Добрый Эх, продовольственная программа и Агриппа Неттесгеймский

Интересно, конечно, поговорить о довлатовских "оккультистах и метафизиках" 70-80-х, тем более что мы теперь можем антропологически изучать их способ мыслить мир, так как находимся и на огромной хронологической дистанции, и в абсолютно инаковой реальности капитализма без прошлого и будущего, как средневековый китаец по отношению к какому-нибудь племени мяо.

Достаточно хорошо известно, что для интеля этого периода реальность была перенасыщена знаками. От газеты Правда и до какой-нибудь постановки во Мхате - везде крылись бесконечно роящиеся намеки, которые указывали, предрекали, перетворяли повседневность. Это не придворная традиция чтения между строк в смысле XVIII века. Это скорее знаковая переусложненность в смысле картин какого-нибудь нидерландского художника века XV. Каждая картина является целым космосом, в рамках которого знаки, по Фуко, находятся между собой в отношениях подходящести, соперничества, аналогии, симпатии. Движение, например, планет в физике 15 века есть не набор математических законов, а скорее правильное отношение знаков, так, небесные сферы "подходят" друг к другу, Луна "в соперничестве" с Солнцем, небесный огонь "аналогичен" Солнцу, а элементы "симпатичны" Земле, в смысле обладают свойством стремиться к ней, и так далее.

Мозаика на советском учреждении, изображающая покорителей космоса, геометрические фигуры, цветы, змей не случайно напоминает гороскоп с миниатюр братьев Лимбургов. Это образ космоса, космоса антропоцентричного, в котором знак "человек" воздействует на планету, аналогичен змее и подходит к шлему космонавта. Было бы странно утверждать, что это понимание космоса как равновесия связей между знаками как-то следует из советского марксизма. Этот космос совершенно статичен и совершенно идеален, в том смысле, что в нем действуют идеи, простые знаки, которые связываются друг с другом некоторыми отношениями "валентности", а не атомы или кварки. Этот космос является местом укрытия от "материального мира" - от, буквально, материализма советского извода и до очереди за рыбными консервами. Переусложненность многообразных связей знаков, которую надо специально распутывать - это черта, скажем, позднесредневековой культуры, но также и любой культуры, которая внутри себя "длится навсегда". Мир как связь знаков, как сеть Индры, а не как место, где нечто происходит.

Сказав это, посмотрим, как воплощалась заколдовываемость мира знаками в советской мультипликации, скажем.

Сейчас довольно тяжело правильно воспринимать мультфильмы типа «Ух ты, говорящая рыба». Все их в детстве смотрели, все их воспринимали как жутко-веселую галлюцинацию. Но и миниатюру тех же Лимбургов и картину ван Эйка мы воспринимаем как - прежде всего - праздничное пиршество образов, а не как набор знаков. Между тем известно, что в условно неидеологических артефактах эпохи застоя огромное количество "актуальных намеков" и пасхалок. Достаточно вспомнить намек на Боинг 747 в "В синем море, в белой пене" того же самого Саакаянца.

Достаточно легко прочитать дядюшку Эха как пародию на Брежнева (говорящая рыба, форма, характерная морда). Это, безусловно, делалось. Однако, хотелось бы показать, что семиотический метод советской мультпликации не имел пародийной интенции и представлял собой совершенно серьезный аппарат вычитывания из некоего текста системы знаков (и Брежнев-Протей тут только пример одного из таких знаков).

Про что этот мультфильм?

Формально это экранизация армянской классической сказки Туманяна. Из-под земли возникает хтоническое чудовище, которое дает герою волшебный стол. При постукивании на столе материализуется еда, но ночью чудовище должно прийти задавать загадки - и рыба, которую отпустил герой, и которая появляется в виде юноши, запутывает чудовище, перекодируя весь мир - и чудовище отступает.

Разумеется, соблазнительно видеть тут христологический мотив и победу над обманщиком-диаволом. Христос, как мы знаем, обманул диавола, сойдя к людям как человек. Но это бы низвело мультфильм до уровня простой аллегории в духе барокко. Здесь же речь именно о том, что различные знаки - каковы заяц, блоха и пр. - составляют систему взаимных соответствий, так что заяц не просто символизирует, скажем, блоху, а он отпечатывается в ней.

