого в целостности необходимо внедрение гражданину критического мышления+независимости европейского типа – полагается Нуссбаум всеобщей политической целью по умолчанию безо всякой рефлексии этого, что вполне явно демонстрирует типичное для 90-ых -- 10-ых настроение политических мыслителей и участников. Сейчас такого рода захваченность уже требует аргументации, т.к. ее несомненность подточена в связи с частичным возобновлением активного переживания современности.
Продолжим о пространствах: если повседневность полагается пришедшей к устойчивой форме, а межнациональные конфликты считаются минутными и прекращенными в своем ядре, то ни о какой политике речи идти и не может, т.к. нейтрализованным оказывается разрыв\излом современности. Политика, как публичная игра идентичностей, растет из ощущения крайней отличности теперешнего мгновения от всякого иного – следовательно, когда теперешний миг сливается с недавним прошлым и не сильно отличающимся будущим -- политики в смысле нами используемом быть не может.
В условиях крупного города население уже не может уместиться на площади, а новых типов пространств без утилитарной цели не появляется, что указывает на невозможность построения городского сообщества, неизбежность атомизации. Внутри города, зачастую именно вследствие этого, будут вероятно зарождаться локальные идентичности, однако не на основании общности зон проживания, но на увлеченности конкретным способами существования и участия. Но этот домысел, создается впечатление, наивно-оптимистичен, ведь мы уже проживали в мире, где публичность профессиональных политиков стала частью досуга обывателя, а локальных идентичностей с другой\неожиданной публичностью не обнаруживали. Но с точностью можно утверждать, что цельное городское сообщество теперь невозможно, т.к. нет пространства способного объединить громадное + отчужденное население.
Городской житель, отделившись от находящихся неподалеку, осознает, что город теперь не для него – и более того скорее вообще ни для кого, т.к. его жители достаточно разнородны, дабы сливаться в неразличимую массу, не способную высказывать какие-то внятные интересы + иметь общее отличие. Отделенность человека основана специфичностью его нехватки, если нехваток безмерное множество и нет между ними чего-то сходного, то общность эту нельзя достоверно характеризовать, следовательно она может быть с полным правом названа ничьей. Оттого ландшафт, до этого бывший культурой, начинает восприниматься как неосвоенный лес, неприятный для каждого и требующий освоения.
Т.к. площади потеряли свою актуальность вследствие увеличение городов, постсоветская публичность в ее русскоязычной версии стала болтаться в социальных сетях и мессенджерах, где зачастую она становится формой интеллектуального + злобного досуга разной градации для лиц случайно сцепившихся по безынтересному обоим вопросу.
Есть ли замена пустому пространству площади сегодня, и есть ли возможность пробуждать ощущение современности в других местах?
Интернет-форумы являются новыми площадями коллективной политической чувственности, даже называются они интернетными площадями, если перевести понятие буквально. Они уже давно выполняют функции невозможные более для площадей классического типа, но высказавшийся там предпочитает остаться анонимным и покидать дискуссию по желанию, не принимать на себя гнев и боль сообщества, не находится в нем постоянно, а лишь периодически его учреждать необдуманными высказываниями о последних событиях. Следовательно речевое тормошение политики изредка позволяет сообществу случаться в связи с общей ненавистью к некоторому отдаленному объекту. Цифровые площади следует назвать неработающим заменителем, где вследствие анонимности высказывания, стремительности нечеткой дискуссии и т.п. -- токсичный скепсис становится базовой реакцией на любую инициативу.
Спасение публичности от растворения, видимо, можно увидеть в обозначенных ранее бесчисленных мелких идентичностях, сообщества которых будут достаточно малочисленны, чтобы площадь классической версии, пусть расположенная на чьей-то просторной кухне или в подвале – оказывалась способной к выполнению своей функции. Предположу, что акторами дальнейшей политики стоит полагать не народы\нации, а группы\множества умеренно-автономных сообществ, которые, в отличие от теперешних государств, могут иметь внятную, т.е. собственную заинтересованность.