Следует сделать некоторое отступление о духовных исканиях русской интеллигенции в годы брежневизма.

Было бы наивно говорить, что в мире материализма и истинной идеологии интеллигент искал бы Христа или утешения. То, что было его подлинной целью, заключалось скорее в полном соответствии материи, духов (как например "творчества", "поэзии" и подобного) и идей, то есть вечных и живых знаков, способных "сопрягаться" и "притягиваться" в силу своей имманентной природы. То есть мир интеллигента эпохи застоя был по существу своему магическим: Христа в нем не было, как не было, например, суверена или папы римского, или иной фигуры, существующей вне заданного порядка вещей и имеющей реальную власть его спутывать.

Но это и объясняет конкретно интерес Головина, Дугина и прочей московской богемы к оккультизму. Оккультизм не является неким мракобесием в балахонах. Напротив. Оккультная наука является рациональным методом классификации знаков, и власти классификатора над планами мироздания через установленную схему. Как говорит Агриппа:

По общему мнению платоников, все вещи, находящиеся в создателе мира, присутствуют в мире телесном с той лишь разницей, что здесь они существуют другим способом, а именно, следуя природе подчинения, принимающей влияние и отпечатки. Так из элементов состоят не только все вещи здесь внизу, но и сами небеса, звезды, духи, ангелы и сам Бог, который есть творец и создатель всех вещей.

Итак, знаки подходят друг к другу, противостоят друг другу (как жезл и вода) и связываются друг с другом симпатией:

Камни и металлы согласуются с травами, а травы с животными, а животные — с небесами; небеса — с духами (умами), а те с божественными свойствами и атрибутами Бога и с самим Богом, по сходству и подобию с которым сотворены все вещи.... Существует такая связь и постоянство в природе, что всякое высшее совершенство, распространяя свои лучи в определенной и непрерывной последовательности на все низшие вещи, растекается вплоть до последних и крайних, или проникает повсюду; так, что вещи низшие взаимно доходят до высших. Таким образом, вещи низшие имеют такую связь с высшими вещами, что влияния, исходящие от их Руководителя, как от первой причины, идут как по натянутой струне вплоть до последних оконечностей мира и проникают до самых глубин.

Речь идет о том, что в ренессансной эпистеме власть над знаками, связь всего мироздания с Богом и в Боге осуществляется через принцип симпатии. Орел хватает зайца, на зайце живет блоха и пр.

Подобным образом Головин, занимаясь реконструированием некоего мифического средневековья и находя его в Рабле или в Лотреамоне, говорит о науке нахождения симпатической связи всего со всем, ведущей к человеку:

Здоровье - здесь гармоническая аналогия центра и окружности, обусловленная тайными или явными связями человека со всем сущим, независимо от распределительной шкалы рацио. Наличие подобных связей порождает спонтанное, централизованное, активное, внимание, не теряющее своей свободы при встрече с притягательным объектом и не уходящее от объекта малоинтересного, опасного или безобразного.

Но достаточно цитат. Кажется интересным, что эти идеи герметической магии совпадают с пафосом кодирования всего мира (или например плановой экономики, от носков до помидоров) с помощью ЭВМ, составления списков знаков и предписывания симпатических процедур, которые привязывают сколько-то носков к скольки-то помидорам - не так как это происходит в товарной экономике, в которой существует универсальное мерило стоимости, в конечном итоге - имманентное "личности" и её "труду", а так, как это происходит в магии, в которой некоторая процедура обнаруживает, что носок в самом деле притягивает помидор, что эти знаки в мире идей обладают некоторым притяжением. Кажется интересным, что бесконечный духовный поиск и бесконечная богемность - которая сейчас вызывает некоторую брезгливость - не просто встречается с технооптимизмом эпохи возникновения IT, а они подразумевают общие эпистемологические принципы: мир как система знаков, материальных, духовных и интеллигибельных, соответствующих вещам, интерфейсу и переменным.

Вернемся к идее мультфильма, однако.

Откуда в нем появляется стол с бесконечным количеством колбасы, которого не было в исходной сказке Туманяна? Что - на уровне "намека", "аллегории" кодируется здесь, если дядюшка Эх это Брежнев, и если мультфильм выходит уже после его смерти?

Соблазнительно предположить, что речь идет о предсмертном обещании Брежнева, о Продовольственной программе. О том, чтобы на столе всегда была колбаса. Хорошо, коммунизм не построить к 80 году - ну так накормить к 90-му. Продовольственная программа, столик с колбасой и овощами, является реальной целью заколдовывания мироздания в мультике. Брежнев умирает, но "программа" остается у старичка со старухой. Она является волшебной (в самом бытовом понимании), но её герменевтика, расколдовывание мира знаков, является строго магической. Во всяком случае именно так интерпретировалась бы данная аллегория, если бы наш интель был последователен и за анекдотическими намеками видел бы некую более сложную систему.

В самом деле, возьмем следующую цепочку (или точнее серию) пар знаков, которая нам демонстрируется в мультфильме:

Космос-человек (симпатия),

Море-блоха (соперничество),

Орел-птенец (подходящесть),

Тень-город (аналогия),

Город-заяц (симпатия),

Заяц-тулуп (подходящесть),

...

Мы видим, что эта серия образов, являясь повторением одного и того же парадоксального вопроса (как малое вместилось в большое, стало большим), аналогичного вопросу "как Бог стал человеком", одновременно проходит через разные отношения знаков, перебирает их все, задает дифференциацию, в смысле Делеза, "одного и того же" для субъекта "тождества", для которого и внутри которого "тропы" или трикстерские вопросы.

Мы видим, что запутывание мира представляет собой перебор всех, в пределе, сочетаний этой серии (через "море-блоха которые космос-человек которые...") и пр. Это напоминает, например, древнеирландскую поэзию, интенцией которой тоже было семиотическое творение мира говорящим.

Какое же это отношение имеет к Продовольственной программе, то есть к констатации того очевидного факта, что Брежнев врет, или - синонимично - Брежнев мёртв?

Констатация этого очевидного факта есть результат акта некромантии. Акт некромантии здесь совершается методом перебора знаков, которые относятся к интеллегибельному (космос), духовному (орел или город) и материальному (тулуп) планам. Например, если мы возьмем пару "город-заяц" ("маленький заяц не может перебежать через большой город"), то мы получим, что в духовном смысле город (или град духовный) подвержен симпатическому влиянию этого самого маленького зайца (например потому что он смиренен). Итак, высшая интеллигибельность, Бог или космос - с которого начинается наша серия - разворачивается через разные формы соответствий "ангелов" или "планет" Агриппы "вещам". То есть формально - существует процедура, которая сопоставляет действию вещи некоторое изменение (заяц пробежал город, птенец стал орлом или наоборот). Набор этих процедур активируется во всех возможных комбинациях. Находится наконец "правильный алгоритм".

Результатом действия алгоритма является констатация некоего факта, фактичности, то есть того, что вне знакового поля (как например "обман" или "колбаса на столе"), некоторый опыт.

Вернемся к интеллигенции. Что она понимала под "духовным опытом"? Она понимала под ним некоторое мистическое, очевидное осознание ложности совка как такового, его иллюзорной сущности.

Созерцание, например, Гентского алтаря и расшифровка тех соответствий и символов, которыми он наполнен, должно было посредством этой чисто технической процедуры (Гентский алтарь или миниатюры Лимбургов, так сказать, супер-конкретны, вещи на них вещны) - привести к опыту преклонения перед трансцендентным. Человек должен заплакать от осознания своей конечности, а наш интеллигент - от осознания иллюзорности советской власти.

Данная практика была ритуальной, она четко кодифицировалась, существуют целые пособия по ней (например, "Москва-Петушки"). Человек безусловно конечен и двигается к своей смерти. Советская власть с её символами есть лишь результат незнания верного кода, который выдает false. Формат "детского мультфильма", который как бы травестирует Брежнева и его Продовольственную программу, представляет собой нечто вроде представления, миракля или кукольного театра об осознании смертности. Во вполне средневековом духе знаки, составляющие замкнутую эпистему, внутри этого миракля "оживают", чтобы произвести определенный катарсис.

Как и в средневековой культуре, "детское" является не отдельной сферой потребления и производства, а является местом педагогики по преимуществу. У большинства из ныне живущих советское детство. Это означает, что они подверглись определенному научению в осознании конечности, по существу магическому. Что напоминает нам известную песню Аллы Пугачевой.

Но осталось ответить на вопрос, что же означает бесконечно изменчивая сущность дядюшки-Брежнева?

Можно было бы предположить что это - неконтролируемое превращение, дурное смешение, ложь, которая ведет к физическому распаду и смерти. Но возможно, однако, и другое толкование. И это толкование будет более уместным, если вспомнить сказанное о статичности застойного мира (и следовательно о невозможности в нем такой вещи как смерть, окончательный переход из количества в качество). Брежнев возносится к звездам в апофеозе. Речь Брежнева (и вульгарное обещание колбасы) раскрывается как ложная, да. Но сам Брежнев совершает ряд трансмутаций и становится бессмертным.

То есть речь идет о великом делании, как о практике, которая стоит за эпистемическим расколдовыванием мира.

Итак, миракль говорит не о спасении Христом-рыбой от диавола-обманщика, а о совершении гадания и о великом делании как о взаимосвязанных магических процессах.

Было бы слишком долго дешифровывать стадии этого великого делания или превращения различных веществ в реторте. Достаточно привести только один пример. Превращение (алхимического) тигра в (алхимического) змея - это безусловно символ, указывающий на практику, которая не является простым отношением знаков, а является инструкцией, приложенной к некоему Реальному, ср. Луллий:

Возьми этого Черного Дракона, разотри его на камне, прикоснись раскаленным углем. Он воспламенится — воспроизведешь Зеленого Льва. Пусть он съест собственный хвост. Снова перегоняй — получишь жгучую воду и человеческую кровь — это и есть эликсир.

Алхимия является по существу искусством (как оккультизм является по существу точной наукой). Поэтому бессмертие (например Брежнева, или вообще мистического тела Партии - на что указывает скажем сталинская трубка в мультфильме) обеспечивается практической творческой деятельностью - предполагается, демонической, но скорее в античном смысле: требующей некоего внушения, которое запускает энергию превращения, а не перебора соответствий. Эта идея является отрицанием материализма в том смысле, что материализм подразумевает "стремление всего к нехватке", а не "витальную силу" или "квантового демона".

Следует здесь подчеркнуть, что мы не говорим о том, что "хотел сказать" Саакаянц. Это было бы просто глупо. Мы пытаемся реконструировать существенно позднесредневековый и оккультный способ чтения мультфильма (этот способ допустим в отношении песен Pink Floyd или любого другого герметического артефакта эпох), характерный для периода.

Этот способ заключается в представлении "великой науки" как космического миракля, в котором кодирование знаков осуществляет эффект, катарсис, при этом подразумевается, что актер или маг, стоящий за этим эффектом, демоническая фигура (вспомним, что 15 век, век появления оккультной науки как науки, это также век демонологии) одержим, и в этом загадка и секрет "совка".

Теперь мы можем с полной уверенностью читать например такие приметы эпохи, как "час волка" (когда на часах театра кукол Образцова появлялся игрушечный волк, начинали продавать алкоголь).

Оккультисты, метафизики, рерихианцы и прочая ищущая богема из текстов Довлатова и Ерофеева не просто занималась эскапизмом. На самом деле ими была выстроена сложная и рациональная эпистемологическая система, которая позволяла вычитывать из советских артефактов метод, позволяющий достичь власти над природой и Богом, подобно например каббалистическому толкованию Торы. В реальности капитализма, то есть в реальности нивелирования любой герменевтики и всеобщего сведения каждого артефакта или текста к стоимости и механическим взаимодействиям на рынке отчужденных "контрагентов", этот метод действительно кажется хиромантией. В их реальности это была альтернативная рациональность, причем альтернативная любой социальной сфере сразу, от блата и до очереди. То есть совершенно нейтральная табличка, например, "мяса нет" может быть полностью - как мы показали - развернута через потоки знаков до процедуры описания целого мира.

Это явление, которое изнутри неолиберального капитализма кажется безумием или варварством, должно быть описано во всей полноте антропологически. Не следует забывать, что с точки зрения варваров конфуцианцы-капиталисты являются просто цивилами.

И именно с этим связана брезгливость по отношению к (китайским же) смартфонам: для тех кто владеет наукой соответствий технические агрегаторы напоминают мастурбацию.